Читаем без скачивания Королева эльфов. Зловещее пророчество (Elfenkonigin ru) - Бернхард Хеннен

Этого не произошло, и теперь он стоял перед Эмерелль, готовый отрубить ей руку.

Снежинки шипели на раскаленных угольях.

Эльфийка подняла голову. Едва заметно кивнула.

Фальрах тяжело вздохнул. Заставил себя посмотреть на то, что осталось от кисти, которую он ласкал когда-то. Ладонь и пальцы исчезли.

Раскаленная докрасна дуга пронзила ночь. Плоть и кости почти не оказали сопротивления клинку.

— Подними меч, — сдавленным голосом произнесла Эмерелль.

Он удивленно повиновался.

Королева поднялась. Посмотрела ему прямо в глаза. Темная кровь пульсирующей струей лилась из ужасной раны. Эмерелль протянула обрубок руки к его мечу и прижала рану к раскаленному металлу.

Рот ее открылся в безмолвном крике. Затем она рухнула ему на руки. Меч выпал и вонзился в снег с громким шипением.

— Поздравляю, эльф. Ты хороший палач, — произнес Далмаг. — Мне действительно интересно, насколько храбрым окажешься ты завтра, когда роли поменяются. Она не кричала, твоя любовница. Она столь же холодна, когда вы любите друг друга?

Фальрах ногой подцепил меч, лежавший в снегу.

Далмаг отпрянул.

— Помнишь об арбалетчиках, храбрый эльфийский рыцарь? Может быть, они попадут в вас обоих.

В бессильной ярости Фальрах сдался. Сопротивление было бесполезно. Кобольд прав. Любое неповиновение только приблизит развязку.

— Этот парень слишком осмелел, — мрачно проворчал Далмаг и махнул рукой двум троллям, которые несли корзину. — Побейте его немного. Но не слишком сильно, а то завтра мы и поразвлечься не сможем. Он должен трепыхаться, когда мы положим его на наковальню.

Другая

Он проснулся от того, что ему стало жарко. Сонно заморгал.

Его окружала темнота. Вот матовое красное свечение… Воспоминания оказались подобны прыжку в холодную воду. Эмерелль. Ее имя вертелось на языке, но он не осмелился произнести его. Что-то было не так!

Глаза быстро привыкли к темноте. Снег на улице отражал лунный свет, бросая бледный призрачный отблеск в окошко темницы. На фоне ночного неба чернел силуэт решетки. Руки горели от отчаянных попыток вырвать прутья. Интересно, сколько осталось до утра? Сколько вдохов отпущено их жизни?

Сквозь зарешеченную дыру текла вода. Тонкая струйка. Рядом с его коленом на глиняном полу темницы образовалась лужица.

Он снова почувствовал неестественную жару. Одежда прилипла к мокрой от пота коже. И это посреди зимы! В городе, где в это время года могло быть настолько холодно, что птицы замерзали на лету.

Краем глаза он видел Эмерелль. Она проснулась и молча сидела у стены камеры, поджав под себя ноги и раскачиваясь из стороны в сторону. Левая рука крепко сжимала обрубок.

Неясный красноватый свет освещал ужасную рану. Он казался похожим на туман из крохотных капель крови. С губ королевы не сорвалось ни единого звука, выдававшего боль.

Нужно было встать. Но что-то удержало… Тело Олловейна было насмешкой. Никогда прежде Фальрах не чувствовал неудобств ни из-за холода, ни из-за жары. Одного слова силы оказывалось достаточно, чтобы отогнать все неприятности.

От пота эльф чувствовал себя грязным. От его тела исходил кисловатый запах. Но с потерей пришло и новое. У Олловейна были другие дары. Пока что они были Фальраху чужды, слишком уж разными были они в прошлых жизнях. Нужно понять прошлое Олловейна, чтобы познать его.

До сих пор он осознал только одну из его необычайных способностей, в этот миг она проснулась в чужом теле. Внутреннее напряжение, обострявшее все чувства. У Олловейна было почти животное чутье опасности. Чутье, давно утраченное культурным народом эльфов нормирга.

И оно кричало сейчас во весь голос. Эмерелль. Нельзя смотреть на нее. Несмотря на то что он догадывался, что именно этого она и хочет. Что-то происходило с обрубком руки. Она застонала.

О ней и раньше ходили слухи. Тогда он считал это болтовней злых языков. Но теперь… Может быть, все дело в красноватом свете? В боли, от которой она страдает? Ее лицо казалось чужим… По стенам темницы бродили тени. Формы, объяснить которые только игрой странного света было невозможно.

Внезапный порыв ветра пронесся над крышами города. Застучала черепица. Где-то во мраке ночи хлопнула ставня. И ветер принес голос. Хриплый. Чужой. Звуки, которые эльфийский язык не мог произнести даже при помощи магии.

Фальраха охватило щемящее чувство: они уже не одни в крохотной камере.

Это было непостижимо. Силе, которую он чувствовал каждой клеточкой своего тела и которая в то же время ускользала, недоставало опыта, которым он обладал. Был ли это камень альвов?

Неужели они еще здесь? Могла ли Эмерелль позвать их?

Крик сорвал оковы оцепенения.

Одним прыжком Фальрах оказался на ногах, рядом с Эмерелль. Он был рожден для того, чтобы защищать ее. Так было всегда.

Королева согнулась. Ее пальцы глубоко впились в светлую плоть руки. Из обгорелого обрубка появилась кость.

От боли Эмерелль дрожала всем телом. Она закусила губу.

Тонкая струйка крови потекла по подбородку. Не отрываясь королева смотрела на ужасную рану.

У Фальраха захватило дух. Из обрубка росли кости. Их окружало сплетение сухожилий. А затем из раны появились вены. Словно нежные щупальца морских анемонов, колышущиеся на волнах прилива, они двигались, ползли вперед по костям.

Красный свет стал темнее. Крепче. Из ничего образовывались мышцы. Из плоти поползли ногти.

Фальрах стоял, слегка склонившись над Эмерелль. Он закрывал ее своим телом. Так, как делал это в последний миг своей прошлой жизни. Он отчетливо видел каждую мелочь.

Неужели за тысячелетия, что прошли со времени его первой смерти, магия настолько сильно изменилась? Никакая сила из тех, которые он знал, не смогла бы так точно воссоздать разрушенную часть тела. Обладавший даром целительства мог прогнать болезни и закрыть самую страшную рану. Но это…

Это было нечто совсем иное, не та магия, которую он когда-то знал. Это было противоестественно. Несозвучно магии мира.

Рука Эмерелль восстановилась полностью. Эльфийка распрямила пальцы, затем сжала их в кулак. Ее кожа была гладкой и безупречной. Ничем не отличалась от кожи предплечья.

Красный свет померк. Меж прутьев решетки сочился холод зимней ночи, прогоняя влажную жару.

Эмерелль посмотрела на Фальраха. Слезы оставили на щеках поблескивающие серебром следы. Она подняла руку и коснулась его губ, словно приказывая молчать. Кончики пальцев были теплыми.

Эльф отшатнулся. Озноб пробирал его, вгрызаясь глубоко в плоть, будто дыхание зимы. Эта рука… Чисто внешне она ничем не отличалась от той, которая еще вчера после пробуждения убирала волосы с его лица. И в то же время она была совершенно иной. Захочет ли он еще когда-либо ощутить ее прикосновение?