Читаем без скачивания Быстрые деньги - Аркадий Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Николай Константинович, – отвечаю вежливо, – я свою цистерну уже выпил.
– Ну, как хошь, а я на грудь приму!
Я наполнил пластик и протянул ему в руки:
– Ну, а дальше что?
– Дальше – яйца не пускают! Не рассказывать, пока не выпьешь.
Пришлось тоже наливать.
– На другой день, после праздника, – продолжал Шмырь, – дядя Лёва повёз меня показать Мёртвое море, туда, где Содом и Гоморра провалились в Тартарары. И ему бы надо туда провалиться, этому дяди Лёве!
– Это почему же? Он тебя на развлекаловку возил… Вода там чудесная, оздоровительная.
– Ага, оздоровительная! Залить бы ему в горло этой воды, чтоб раз и досыта нахлебался!
Было заметно, как алкоголь постепенно входил в Шмыря, делая его более агрессивным.
– Привёз он меня на Мёртвое море, как раз в самый полдень. Жара несусветная, и хоть бы одно деревце. А у меня в голове вчерашний орган гудит, словно телеграфные провода с передовой донесенья шлют, что позиции сданы врагу. Полный отпад.
Зашёл я в воду голову намочить, а это и не вода вовсе, а рассол с кислотой серной. Качаюсь, как говно в проруби! Голову окунёшь, – жопа наружу. Дядя Лёва башковитый. Он с собой шезлонг привёз и полёживает под навесом, посмеивается. Индивидуалист, гад! Говорит:
– Смотри!
– Да я и так, дядя Лёва, смотрю на тебя и удивляюсь: почему ты мне не предложишь в тенёчке посидеть.
– Да ты вон туда смотри! – и показывает на группу туристов, которые как свиньи в грязи роются и себя этой грязью обмазывают. Чушки, одним словом. А по разговору вроде немцы. Самая опрятная часть человечества. – Теперь вот что, – кивает дядя Лёва, – не боись, иди сюда, ко мне в тенёчек! У меня мысль одна созрела, за которую с тебя причитается 10 %, отката – и мысль твоя!
– Ладно, – говорю, – 5 % дам! Что за мысль?
– За пять я не согласен. У тебя же капитал свободный, как я слышал?
– Ну…
– Баранки гну! Какие вы, русские ваньки, безмозглые! Вот она – грязь для тебя, а для меня золотое дно, Давай на паях организуем здесь маленькую фабричку по расфасовке этой лечебной грязи и будем поставлять её, как зубную пасту в тюбиках, на продажу. Ведь не всякий может приехать сюда и свои кожные болезни оставить здесь. Купит такой в супермаркете пару тюбиков грязи, и пару бутылей воды – вот тебе и Мёртвое море на дому!
Ай, дядя Лёва! Вот что значит еврейская смекалка, а мы мимо ходим…
Действительно, здесь денег, как грязи! Фарт сам в руки просится. Ну и загорелся я этой идеей: деньги туда, деньги сюда. Дело-то верное. Всё окупится, думаю. Дядя Лёва на моё имя лицензию выправил. Суёт мне под нос:
– Смотри, вот она, ксива какая, на руках! Деньги давай!
По фени заговорил, как настоящий блатняк, а мне в то время и невдомёк, что меня обувают, чтобы потом раздеть. Где дядя Лёва? В аду, где ж ещё! Черти на нём теперь эту самую грязь в свои кишлаки возят.
– Что, дяди Лёвы уже нет в живых? – спросил я участливо, словно сам сто лет знал этого дядю Лёву.
– Жалко, что нет! Я бы с него с живого кожу снял и на барабан натянул. Кинул он меня, а через неделю бешеный палестинец его по-братски крепко так обнял. Вот где грязи было! Сто грамм тротила и – ваши не пляшут!
– Как кинул? Ты же сам крутым вроде был. Бабки строгал, как столяр рубанком.
