Читаем без скачивания Быстрее империй (СИ) - Фомичев Сергей

Я коротко рассказал, как смог устроиться в этом мире, но утаил подлинные причины коммерческого успеха, объяснив его продвинутой логистикой. Тропинин так же коротко пересказал события тех лет, которые прошли с момента моего исчезновения. Ничего такого, что могло бы вызвать интерес, тем более восхищение в родном времени не произошло. Что-то конечно строилось, что-то взрывалось, выпускались новые книги и фильмы, становились быстрее компьютеры и тяжелее программы для них, но никаких революций в технике или науке, тем более революций социальных, никаких глобальных войн, ничего способного потрясти воображение не случилось. Марс тоже оставался безлюдным и безъяблочным, хотя в этом направлении уже вырисовывались некоторые подвижки. Но, что интересно, Тропинин говорить о них не хотел. Что-то там было не так, с подвижками. Что-то не отвечало его представлениям о величии собственной страны.

Так что с прошлым, которое будущее, мы покончили быстро, а вот разговоры о планах всякий раз упирались в разницу мировоззрений. Наученные горьким опытом первого контакта, мы старались обходить скользкие темы. Но не так-то это оказалось и просто — в политике, куда ни ступи, всё слизью покрыто.

Что меня удивляло, так это приверженность Тропинина монархии. Покидая рвущуюся к свободе страну, пусть рвущуюся не без рвоты, пусть воспринимающую перемены как неизбежное зло, я и не подозревал, что дело кончится таким атавизмом. Но факт остаётся фактом. Молодой человек, познавший Интернет, мобильный телефон и систему глобального позиционирования, с горячностью неофита убеждал меня в потребности для соотечественников монархической системы. Причем не какой-нибудь формальной, ограниченной конституцией и парламентом, как в Великобритании или Швеции, но самодержавной, абсолютистской, какая только и произрастала в России; какая, собственно говоря, цвела пышным цветом как раз в той эпохе, в которую мы угодили.

— Но это же дичь! — восклицал я.

И тут же приглушал звук, потому что некоторые темы было опасно обсуждать даже с помощью метафор.

— Такая огромная страна как Россия может управляться только одним человеком, — твердил Лёшка. — Это аксиома.

— Дичь это, а не аксиома! — возражал я. — Кто-то бросил дурацкий тезис, желая обосновать собственные претензии, а остальные подхватили, не подумав как следует. Что значит, управлять одному человеку? Он, что, сам будет за всем присматривать, сам вникать в каждую мелочь? Каждый кабак проверять станет на предмет лицензии или недолива, каждый кусок земли промерять? Споры решать, цены устанавливать? И всё сам? Ничего подобного! Он переложит дела на чиновников или феодалов. В первом случае ты получишь коррупцию, во втором — рабство. И вот парадокс: всякий верит в доброго царя, в доброго же чиновника или феодала не верит никто.

Наши споры прервал поднявшийся на крышу Окунев. Шкипер бросил хмурый взгляд на Тропинина и присел на настил.

— Вода-то все теплее становится, — сообщил он после некоторого молчания.

В обще-то вода была холодная, хоть и не ледяная. И вряд ли будет сильно теплее даже в разгар лета. Но не расстраивать же людей таким пустяком?

— Мы же на юг идем! — улыбнулся я. — Вода и должна быть теплее. Хотя, конечно, здесь широта Охотска, но, берег-то американский! А вы не верили мне!

— Не в том дело, — по-прежнему хмуро заметил капитан. — Где вода теплая, червь злее. Проточит нам обшивку, что будем делать?

Здесь «на северах» корабли практически не смолили. С одной стороны, не хотелось возиться, да и смолы из местных деревьев получалось не ахти сколько. А с другой стороны, и надобности особой не возникало. Холодная вода защищала корпуса от моллюсков гораздо надежнее. Но с продвижением к югу климат менялся, а тёплые течения кишели различной живностью, в том числе и вредоносной. Возле Ванкувера, допустим, особой опасности нет, но дальше у Калифорнии, наши кораблики наверняка покажутся обитателям моря сладкими пирожками.

