Читаем без скачивания Меченосцы - Генрик Сенкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот с такой мыслью смотрели на нее не только Повала из Тачева и Збышко, уже бывавший здесь, но и много более сообразительный Зиндрам из Машковиц. И у него, когда он смотрел на этот вооруженный рой солдат, заключенный в ограду башен и гигантских тынов, омрачилось лицо, и невольно пришли на память гордые слова, которыми некогда меченосцы грозили королю Казимиру:
"Сила наша больше твоей, и если ты нам не уступишь, мы будем до самого Кракова преследовать тебя своими мечами".
Но в это время комтур замка повел рыцарей далее, в Средний замок, в восточной половине которого находились покои, отводимые для гостей.
XII
Мацько и Збышко долго держали друг друга в объятиях, потому что всегда любили один другого, а в последние годы общие приключения и несчастья сделали эту любовь еще более сильной. Старый рыцарь по первому взгляду на племянника угадал, что Дануси уже нет на свете; поэтому он ни о чем не спрашивал, только прижимал юношу к себе, силой этих объятий желая показать ему, что он не остался круглым сиротой и что есть у него близкая душа, готовая разделить его горькую участь.
Наконец, когда грусть и горе их значительно облегчились от слез, Мацько спросил после долгого молчания:
— Неужели ее снова у тебя отбили? Или она умерла у тебя на руках?
— Она умерла у меня на руках под самым Спыховом, — отвечал юноша. И он стал рассказывать, как что было, прерывая рассказ свой слезами и
вздохами, а Мацько слушал внимательно, тоже вздыхал, а под конец стал снова расспрашивать:
— А Юранд еще жив?
— Я оставил Юранда живым, но жить ему недолго, и верно уж я его не увижу.
— Так, может быть, тебе лучше было не уезжать?
— Как же я мог вас здесь оставить?
— Двумя неделями раньше, двумя позже, не все ли равно?
Но Збышко внимательно посмотрел на него и сказал:
— Так вы здесь были больны? Вид у вас нехороший.
— Да дело в том, что солнышко хоть и греет землю, но в подземелье все-таки холодно, и сырость там отчаянная, по той причине, что замок окружен водой. Я думал — совсем заплесневею. Дышать тоже нечем, и от всего этого рана моя снова открылась, та, из которой в Богданце вылез наконечник стрелы от бобрового жира.
— Помню, — сказал Збышко, — ведь за бобром-то мы с Ягенкой ходили. Так эти собачьи дети держали вас тут в подземелье?
Мацько покачал головой и ответил:
— По правде сказать, они мне не очень-то рады были, и уж мне приходилось плохо. Велика здесь злоба на Витольда и жмудинов, но еще больше — на тех из нас, которые им помогают. Напрасно я объяснял, почему мы пошли к жмудинам. Мне чуть голову не отрубили, и если не сделали этого, то только потому, что им жаль было расстаться с выкупом: сам знаешь, деньги для них важнее мести, а кроме того, им хотелось иметь в руках доказательство, что польский король посылает помощь язычникам. Жмудины несчастные просят, чтобы их крестили, только чтобы сделали это не меченосцы; мы-то там были, мы знаем, а меченосцы делают вид, что не знают, и жалуются на них при всех дворах, а вместе с ними и на нашего короля.
Тут Мацько стал задыхаться и на время должен был замолчать; оправившись, он продолжал:
— Может быть, помер бы я в подземелье. Правда, вступался за меня Арнольд фон Баден, которому хотелось получить выкуп. Но у него нет никакого значения, и зовут его медведем. К счастью, де Лорш узнал обо мне от Арнольда и сразу поднял страшный шум. Не знаю, говорил ли он тебе об этом, потому что он любит скрывать свои хорошие поступки… Здесь его ценят, потому что один из де Лоршей когда-то занимал в ордене важные должности, а этот — высокого рода и к тому же богач. Он им говорил, что он сам наш пленник и что если мне здесь отрубят голову или уморят голодом и холодом, то ты отрубишь голову ему. Он угрожал капитулу, что расскажет при иностранных дворах, как меченосцы обращаются с опоясанными рыцарями. Наконец они испугались и положили меня в лазарет, где и воздух, и пища лучше.
— Я с де Лорша ни единой гривны не возьму, клянусь Богом.
— Приятно взять с врага, но другу простить надо, — сказал Мацько. — А так как, оказывается, у магистра с королем заключен договор об обмене пленников, то и за меня ты платить не должен.
— А наше рыцарское слово? — спросил Збышко. — Договор договором, а Арнольд мог бы нас упрекнуть в бесчестии.
Услыхав это, Мацько огорчился, немного подумал и сказал:
— Но можно бы что-нибудь отторговать?