– Понадеялся я на него. Родня всё-таки! Да и мы со Светунцом жили у него на всём готовом. Он, бывало, скажет: «Колька, племяш дорогой, чего нам с тобой делить? Мы с тобой как вот эти пальцы, – и сует мне горсть в лицо. – Смотри! – сожмёт эту самую горсть. – Кулак видишь? Вот мы какие!» А в другой раз горсть сложит, шиш получается. – «Дуализм, Колька! Соображать надо!» Это он мне на дальнейшее путь указывал, а я, как младенец, не понимал этой метафоры. Перевёл почти все деньги под заказ оборудования для заводика по расфасовке лечебной грязи и воды из Мёртвого моря на счёт фирмы, которую назвал дядя Лёва. Жду. Приходят несколько контейнеров. Нанял рабочих. Вскрыли один контейнер, вскрыли другой, а там хлам строительный и записочка мне на стене: «Встретимся в аду! «а ниже подпись: «Алла Акбар! Ибн Алла!'«Фирма-однодневка из Палестины оказалась. Вот тебе и дядя Лёва! Но всё равно с ним рассчитались…
Рассказчик мой приумолк, что-то вспоминая, закурил, посмотрел вдаль, туда, где должна быть Россия и вытолкнул из себя:
– Как там теперь?
– Да всё так же! – говорю. – Только воруют посмелее, да поболее. К ответу никто не призывает. Надо? Бери! Деньги-то бюджетные. Чем хуже – тем лучше!
Вспомнив про наши порядки, я вслед за моим собеседником поднял пластик:
– За Россию!
Но звук получился какой-то неловкий, глухой, словно мы лбами друг в друга ткнулись. Нехороший звук.
Я встал, с надеждой распрощаться с собеседником и быстро уйти. Было довольно поздно. Протянув руку, ощутил, как моя ладонь ушла в чёрный бархат ночи, сухой и жаркий. Дыханье африканских пустынь ощущалось даже здесь, возле моря.
Моя протянутая рука так и повисла в пустоте. Николай Константинович или не увидел моего прощального жеста, или ему очень уж хотелось поговорить ещё.
– Да, – сказал он после некоторого молчания. – Был у меня друг, Денис, он бы мне помог домой вернуться…
– В чём же дело? – говорю. – Напиши ему. Адрес тебе известен. Ты ему подарил и дом, и жену, за это он тебя отсюда на такси вывезет.
– А ты разве не слышал? – глухо прокашлялся Шмырь, – Дело-то громкое было! Я ещё там, на Кипре услышал, как отморозки Дениса грохнули, якобы за долги. Он ведь потом, после меня, вразнос пошёл. На рулетке всю мою недвижимость промотал. Шары-то крутятся, да всё в другую сторону. Продал он мой дом. Расплатился. Заложил свою квартиру. Промотал. Платить нечем. Становись раком. Но ребята оказались натуралами. Завезли в лес. И тоже, как моего дядю Леву, тротилом испытали. Улетел…
Он снова замолчал. Потом, попросив у меня сигарету, затянулся так глубоко, что его лицо на миг вспыхнуло красным полотнищем, озарив наше убогое пиршество
– А Натали? – сказал я невпопад.
– Ушла от него Натали, да тоже куда-то делась. Слышал, в Москве на панели теперь. Она видная. Такие в возрасте особую цену имеют.
– А Светунец твой?
– Писец! Погас Светунец! С местным хасидом ушла, как у меня деньги кончились. Егорку в местный интернат взяли. Теперь и он оевреится…
Было слышно, как Шмырь хлюпнул носом и высморкался.
– На, возьми обратно свои часы, они дорогие, фирменные. На билет хватит. – Я протянул ему холодную скользкую вещицу, матово засветившуюся в ладони. Но он отстранил мою руку:
– Бери на память! А я уж здесь как-нибудь пообитаю. Не хочу опять в ту же воду. Обвыкся здесь. Курорт для русского человека!
Он встал, отряхнул песок с брюк и ушёл в душную библейскую черноту ночи.