— Быстро не проточит, — сказал я. — А потом заменим. Лес здесь знатный, ты уж поверь. А то и смолой разживемся и дегтя нагоним.

— Как скажешь, — буркнул Окунев и, бросив ещё один хмурый взгляд на Лёшку, удалился.

Подкинув мысль с обходом тлинкитов, Тропинин отыграл у меня очко, и это благоприятно сказалось на наших отношениях. Парень стал раскован, общителен. Иногда к неудовольствию старых товарищей даже пытался вмешиваться в дела. И не всегда безуспешно. Своими патриотическими заморочками он привнёс в мои планы необходимую стратегию. Придал им, как он выразился, «геополитическое оформление». Если я раньше хотел просто опередить испанцев, англичан и их отбившиеся колонии, пробежаться как бэттер по базам, сделать своего рода трипл, то Лёшка выдвинул иную концепцию. Суть её заключалась в том, чтобы вовсе изолировать конкурентов от Тихоокеанского побережья.

— Выигрыш гонки сам по себе не даст нужного результата, — убеждал Тропинин. — Что с того, что ты придёшь первым и застолбишь участок? Толпа переселенцев рано ли поздно захлестнёт твои жалкие городки. Нам всё одно не удастся перебросить в Америку миллионы людей. А вот если перекрыть американцам и англичанам выходы к океану, то поток можно будет замедлить.

По случаю небольшого теплого дождика мы засели в казёнке. Тусклый свет из оконца освещал стол, на котором были разложены карты.

— Как бы не так, — возражал я. — Когда в Калифорнии запахло золотом, туда народ быстренько набежал. Ни пустыни их не задержали, ни индейцы, ни мормоны.

— Да, но для начала им приходилось огибать Горн или пробираться длинной дорогой через Орегон. Вокруг двух Америк много не наплаваешься, а Орегонскую дорогу нужно просто вовремя запечатать. В любом случае надо стремиться достигнуть естественных границ. Скалистые горы, пустыни Большого бассейна и есть такие границы.

— Естественные границы дело такое… — ворчал я и шуршал картами. — Они до поры естественные. А потом какой-нибудь сосед заявит о не менее естественном своём праве на выход к океану. А потом о праве иметь незамерзающую гавань, или праве на покровительство единородцам или единоверцам. Таких причин можно выдумать сколько угодно, но все они будут декорацией единственного естественного права — права сильного.

Я попытался определить наше местоположение, но не преуспел. Широту Окунев брал с большим допуском, а по линии берега невозможно оказалось отделить одну землю от другой. Мы были где-то в районе островов Королевы Шарлотты или возможно ещё не прошли остров Принца Уэльского. Была опасность наткнутся носом на скалы, потому что обе земли сильно выдавались в океан.

— Но я согласен с тобой, — добавил я, после раздумий. — Нам требуются удобные границы. Удобные для удержания и для постановки задачи. Наметить правильную цель — половина успеха.

Цель уже вырисовывалась передо мной. И её очертания совсем не напоминали труднодоступные скалы и безводные пустыни. Чем больше я думал о Ванкувере, тем больше нравился мне этот остров. Я уже всерьёз подумывал, чтобы и столицу «моей Америки» основать именно там. Остров велик. Его протяжённость четыре с лишним сотни вёрст. Простора вполне хватило бы для размещения средней руки государства. Не случайно англичане в моем времени обустроили его на свой лад, точно создавая копию Британии на противоположном конце света. Вот где можно по-настоящему развернуться!

Видимо я вообще свалял дурака, отправляясь по традиционному пути завоеваний. Следовало, наверное, отправиться на Ванкувер прямо из Охотска. Семь тысяч вёрст, от силы два месяца плавания — и мы в самом сердце Америки. Переход сложный, зато единственный. А северные просторы никуда бы не делись. Промышленники добрались бы до них и без моего участия.

— Почему бы в таком случае сразу не пойти в Калифорнию? — вопрошал Тропинин. — Мы бы застолбили южную границу, а затем понемногу двигались бы навстречу зверобоям.

Почему бы? Я мог назвать тысячу причин. И первая из них заключается в том, что планирование по карте до добра не доводит. Карты обманчивы, они скрывают реальные расстояния и масштабы.