Читаем без скачивания Стихотворения (1809-1821) - Константин Батюшков

Презрел высокий гимн бессмертного Омира

И пальму первенства сопернику вручил.

Счастливый Гезиод в награду получил

За песни, мирною Каменой вдохновенны,

Сосуды сребряны, треножник позлащенный

И черного овна, красу веселых стад.

За ним, пред ним сыны ахейские, как волны,

На край ристалища обширного спешат,

Где победитель сам, благоговенья полный,

При возлияниях, овна младую кровь

Довременно богам подземным посвящает,

И Музам светлые сосуды предлагает,

Как дар, усердный дар певца, за их любовь.

До самой старости преследуемый роком,

Но духом царь, не раб разгневанной судьбы,

Омир скрывается от суетной толпы,

Снедая грусть свою в молчании глубоком.

Рожденный в Самосе убогий сирота

Слепца из края в край, как сын усердный, водит,

Он с ним пристанища в Элладе не находит;

И где найдут его талант и нищета?

Конец 1816 - январь 1817.

ПРИМЕЧАНИЕ К ЭЛЕГИИ "ГЕЗИОД И ОМИР"

Эта элегия переведена из Мильвуа, одного из лучших французских стихотворцев нашего времени. Он скончался в прошлом годе, в цветущей молодости. Французские музы долго будут оплакивать преждевременную его кончину: истинные таланты ныне редки в отечестве Расина.

Многие писатели утверждали, что Омир и Гезиод были современники; некоторые сомневаются, а иные совершенно оспоривают вто предположение. Отец Гезиодов, как видно из поэмы "Труды и дни", жил в Кумах, откуда он перешел в Аскрею, город в Беотии, у подошвы горы Геликона: там родился Гезиод. Музы, говорит он в начале "Феогонии", нашли его на Геликоне и обрекли себе. Он сам упоминает о победе своей в песнопении. Архидамий, царь Эвбейский, умирая завещал, чтобы в день смерти его, ежегодно, совершались погребальные игры. Дети исполнили завещание родителя и Гезиод был победителем в песнопении. Плутарх в сочинении своем "Пир Семи Мудрецов" заставляет рассказывать Периандра о состязании Омира с Гезиодом. Последний остался победителем, и, в знак благодарности музам, посвятил им треножник, полученный в награду. Жрица Дельфийская предвещала Гезиоду кончину его; предвещание сбылось. Молодые люди, полагая, что Гезиод соблазнил сестру их, убили его на берегах Эвбеи, посвященных Юпитеру НеМейскому.

Кажется, не нужно говорить об Омире. Кто не знает - что первый в мире Поэт был слеп и нищий? Нам Музы дорого таланты продают!

К ДРУГУ

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?

Где постоянно жизни счастье?

Мы область призраков обманчивых прошли;

Мы пили чашу сладострастья:

Но где минутный шум веселья и пиров,

В вине потопленные чаши?

Где мудрость светская сияющих умов?

Где твой Фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез

И место поросло крапивой,

Но я узнал его: я сердца дань принес

На прах его красноречивой.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской

И яркий Веспер засияет

На темном севере, - твой друг, в тиши ночной,

В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель олтарей

Богини неги и прохлады,

От пресыщения, от пламенных страстей

Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? я здесь, на пепле храмин сих,

Венок веселия слагаю

И часто в горести, в волненье чувств моих

Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам;

Все дни утратами считаем;

На крыльях радости летим к своим друзьям,

И что ж? их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,

Сияла Лила красотою?

Благие небеса, казалось, дали ей

Все счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,

Любви и очи и ланиты;

.Чело открытое одной из важных муз

И прелесть - девственной хариты.

Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров,

Ее беседой наслаждался

И в тихой радости, как путник средь песков,

Прелестным цветом любовался.

Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!

Она, в страданиях, почила

И с миром, в страшный час, прощаясь навсегда...

На друге взор остановила.

Но дружба, может быть, ее забыла ты!..

Веселье слезы осушило;

И тень чистейшую - дыханье клеветы

На лоне мира возмутило.

Так все здесь суетно в обители сует!

Приязнь и дружество непрочно!

Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?