— Мы сами себя оценили. Разве мы теперь меньше стоим?
Мацько огорчился еще больше, но в глазах его отразился восторг перед Збышкой и как бы еще большая любовь к нему.
— Умеет-таки он охранить свою честь. Уж такой уродился, — проворчал он.
И стал вздыхать. Збышко думал, что это от сожаления по тем гривнам, которые предстояло уплатить фон Бадену, и потому сказал:
— Знаете что? Денег у нас и так довольно, только бы судьба была не такая скверная.
— Господь ее переменит, — с волнением сказал старый рыцарь. — Мне-то уж недолго на свете жить.
— Молчите. Здоровы будете, пусть только вас ветром обдует.
— Ветром? Ветер молодое дерево согнет, а старое сломает.
— Вона! Еще не гниют у вас кости, и до старости вам еще далеко. Не печальтесь.
— Чтобы тебе было весело, так и я бы смеялся. А все-таки есть у меня и другая причина огорчаться, а по правде сказать — не только у меня, но и у всех нас.
— Что такое? — спросил Збышко.
— А помнишь, как я тебя в лагере Скирвойллы бранил за то, что ты славил силу меченосцев? Верно, крепок наш народ на поле, но я только теперь в первый раз присмотрелся к этим собачьим детям поближе…
И Мацько, как бы из опасения быть услышанным, понизил голос:
— И теперь вижу, что ты был нрав, а не я. Да хранит нас рука Господня. Что это за сила! Что за могущество! Чешутся у наших рыцарей руки, и тянет их поскорее на немцев, да не знают они, что меченосцам все народы и все королевства помогают, что денег у них больше, вооружение лучше, замки надежнее. Да сохранит нас рука Господня… И у нас, и тут говорят, что дело должно кончиться войной и кончится, но в тот час да смилостивится Господь над нашим королевством и над нашим народом.
Тут он обхватил руками седую свою голову, уперся локтями в колени и замолчал.
Но Збышко сказал:
— Вот видите? В поединке многие из нас сильнее их, но что касается войны — вы сами поняли.
— Ой, понял. Даст бог, поймут и послы короля, а особенно рыцарь из Машковиц.
— Я видел, как он помрачнел. Говорят, что никто на свете не понимает столько в военных делах, как он.
— Если это правда, то, вероятно, войны не будет.
— Если меченосцы поймут, что они сильнее, то именно она будет. И я вам скажу откровенно: уж лучше бы либо пан, либо пропал, потому что так жить нам тоже дольше нельзя.
И Збышко тоже, как бы подавленный собственным горем и горем всего народа, опустил голову, а Мацько сказал:
— Жаль королевства, но боюсь я, как бы не покарал нас Господь за лишнюю самоуверенность. Помнишь, как тогда в Вавеле, перед собором, когда тебе собирались отрубить голову, рыцари самого Тимура Хромого вызывали на бой? А ведь он владыка сорока королевств, он из людских черепов горы складывал… Мало им меченосцев, всех сразу готовы вызвать — и тем могут прогневить Господа…
Збышко при этом воспоминании схватился за белокурые свои волосы; страшное горе внезапно охватило его, и он вскричал:
— О, кто же, как не она, спас тогда меня от палача? О, Господи Иисусе! Дануся моя… О, Господи Иисусе…
И он стал рвать на себе волосы, а потом кусать кулаки, чтобы подавить рыдания: так взволновалось сердце его от внезапного приступа горя.
— Парень, побойся Бога… Молчи… — восклицал Мацько. — Что ты можешь сделать? Возьми себя в руки, молчи…
Но Збышко долго не мог успокоиться и опомнился только тогда, когда Мацько, который действительно был еще болен, так ослабел, что закачался и упал на скамью, потеряв сознание. Тогда юноша положил его на постель, подкрепил вином, которое прислал комтур замка, и сидел возле него до тех пор, пока старый рыцарь не уснул.
На другой день проснулись они поздно, освеженные и отдохнувшие.
— Ну, — сказал Мацько, — видно, еще рано мне помирать: я так думаю, что, если обдует меня в поле ветер, так я и в седле сидеть смогу.
— Послы останутся здесь еще несколько дней, — отвечал Збышко. — Теперь к ним ходят люди просить за пленников, пойманных в Польше во время разбоев, но мы можем ехать когда хотите и когда почувствуете себя в силах…
В эту минуту вошел Глава.
— Ты не знаешь, что там делают послы? — спросил его старый рыцарь.
— Осматривают Высокий замок и церковь, — отвечал чех. — Комтур замка сам их сопровождает, а потом они пойдут к великому рефектарию обедать, куда магистр пригласит и вашу милость.