Читаем без скачивания Мой возлюбленный vampire… - Ярослава Лазарева

Весь вечер сестры перешептывались. Лизонька бредила романами, раз в месяц ездила с отцом в город за новыми книжками, и ее немного оскорбляло, что сестра прохладно относится к роковым страстям литературных героев. Она надеялась, что книга, которая все еще лежит у Кати на столе, захватит сестру, но томик уже второй день пылился, открытый на сотой странице, где несчастный Рауль никак не мог догнать прекрасную Диану.

Катя рассеянно кивала на смешные Лизонькины комментарии — как все не очень красивые люди, сестра была внимательна к деталям, едка в замечаниях и невоздержанна на язычок. Она уже высмеяла всех парней, встреченных ими сегодня в церкви, отметила, что у Кати появился новый воздыхатель, младший брат священника. Всю службу вместо того, чтобы смотреть в святую книгу, он не отрывал глаз от угла, где стояло большое Катино семейство, из-за чего несколько раз перепутал слова молитвы.

— Влюблен, влюблен! — верещала Лизонька, забывая об осторожности.

— С чего ты взяла? — Катя прижала к зардевшимся щекам ладони. — Почему сразу влюблен?

— Конечно! Он так на тебя смотрит. — Лизонька с нетерпением ерзала на кровати, ожидая если не рассказа про уже завязавшиеся отношения, то хотя бы намека на них.

Но Катя молчала, задумчиво смотрела на оплывающую свечу, и перед глазами ее вновь вставало кладбище, вялый куст, одинокий цветок на могильном холмике.

— Ну, как так можно? Если бы в меня влюбились, я бы непременно влюбилась в ответ. Это же так прекрасно — взять и влюбиться. Я бы каждую минуту думала о нем. Не задумываясь бы пошла за таким человеком. Ах, он так смотрел…

— Как можно? — удивленно подняла бровь Катя. — Ради какой-то любви все бросать, забывать родительский дом? Настоящая любовь не должна разрушать.

— Да что ж тут разрушать-то? — Лизонька кивнула на старый прадедовский сундук, на линялые обои, на пыльные занавески на окнах. — Или ты хочешь всю жизнь прожить, как наша мать? Тазы, горшки, варенья, соленья? Нет! — Лизонька вскочила и в одной ночнушке подошла к окну, томно потянулась. — Я хочу другой жизни! Хочу любви. Чтобы она сжигала дотла и возрождала вновь. Как в книге. А что? — Девушка крутанулась на месте. Мягкая ткань взлетела и опала, обвив ее крепкое тело. — Я хуже, что ли? У других вон есть. — На этих словах она показала в сторону небольшой полки с помятыми томиками романов.

— Но ведь это выдумка, — пыталась опустить сестру с небес на землю Катя. — Так не бывает никогда.

— Бывает! — В глазах Лизоньки сверкнули слезы обиды. — Чего придумано? Чего? Человек пишет то, что знает. Чего такого неожиданного можно вообразить? Это тебе хорошо говорить. Об тебя каждый встречный спотыкается, любой норовит в глаза заглянуть, вот для тебя и не существует той самой, единственной, что дается одна на сто лет. Ходишь, выбираешь… А у меня будет. Страстная, необыкновенная. Так что ты еще завидовать будешь!

— Чему ж тут завидовать? — вздохнула Катя. Румянец с ее щек исчез. Она побледнела и словно подобралась, как кошка перед прыжком. — Такая любовь — горе! Жизнь переворачивает, ничего взамен не дает. Жить надо как все. Нормально.

— Знаю я твое «нормально»! — Лизонька упала на кровать, раздраженно поправила белый разлетающийся подол ночнушки. — Завтраки, рассуждения о том, пойдет, не пойдет дождь. Да следить, чтобы муж не напился! Хочу другое! Хочу свое. Чтобы не как у всех!

— Что ты заладила — хочу, хочу. — В Кате начала копиться злоба на этот бестолковый разговор. — Все равно будет так, как маменька скажет. Приедут сваты, и все решится.

— А это мы еще посмотрим. — Лизонька подобрала под себя ноги, став похожей на большой снежный ком в своей объемной ночнушке. — От судьбы не уйдешь. Если на роду написано быть любимой, так оно и будет. И уже ничья воля тебе не помешает. А я чувствую, во мне есть эта судьба. Она как ниточка, верная, светлая, ведет меня вперед. Тут главное — не свернуть.

«Свернешь», — подумала Катя, но вслух говорить не стала. Спорить с Лизонькой, особенно когда та вот так возбуждена, было бесполезно. Она будет шуметь, доказывать, хоть и так понятно, что против родительской воли ей не устоять.

Катя перевела взгляд на темное окно, вспомнила вчерашнее странное видение, и в душе ее стало рождаться неприятное чувство неминуемой беды. И еще это слово «судьба». Да, это была судьба, она влекла за собой, и никакие силы не могли остановить стремительно приближавшейся трагедии.

«Что-то будет, что-то будет», — стучало в висках.

«Беда, беда?» — тоскливо отзывалось сердце.

«Радость, радость», — спорила с ней весёлая искорка слабой надежды.

— Катя, не спи, — тормошила сестру Лизонька, но после стольких тревожных дней Катины глаза закрывались сами собой. И ничего нельзя было с этим поделать.

— Не спи! — потребовала сестра и коснулась Катиной щеки чем-то холодным.

— Не сплю, — неожиданно для самой себя произнесла Катя, и эти слова внезапно разбудили ее.

В комнате было тихо. Лизонька лежала, подперев подушкой щеку, отчего лицо ее чуть перекосило и рот приоткрылся. Оплывшая крупными жирными слезами свеча еле тлела, готовая вот-вот погаснуть. Было душно — от нагара, оттого, что они здесь надышали, из-за вечно закрытых окон.

«Дурное дело — открывать окна на ночь, придет мора, сядет на грудь, будет душить, плохие сны насылать». Кто это говорил? Матушка? Соседки?

Катя покосилась на кушетку, на которой ей постелила сестра, и ей захотелось оказаться в своей кровати, укрыться вместо пледа нормальным одеялом. И что они затеяли на ночь глядя такой разговор? Только разбередили ненужные фантазии. Катя попыталась удобней устроиться на узкой лежанке, но стало понятно, что сон ушел и лучше отправиться в свою кровать, пока она своим шебуршанием не разбудила сестру. Тогда нового разговора не избежать.

Катя сунула ноги в мягкие шерстяные ботики и вышла в коридор. Здесь чувствовалась ночная прохлада. Где-то было приоткрыто окно, захотелось выйти на улицу, подышать ночным воздухом, но Катя на это не решилась (моры, моры!). И чтобы не сожалеть и не размышлять об этом, она заспешила к себе, плотно прикрыла за собой дверь, крепко запахнула на груди шаль, достала свечу, зажгла ее.

Ее пробрал внезапный озноб. Она даже не удивилась, неожиданно осознав, что стоит перед окном, что высоко подняла свечу, словно пытается что-то рассмотреть.

Свеча была лишней. Она и без нее видела, что он стоит там. Прическа, одежда — все другое. Но это был он. Сомнений не было. Те же горящие пронзительные глаза, те же тонкие губы. Та же бледная светящаяся кожа.

Его взгляд звал, и ей пришлось вцепиться пальцами в подоконник, чтобы не броситься к нему прямо сквозь стекло.