Читаем без скачивания Газета Завтра 850 (9 2010) - Газета Завтра

     В таком же положении оказался и Советский Военно-Морской Флот. Уничтожались самые боеспособные части и соединения групп войск, распродавались первоклассные боевые корабли, разворовывалось военное имущество. А что создали взамен?!

     Исчезла ли полностью опасность вооружённого конфликта с НАТО? А возможность нанесения по России ядерных ударов полностью устранена? В мире исчезли противоречия, способные породить вооружённые конфликты самого разного масштаба? Готова ли сегодня Россия достойно противостоять всем этим и другим опасностям?

     Нет, не готова! Даже если Россия будет членом НАТО! НАТО — это не панацея от всех бед! НАТО — это страх капитализма, прежде всего в лице США, перед социализмом, знамя которого сегодня находится в руках Китайской Народной Республики. Заокеанские дирижёры постараются сделать всё возможное, чтобы не позволить КНР стать мировым лидером. С этой целью они прежде всего попытаются разыграть российскую "карту".

     В завершение всех деяний по разгрому армии и флота "отцы-реформаторы" разработали статью для Конституции, где основополагающие понятия о защите Отечества, о всеобщей воинской обязанности, о долге Вооружённых Сил перед народом, о долге самого государства перед Вооружёнными Силами или отсутствуют вообще или предельно размыты… Да что там говорить, лучше процитируем параграф 3 статьи 59-й Конституции: "…Гражданин РФ в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение воинской службы … имеет право на замену её альтернативной гражданской службой".

     Или параграф 1 статьи 59-й: "Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина РФ".

     Долгов и обязанностей у граждан РФ очень много. Но долг с оружием в руках, вместе со всем народом, до последней капли крови защищать своё Отечество — это особый, священный долг.

     А что такое убеждение или вероисповедание, когда дело касается необходимости нести военную службу? За контрактные деньги в мирное время — ещё можно понять. А война?! А подниматься в атаку?! У многих убеждения и вероисповедания меняются, как перчатки. К примеру, Собчак в 1987 г. вступил в КПСС, а в 1990-м из партии уже вышел, т.к. стремительно менялась обстановка в стране. Такими же "убеждёнными" гражданами, наверное, являются и его ученики, до слёз любящие своего учителя.

     На дворе 1996 год. Я в Академии Генштаба. Звонок из приёмной президента Ельцина: "Завтра, во столько-то, вы должны быть в Кремле на беседе у президента".

     Не скажу, что этот звонок был для меня неожиданным. Уже три месяца как должность министра была вакантной. Ходили различные слухи о кандидатах, в том числе, среди возможных претендентов, мелькала и моя фамилия.

     Всё это меня не радовало, а наоборот, я ощущал какое-то раздражение, непонимание, почему вдруг я, после всех Тбилисских передряг и "почётной" ссылки? Тем более, в Академии мы открыто обсуждали ход Военной реформы, плачевное состояние армии с флотом, никудышные решения руководства во главе с Ельциным. Обо всём этом не могли не знать в Кремле.

     Близкие сослуживцы настраивали меня не отказываться от предложения, а попробовать затормозить, задержать, поправить нарастающие негативные процессы в армии.

     Были звонки от Лебедя с Рохлиным. Первый возглавлял секретариат Совбеза, второй — Комитет по обороне в Государственной думе. "Нас уже будет трое, — говорили они, — а дальше посмотрим". Я их обоих хорошо знал, одного в качестве подчинённого по ЗакВо, а со вторым мы трудились одно время в КРО (Конгресс русских общин).

     Если все предыдущие назначения, а одних только переездов было 17, я воспринимал как заслуженную оценку моего труда на предшествующей должности, то на этот раз возникало совершенно иное чувство — чувство неуверенности, одиночества, т.к. в руководстве Минобороны было много генералов, которых я просто не знал, а других не уважал за их соглашательскую позицию в деле реформирования. Были и такие, которые рыли под меня все семь лет моего пребывания в Академии.

     Ладно, решил я, наконец, всё будет зависеть от моей беседы с президентом.

     В назначенное время я вхожу в приёмную Ельцина. Меня ждут и предупреждают о том, что президент неважно себя чувствует, что я не должен его переутомлять, в моём распоряжении полчаса.

