Читаем без скачивания Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Глаза его не действовали. Они были открыты — но увидеть он ничего не мог. Чертовски странно — явно какая-то ошибка…

— Эй! Что тут происходит?

Это был его собственный голос. Он сел — и с лица упала повязка. Все вокруг было таким ярким, что стало больно глазам.

— В чем дело, Феликс?

Повернувшись на голос, Гамильтон попытался сфокусировать слезящиеся от рези глаза. В нескольких футах от него лежал Мордан. О чем это он хотел у Мордана спросить? Как-то вылетело из головы…

— Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал, Клод. Как долго мы были мертвы?

— Вы не мертвы. Просто немного больны. Это скоро пройдет.

— Болен? Это так называется?

— Да. Однажды и я болел — лет тридцать назад. Это было очень похоже.

— А… — он все еще никак не мог вспомнить, о чем же хотел спросить Мордана. Между тем это было нечто важное — такое, чего Клод не мог не знать. Клод вообще знал все — ведь правила составлял он.

— Хотите узнать, что произошло? — поинтересовался Мордан.

Может, он и хотел.

— Они пустили газ, да? Потом я просто ничего не помню.

А между тем там было нечто, о чем обязательно надо было вспомнить.

— Газ действительно был пущен, только — блюстителями. Через систему кондиционирования воздуха. Нам повезло: никто не знал, что мы находимся внутри, в осаде, но к счастью, они не были уверены, что весь персонал успел покинуть здание, — иначе применили бы смертоносный газ.

В голове у Гамильтона мало-помалу прояснялось. Он уже вспомнил сражение во всех деталях.

— Вот, значит, как? И сколько же их осталось? Скольких мы не смогли достать?

— Точно не знаю, а выяснять, вероятно, уже поздно. Думаю, они все уже мертвы.

— Мертвы? Но почему? Не сожгли же их, пока они лежали без сознания?

— Нет… Но без немедленного введения противоядия этот газ тоже смертелен, а я опасаюсь, что врачи были слегка переутомлены. Во всяком случае, наших людей спасали первыми.

— Старый лицемер, — ухмыльнулся Гамильтон и вдруг спохватился: — Эй! А что с Филлис?

— С ней все в порядке — и с Мартой тоже. Я проверил, когда очнулся. Кстати, вы знаете, что храпите во сне?

— Правда?

— Неистово. Я слушал эту музыку больше часа. Должно быть, вы глотнули больше газа, чем я. Возможно, вы боролись…

— Может быть. Не знаю. Кстати, где мы?

Гамильтон скинул ноги с кровати и попытался встать — предприятие, оказавшееся не слишком благоразумным; он едва не упал навзничь.

— Ложитесь, — посоветовал Мордан, — вам нельзя подниматься еще несколько часов.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Гамильтон, снова откидываясь на подушки. — Забавное ощущение: я думал, что вот-вот полечу.

— Мы рядом с больницей Карстерса, во временной пристройке, — продолжал Мордан. — Естественно, сегодня здесь тесновато.

— Все кончилось? Мы победили?

— Разумеется, победили. Я же говорил, что конечный результат не вызывал сомнений.

— Помню, но мне никогда не была понятна ваша уверенность.

Прежде чем ответить, Мордан помолчал, размышляя.

— Вероятно, проще всего было бы сказать, что у них изначально отсутствовало главное слагаемое успеха. Их лидеры в большинстве своем — генетически убогие типы, у которых самомнение намного превосходит способности. Сомневаюсь, чтобы у кого-либо из них хватило воображения представить себе всю сложность управления обществом — даже таким мертворожденным, какое они мечтали создать.

— Говорили они так, словно во всем этом разбирались.

— Без сомнения, — кивнул Мордан. — Это всеобщий недостаток, присущий расе с тех пор, как возникла социальная организация. Мелкий предприниматель считает свой крохотный бизнес делом столь же сложным и трудным, как управление всей страной. А значит, он воображает, что способен быть компетентным государственным деятелем, таким же, как глава исполнительной власти. Забираясь в дебри истории, можно без колебаний утверждать, что многие крестьяне считали королевские обязанности пустячным делом, с которым они сами справились бы ничуть не хуже, выпади им такой шанс. Корни всего этого в недостатке воображения и великом самомнении.

— Никогда бы не подумал, что им не хватает воображения.

— Между созидательным воображением и дикой, неуправляемой фантазией — огромная разница. Один — шизофреник, мегаломаньяк, неспособный отличить факта от фантазии, другой же — тупой и упрямый практик. Но как бы то ни было, факт остается фактом: среди заговорщиков не было ни одного компетентного ученого, ни единого синтетиста. Осмелюсь предсказать: разобрав их архивы, мы обнаружим, что почти никто — а может быть, и вообще никто — из мятежников никогда и ни в чем не достиг бы заметного успеха. Они могли добиться превосходства лишь над себе подобными.

Гамильтон пришел к выводу, что и сам замечал нечто похожее. Заговорщики производили впечатление людей, которым всегда что-то мешало. Среди них ему не встретилось никого, кто представлял бы собой заметную фигуру вне «Клуба выживших». Зато уж в клубе они раздувались от самомнения, планировали то, решали это, рассуждали о великих делах, которые свершат, когда «возьмут власть». Мелочь они все — вот кто.

Но, что бы ни говорил Мордан, мелочь опасная. Полудурок может сжечь вас с таким же успехом, как и любой другой.

— Еще не спите, Феликс?

— Нет.

— Помните наш разговор во время осады?

— М-м-м… да… полагаю, да.

— Вы собирались что-то еще сказать, когда дали газ.

Гамильтон медлил с ответом. Он помнил, что было у него на уме, однако облечь эти мысли в подходящие слова было трудно.

— Понимаете, Клод, мне кажется, что ученые берутся за любые проблемы, кроме по-настоящему существенных. Человек хочет знать, «зачем?», а наука объясняет ему, «что».

— «Зачем?» — не дело науки. Ученые наблюдают, описывают, анализируют и предсказывают. Их проблемы — это «что?», «как?» и «почему?». «Зачем?» — это уже вне поля их деятельности.

— Но почему бы «зачем?» не входить в сферу внимания науки? Мне не важно, как далеко отсюда до Солнца. Я хочу знать, зачем Солнце там, а я смотрю на него отсюда. Я спрашиваю, зачем существует жизнь, а они объясняют мне, как получше испечь хлеб.

— А вы попробуйте обойтись без пищи.

— Обойдетесь — когда решите эту проблему.

— Вы когда-нибудь были по-настоящему голодны?

— Однажды — когда изучал основы социоэкономики. Но это было учебным голоданием. Не думаю, чтобы мне еще когда-нибудь пришлось голодать — да и никому другому это тоже не предстоит. Это — решенная проблема, но она не помогает решить остальные. Я хочу знать: что дальше? куда? зачем?