Читаем без скачивания Как готовили предателей. Начальник политической контрразведки свидетельствует... - Филипп Бобков

Правда, общеизвестно еще одно изречение, которое Черчилль сделал в разговоре с секретарем при подготовке этого доклада: «У меня только одна цель — разбить Гитлера. Если бы Гитлер вторгся в ад, то я нашел бы, как защитить дьявола в палате общин». Вряд ли сговорившись с Черчиллем на этот счет, практически точно так же выражается Франклин Рузвельт в разговоре с лордом Галифаксом. «Гитлер,— сказал он,— сделал свою первую большую ошибку, теперь у демократий появилось время вооружиться. Если Красная Армия, продержится до октября, то зима вынудит немцев отложить решающие операции до весны, и в этом случае их победа будет проблематична, более того, резко увеличится шанс германского поражения. А чтобы этого добиться, я пожму руку самому дьяволу»…

Чего только не скажешь в полемическом выступлении, и что, казалось бы, на эти вещи обращать внимание, если бы не сам ход истории, показавший нам, что так, как защищали нас наши союзники, защищают именно «дьявола». Спасаясь от настоящего дьявола фашизма, напрямую угрожающего им, они заключили в своем представлении союз с другим «дьяволом».

Тогда объяснимы все необъяснимые при простой логике проволочки с помощью союзников — три года советские войска бились с гитлеровскими фашистами, по сути, один на один. Сталин как Верховный Главнокомандующий особенно тяжело переживал Киевскую катастрофу — в результате сражения за столицу советской Украины наши потери составили около 700 тысяч человек убитыми и пленными. Юго-Западный фронт первого формирования прекратил свое существование. После этого Сталин обращается 3 сентября к Черчиллю (сказал же тот: «Мы окажем любую возможную помощь России») с личным посланием — просьбой открыть военные действия «….на Балканах или во Франции, что отвлекло бы 30–40 германских дивизий с Восточного фронта». А 13 сентября он просит англичан «высадить 25–30 дивизий в Архангельске или в южной части Советского Союза через Иран для военного сотрудничества с советскими войсками подобно тому, как это делалось в последней войне во Франции». Американским войскам Сталин предлагает занять любой сектор на советском фронте под их же командованием. Но ни в 1941-м, ни, как известно, в 1942-м, когда было уже зафиксировано согласие на открытие второго фронта, помощи в военных действиях не последовало. Позже Черчилль, писал о том, что они и не думали открывать второй фронт в эти сроки, они сделали это, просто «чтобы ввести в заблуждение противника». Но они ввели в заблуждение, прежде всего, нас, рассчитывавших на их помощь. Отсутствие ее на протяжении самого тяжелого трехлетнего периода войны показывали очевидность чудовищно циничных намерений: советские войска, завоевывая общую для всего мира победу над фашизмом, в конце концов, измотаются, обескровятся и ослабнут, истощатся. Вот тогда-то они и выйдут на сцену и завоюют победу над фашизмом.

Вышло иначе. В 1944 году стало ясно всему миру: ситуация переломлена, советские войска уверенно побеждают, они способны самостоятельно завершить разгром фашистских войск в Европе. Вот тогда-то и состоялась спешная высадка войск союзников в Нормандии, произошло реальное открытие второго фронта. Соотношение мало изменилось и после высадки: 10 июня, уже на 4-й день после открытия этого долгожданного второго фронта, развернули наступления войска Ленинградского и Карельского фронтов. А через две недели началась операция «Багратион» в Белоруссии и боевые действия 2-го Прибалтийского фронта. Наступательный прорыв советских армий позволил им продвинуться к границам рейха навстречу союзникам на 500–600км. Тяжелые бои на юге закончились взятием Будапешта. А продолжавшееся наступление советских войск на Вену создало непосредственную угрозу Австрии и южной Германии.

Войска же союзников, встретив серьезное сопротивление немцев, оказались в трудном положении. Они потеряли всякую инициативу в Арденнах, о чем свидетельствует обращение бянваря 1945 года Черчилля к Сталину: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете, по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января». 7 января Сталин сообщил Черчиллю о решении Ставки Верховного Главнокомандующего: открыть широкие наступательные действия по всему Центральному фронту не позже второй половины января. Но оно началось раньше намеченного срока — уже 12 января. В результате немцы прекратили наступление против союзных войск в Арденнах и Вогезах и отошли на исходные позиции, сняв с Западного фронта и перебросив на Восточный 6-ю танковую дивизию СС, а затем и еще 16 дивизий.