     Вхожу. Докладываю о своём прибытии по уставу. Здороваемся. Ельцин приглашает меня за стол для посетителей. Садимся. Я внимательно рассматриваю его. Ельцин очень болен. Лицо, глаза, речь, какая-то отрешённость и отсутствие эмоций на лице — всё выдаёт его состояние.

     "Почему вы плохо говорите обо мне в Академии? — вдруг звучит его вопрос. "Борис Николаевич, не всегда, но бывает, глядя на то, как разрушаются Вооружённые Силы и оборона, — отвечаю и добавляю, — вы же с Собчаком тоже говорили обо мне плохо, хотя это совершенно не соответствовало действительности".

     "Ладно, — говорит он: не буду развивать эту тему. Я остановился на вашей кандидатуре на должность министра, и мне хотелось бы знать ваши общие взгляды, выводы, предложения о делах в армии".

     Мне стало полегче. Во-первых, он не спросил о моём согласии с назначением и я это воспринял как вопрос решённый, а во-вторых, попросил коротко изложить моё видение и предложения по реформированию обороны и Вооружённых Сил. Я изложил ему примерно те же предложения, которые были изложены мною в сегодняшней беседе.

     Он посмотрел на часы и продолжил: "Я с вами в основном согласен. Сегодня будет подписан указ о вашем назначении. А я должен полечиться. Текущие вопросы решайте с Черномырдиным, экстренные и кадровые — звоните мне в клинику. Поправлю здоровье, на первом же заседании рассмотрим разработанную вами с Генштабом концепцию военной реформы. Вы основной докладчик по обороне в целом, а начальник Генштаба — по концепции реформирования Вооружённых Сил". Затем добавил: "Прошу вас, без моего согласия кадры в звании "генерал-майор" и выше не перемещать".

     Тридцать минут истекли, и я вышел из кабинета. Лечение Ельцина было длительным.

     Мы встречались с ним в кабинете ЦКБ в основном по кадровым и финансовым вопросам. Для обсуждения текущих проблем я часто встречался с Черномырдиным, реже с двумя его первыми вице-премьерами, Чубайсом и Немцовым. Также изредка звонил Ельцину в ЦКБ с просьбой принять, если вопрос не терпел отлагательств.

     Мне необходимо было создавать свою команду из единомышленников, не забывая о приказе Ельцина: без его ведома не трогать генералов. Вскоре представился случай "тронуть" одного из них, имея для того весомые причины.

     Контрразведка докладывает, что у них есть данные о том, что начальник Генштаба Колесников тайно тяжёлыми самолётами, перевозит оружие в одну из республик СНГ, а республика расплачивается "зелёной" наличностью.

     Вызываю Колесникова.

     Спрашиваю: "Товарищ генерал, эта информация соответствует действительности?" Сидит, опустив голову, молчит. "На основе каких соглашений, договорённостей, приказов сверху вы это делаете, почему я об этом не знаю?" В ответ снова молчание. "Ну что же, я обязан доложить президенту, а вы ожидайте его решения". Колесников вышел. Я звоню Ельцину в ЦКБ с просьбой на 10 минут принять меня по срочному делу. "Приезжайте", — слышу ответ.

     В палате ЦКБ Ельцину доложил информацию от контрразведки, пересказал разговор с Колесниковым и высказал своё предложение: по Колесникову начать расследование, на это время отстранить его от должности начальника Генштаба, возложить обязанности по исполнению этой должности на генерала Самсонова.

     "Согласен с предложением, — говорит Ельцин — окончательное решение по Колесникову примем после расследования".

     Визитом я был удовлетворён, а вот дальнейшие события заставили призадуматься. Колесникова отправляют то ли в отставку, то ли в резерв. Генерал Самсонов принял Генштаб. О результатах расследования я не слышал и по сей день.

     Нечто похожее произошло с главкомом Сухопутных войск генералом Семёновым. Оперативные данные, поступившие ко мне из МВД о деятельности главкома, с одной стороны, были несовместимы с его должностью, а с другой — требовали тщательной проверки.

      СНОВА СОСТОЯЛАСЬ встреча с Ельциным в ЦКБ, после которой решением президента Семёнов был отстранён от занимаемой должности, расследование не проводилось — а через некоторое время Семёнов становится президентом Карачаево-Черкесской республики, а депутатом в ГД от республики избирается Березовский.