Что вечно чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков

И Клии мрачные скрижали,

Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:

Они безмолвны пребывали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,

Как в вихре тонкий прах летает,

Как судно без руля стремится по волнам

И вечно пристани не знает,

Так ум мой посреди сомнений погибал.

Все жизни прелести затмились;

Мой гений в горести светильник погашал,

И музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей...

И мрак исчез, прозрели вежды:

И вера пролила спасительный елей

В лампаду чистую надежды.

Ко гробу путь мой весь, как солнцем, озарен;

Ногой надежною ступаю;

И, с ризы странника свергая прах и тлен,

В мир лучший духом возлетаю.

1815

МЕЧТА

Подруга нежных муз, посланница небес,

Источник сладких дум и сердцу милых слез,

Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?

Где тот счастливый край, та мирная пустыня,

К которым ты стремишь таинственный полет?

Иль дебри любишь ты, сих грозных скал хребет,

Где ветр порывистый и бури шум внимаешь?

Иль в Муромских лесах задумчиво блуждаешь,

Когда на западе зари мерцает луч

И хладная луна выходит из-за туч?

Или, влекомая чудесным обаяньем

В места, где дышит все любви очарованьем,

Под тенью яворов ты бродишь по холмам,

Студеной пеною Воклюза орошенным?

Явись, богиня, мне, и с трепетом священным

Коснуся я струнам,

Тобой одушевленным!

Явися! ждет тебя задумчивый пиит,

В безмолвии ночном сидящий у лампады;

Явись и дай вкусить сердечныя отрады.

Любимца твоего, любимца Аонид,

И горесть сладостна бывает:

Он в горести - мечтает.

То вдруг он пренесен во Сельмские леса,

Где ветр шумит, ревет гроза,

Где тень Оскарова, одетая туманом,

По небу стелется над пенным океаном;

То с чашей радости в руках

Он с бардами поет: и месяц в облаках,

И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает,

И эхо по горам песнь звучну повторяет.

Или в полночный час

Он слышит Скальдов глас,

Прерывистый и томный.

Зрит: юноши безмолвны,

Склоняся на щиты, стоят кругом костров,

Зажженных в поле брани;

И древний царь певцов

Простер на арфу длани.

Могилу указав, где вождь героев спит,

- "Чья тень, чья тень, - гласит

В священном исступленье,

Там с девами плывет в туманных облаках?

Се ты, младый Иснель, иноплеменных страх,

Днесь падший на сраженье!

Мир, мир тебе, герой!

Твоей секирою стальной

Пришельцы гордые разбиты!

Но сам ты пал на грудах тел,

Пал, витязь знаменитый,

Под тучей вражьих стрел!..

Ты пал! И над тобой посланницы небесны,

Валкирии прелестны,

На белых, как снега Биармии, конях,

С златыми копьями в руках,

В безмолвии спустились!

Коснулись до зениц копьем своим, и вновь

Глаза твои открылись!

Течет по жилам кровь

Чистейшего эфира;

И ты, бесплотный дух,

В страны безвестны мира

Летишь стрелой... и вдруг

Открылись пред тобой те радужны чертоги,

Где уготовали для сонма храбрых боги

Любовь и вечный пир.

При шуме горних вод и тихоструйных лир,

Среди полян и свежих сеней,

Ты будешь поражать там скачущих еленей

И златорогих серн".

Склонясь на злачный дерн

С дружиною младою,

Там снова с арфой золотою

В восторге Скальд поет

О славе древних лет;

Поет, и храбрых очи,

Как звезды тихой ночи,

Утехою блестят.

Но вечер притекает,

Час неги и прохлад,

Глас Скальда замолкает.

Замолк - и храбрых сонм

Идет в Оденов дом,

Где дочери Веристы,

Власы свои душисты

Раскинув по плечам,

Прелестницы младые,

Всегда полунагие,

На пиршествах гостям

Обильны яствы носят

И пить умильно просят

Из чаши сладкий мед.

Так древний Скальд поет,

Лесов и дебрей сын угрюмый:

Он счастлив, погрузясь о счастье в сладки думы!

О сладкая Мечта! О неба дар благой!

Средь дебрей каменных, средь ужасов природы,

Где плещут о скалы Ботнические воды,

В краях изгнанников... я счастлив был тобой.