Этого нельзя изъять из летописи победы над фашизмом.

Всей своей сутью эта война отличалась от большинства войн, пережитых человечеством. Советский народ не только отстоял независимость своего государства, не допустил фашистского рабства, но наша Победа спасла от гибели и народы многих стран мира.

Другое дело — то, что участие армии СССР в войне с гитлеровской Германией Запад пытается прятать до сих пор! Тяжело им признать, что великую Победу одержала страна социализма. Но прятать свою память — это одно, а стирать память потомков настоящих победителей — другое. На Западе началось тиражирование мнения о том, что войну породила агрессивность СССР, что это именно наша страна была угрозой миру, и что это в итоге и вынудило Гитлера двинуть войска на восток.

Эта тема была внесена и в нашу страну, но только через 50 лет после Победы над фашизмом. Как раз к этому славному юбилею популярные в то время наши историки начали особенно активно твердить о необходимости сказать о войне всю якобы правду, дать «новое прочтение» событий 1941–1945 годов. «Новизной» служили ссылки на некие черновые записи руководителей Генштаба Красной Армии, которые предусматривали планы агрессии. Говорилось, что эти планы были замаскированы необходимостью превентивного удара в целях предупреждения нападения Германии на СССР. Но любой генштаб может и должен разрабатывать самые разные сценарии боевых действий. Окончательное же решение принимают политики.

Эта тема то иссякает на «исторической площадке», то, видоизменившись, заново реанимируется. Теперь в Россию с Запада идет усиленное внедрение понятия о том, что существует знак равенства между коммунизмом и нацизмом, Сталиным и Гитлером. Это подхватывают некоторые не слишком образованные наши сограждане, но даже западные политологи лет 20 назад ужаснулись бы таким сравнениям. Хорошей отповедью этой теме послужила книга историка Наталии Нарочницкой, изданная во Франции под названием: «Что осталось от нашей победы?» (в России она вышла под названием «За что и с кем мы воевали»). В одном из интервью, посвященном этой теме, автор говорит о невозможности сравнивать нацизм с коммунизмом, потому что «эти доктрины всегда считались и в науке, и в политике полными антиподами. Сегодня на Западе и, увы, в некоторых ультралиберальных кругах нашего общества уже открыто говорят, что Россия — родина еще худшего монстра — «сталинского СССР», фашизм, мол, был ответом… Все это не выдерживает никакой критики и сопоставления как теорий марксизма и нацизма, так и фактов. Такое сопоставление с философским анализом доктрин, историческим анализом фактов внешней политики держав я и сделала в своей книге на документах. Она вызвала большой переполох…».

Автор говорит о переполохе, который вызвала ее книга во Франции, а это уже 2008 год! Французы на книгу Нарочницкой реагируют сегодня разнообразно, кто-то говорит «спасибо, за то, что открыли нам глаза», а кто-то обвиняет автора, и как рассказывает она в том же интервью: «Пока меня обвинили в национализме, который заключается в защите «сталинского наследия» — так теперь они именуют договоры в Ялте и Потсдаме, подписанные главами СССР, Великобритании и США. Договоры, без которых не было бы их «демократии», и быть им свинопасами и горничными у «сверхчеловеков»… Однако я и в книге, и в полемике задаю своим западным оппонентам очень для них неудобный, «неполиткорректный» вопрос: почему они Сталина пытаются превратить в демона всех времен и народов, но никогда не делали таковым Кромвеля, залившего кровью Англию, или своего Робеспьера, например,— родоначальника термина «революционный террор»? Ведь по количеству крови на душу населения никто не превзошел французских революционеров. Смущаются и немедленно пытаются повернуть дискуссию в другую плоскость…»

Ничего не меняется, идеологический принцип остается прежним и в Европе, и в Америке — если уж не удается замолчать участие СССР в победе над фашизмом, так надо извратить это участие, замазать грязью нашу память, наши нравственные опоры. И самое удивительное в том, что в самой России до сих пор можно услышать разговоры о том, что лучше бы советские воины не сопротивлялись Гитлеру,— тогда немцы принесли бы нам более достойную жизнь, подняли бы нам экономику, культуру и жили бы мы в европейской цивилизации. Как тут не вспомнить монолог Смердякова из произведения Достоевского «Братья Карамазовы»: «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого…