Читаем без скачивания Время Красной Струны - Window Dark

Радуясь первому полноценному попаданию, Пашка позабыл, что должен следить за дорогой. Расплата последовала незамедлительно. Сначала фотограф запнулся об узловатый корень и чуть не упустил камеру из рук. А когда равновесие чудом удалось удержать, просека была пуста. То ли гном свернул в лес, то ли невероятно ускорился. В общем, сбежать ему удалось.

Пашка огляделся. Справа неласково топорщились обломки еловых лап. Слева сквозь череду берёзок и осин темнели дощатые стены лагерных складов. Если бы не гном, расстроился бы Пашка до невозможности. Тайна загадочного пролома раскрылась. Кто ломился сквозь чащу? Да весь лагерь ломился! Сам Пашка в густой толпе шагал сюда сегодня утром, чтобы пялиться, как поднимают третий флаг.

А вот и сам флагшток. На хлопающее знамя Пашка и не взглянул. Утром насмотрелся. А вот земля его заинтересовала. Странная была землица возле флагштока. Если чуть поодаль вовсю буйствовала трава, лопухи и фиолетовые головки разросшегося репейника, то почва вокруг серебряного столба иссохла, словно пустыня. Пашка безуспешно поковырял носком серую потрескавшуюся землю, потом нагнулся, поднатужился и оторвал кусочек. Колючий камешек напоминал ошмёток бетона.

Флагшток даже с потрескавшейся землёй на сенсацию не тянул. Пашка грустно осмотрелся по сторонам. Метрах в пятидесяти из осинника виднелась верхушка ещё одного флагштока. Туда и сворачивала дорога, протоптанная утром двумястами пар ног. Пашка вспомнил, как радовался, что после третьего подъёма не пришлось тащиться далеко. Шмыгнув носом, фотограф приготовился возвращаться не солоно хлебавши. Но тут не желающий мириться с поражением взгляд ухватил узенькую тропинку.

Скрытый травами ход вилял между непотревоженного осинника, а потом сворачивал влево. Туда Пашка и подался, на всякий случай, выставив фотоаппарат перед собой.

И тут ему в лицо бросилось что-то тёмное и стремительное. Перепуганный Пашка рывком спрыгнул в заросли высокой травы, успев нажать на кнопку. Потом он почти бесшумно прополз среди пахучих стеблей иван-чая и нырнул под развесистую ель, удобно приземлившись на груду сухой хвои.

«Получилось или нет?» — трепетало сердечко. Душе отчаянно хотелось, что снимок вышел на все сто. А на матовой поверхности уже начали проявляться первые контуры. «Летучая мышь», — хотел разочаровано выдохнуть фотограф. Но дыхание крепко перехватило. На перепончатых крыльях парил скелет с хищно раскрытым клювом уродливой каплеобразной головы.

Глава 9

«Красная…»

Хорошо лежать на холме и смотреть в небо. Смотреть до бесконечности, если оно нежно-голубое, или ало-закатное, или розово-рассветное. Никогда не наскучит смотреть на небо. Особенно, если по нему плывут облака.

Инна придумывала облакам сказки. Ей казалось, если она успеет, то облака, о которых успеет сложиться сказка, не рассеются за горизонтом, а уплывут в странную страну, сотканную из мыслей, желаний и фантазий, которые приходили в голову хотя бы одному человеку. А по пути в дивную страну облака проплывут над всем миром, сосчитают шпили над Прагой, застынут на мгновение, восхитившись ярким ковром Брюссельской Площади Цветов, погладят краешком своих шлейфов Эйфелеву башню, коснутся египетских пирамид. Их обгонит солнце и напоследок раскрасит в багряные тона. А они в тот миг будут скользить над африканскими джунглями, и какая-нибудь чернокожая девчушка с блестящими глазами придумает свою сказку и подарит облакам ещё несколько часов, чтобы они всё-таки успели добраться до сказочной страны, где сами обернутся мечтами или желаниями.

Вот бы оседлать облако и отправиться по волнам ветра. Тогда бы Инна смогла увидеть всё сама. Прищурившись, она выбирала себе подходящее облачко. Огромное, похожее на лошадиную голову с огромной пастью, Инне не понравилось. А вот следующее, напоминавшее четырёхгорбого верблюда, вполне бы её устроило. Словно испугавшись, жёлтый верблюд запнулся, скомкался и распался на три куска. Самый большой из них быстро обретал черты скрюченного гномика с лопатой за спиной. Борода озорно выгибалась вверх, а потом оторвалась и растаяла.

Над Инной распласталось длинное и широкое облако, похожее на ковёр-самолёт с пушистой бахромой. Вот бы и в самом деле придумали такие облака, на которые можно вскочить и лететь, лететь, лететь. Но Инна не летала даже на самолёте и о полётах знала только из фильмов, где банды угрюмых террористов открывали стрельбу в салоне, а какой-нибудь весёлый негр всегда успевал сбежать куда-нибудь на другие этажи.

Интересно, а сколько этажей в самолётах? А летают ли крылатые многоэтажки? И есть ли в них лифты? Перед глазами встали две исцарапанные створки, на правой из которых чернела надпись. После многочисленных подтирок и подчисток буквы образовывали извечное «НЕ ОЛЕГ 4-Х ЕЛ.» Когда кабинка исчезла, Инна увидела, что ковёр порядком порастрепался. Один из его углов вытянулся длинным хвостом, и облако незаметно преобразилось во флаг. Теневые холмы медленно скользили по желтизне, собираясь в изогнутые иероглифы и снова распадаясь на отдельные чёрточки. Небеса словно сигналили Инне: «Прочти нас! Прочти и пойми!»

А что, если семь новых флагов несут в себе скрытое послание?

Дыхание застыло, потом воздух шумно вырвался на свободу. Какие только мысли не придут в голову, когда нечего делать. Вернее, когда есть сотни разных дел, но ничего не хочется. Ведь петь и рисовать Инна не умеет. А читать — значит смотреть вниз. Но сейчас, как никогда, хочется запрокинуть голову и любоваться величаво плывущими по небу жёлтыми гигантами. И крохотными лоскутками, проворно играющими в догонялки между своих старших братьев. Смотреть и не думать ни о чём.

Но ни о чём думать уже не получалось. Коварное облако, на несколько минут обернувшееся флагом, давно забыло о своей минутной прихоти. А Инна не могла. То один, то другой флаг из странной семёрки вспоминался, оживал и реял на фоне вечернего неба, словно облако, побывавшее в сказочной стране и вернувшееся обратно. Уже не облаком. Уже чем-то непонятным и необъяснимым.

«Не можешь понять — догадайся». Словно она очутилась в школе и смотрела в дневник, где злым лебедем выгнулась двойка по математике. А рядом подсмеивалась Светка, у которой никогда не было двоек, хоть она и не смыслила в математике. «Не понимаю, — всхлипы грозили перейти в рыдания. — Ничегошеньки не понимаю в этой прорве задач и примеров!!!» Светка не сочувствовала. Светка улыбалась, как двойка из дневника. Светка радовалась за себя. «Не можешь понять — догадайся». И упорхнула в буфет, оставив Инну в тоске и одиночестве.