Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон

Я быстро делаю все необходимые заметки и выпроваживаю встревоженную парочку.

— Успокойтесь, сударыня, — с поклоном говорю я, — я назначу строгий надзор за почтовой конторой на бульваре Мальзерб.

Однако только месяц спустя мне удалось узнать развязку этой истории, она так типична, что я немедленно расскажу ее.

Напрасно я назначил надзор в почтовой конторе. За получением писем под инициалами, указанными шантажистом, никто не являлся, очевидно, он был предупрежден. Это заинтересовало меня, и вот однажды агент, которому я специально поручил наблюдать за этим делом, донес мне, что два дня подряд он видел около почтовой конторы даму, как будто также что-то высматривавшую и наблюдавшую. Он проследил за ней вплоть до дома госпожи де В. Быстро и ловко наведенные справки выяснили, что она компаньонка госпожи де В. и в то же время ее задушевная приятельница…

В уме моем блеснула смелая мысль. Я пригласил к себе эту даму и быстро, не давая ей времени одуматься, сказал, что это она писала шантажные письма. Конечно, это было рискованное предположение, но оно произвело магическое действие. Несчастная упала в кресло и, заливаясь слезами, призналась… Действительно, она писала знаменитые шантажные письма, по… по просьбе самой госпожи де В., придумавшей это остроумное средство шантажировать своего возлюбленного… отчасти в пользу своей сердечной приятельницы… — добавила она гораздо более робким тоном, чем все остальное.

Положение становилось очень затруднительным. Я не желал, да и не мог сказать господину де 3. о двойной измене его возлюбленной.

Я добился от нее обещания, что она сама признается своему любовнику, по крайней мере, в шантаже. Кстати, странная подробность, которая покажется невероятной всякому, не знакомому с тайнами парижской жизни: эта замужняя дама, имевшая одного любовника, которого я знал, и, кажется, другого, которого я не знал, и шантажировавшая одного из них в пользу своей задушевной приятельницы, попросила дать ей срок, чтобы, прежде чем принять окончательное решение, посоветоваться со своим духовником.

Я решительно не знаю, каково было мнение этого последнего, но только через несколько дней я получил письмо от господина де З., в котором тот горячо благодарил за то, что я избавил его от страшного кошмара. Что он под этим подразумевал: женщину или анонимные письма? Впоследствии я узнал, что он избавился от той и от других.

Это приключение не исправило госпожу де В. Спустя два года она затеяла точно такой же шантаж против одного молодого испанца, попавшего в ее сети.

А между тем, уходя от меня, она обещала, клялась мне, что останется верной своему мужу. У нее хватило характера только на два года. С тех пор подобные случаи часто наводили меня на мысль, до какой степени мужья похожи на Сганареля. Бывают моменты, когда слишком продолжительное ослепление мужей заставляет думать об их притворстве.

Но возвратимся к обыкновенным дневным занятиям начальника сыскного отделения в те дни, когда нет крупных преступлений или больших катастроф.

Теперь в мой кабинет входит чрезвычайно корректный господин, уже немолодых лет, с розеткой Почетного легиона в петличке.

С первого же взгляда я угадываю новую шантажную историю.

— Господин Горон, — обращается ко мне корректный старик, — я — господин Т., директор одного большого торгового дома. С некоторых пор меня постигла напасть, я не нахожу спокойствия даже у семейного очага. Доведенный до крайности, я решился обратиться к вам и просить вашей защиты. Какие-то негодяи вот уже несколько месяцев возмутительнейшим образом шантажируют меня, но теперь их требования дошли до таких размеров, что если я уступлю, то скоро окончательно разорю своих детей. И все это, клянусь вам, господин Горон, единственно из-за того, что как-то раз в одну злосчастную ночь я по неосторожности попал в ловушку…

Затем следует печальная повесть, которую я уже давно знаю наперед, потому что все они в одном и том же духе.

— Раз ночью я зашел в кафе на бульваре. Это было после какого-то банкета негоциантов, и в голове у меня шумело. Около меня сидела компания молодых людей, очень прилично одетых… с букетиками в петличках… Они заговорили со мной, я ответил.

— Пойдемте с нами, — предложил один из них, — мы будем ужинать с очень хорошенькими женщинами.

Я был невесел и согласился… Но, увы, в том притоне, в который меня привезли, не было женщин…

Полчаса спустя эти негодяи вытолкали меня за дверь, опорожнив предварительно дочиста мои карманы. Почему я на следующий день не обратился с жалобой к комиссару полиции? Вы это знаете. Даже тогда, когда чувствуешь себя абсолютно не виновным, все-таки неловко говорить о некоторых вещах. Я доходил почти до дверей комиссариата, но у меня не хватило духа войти.

Тогда против меня начался беспощадный шантаж. Это такая нравственная пытка, что я предпочту убить себя, чем подвергаться долее этим терзаниям.

В таких случаях нет иного исхода, как задержать шантажистов и отправить их в тюрьму, тем более что у правосудия всегда имеются достаточные для этого поводы. Нет даже надобности выяснять, столь ли безгрешной жертвой был несчастный, обращающийся к нашей защите, как он говорит: с нас достаточно одного, что все подобные потерпевшие неизбежно оказываются жертвами шантажистов, а в таких случаях наш долг защищать их.

Насколько не виновен был этот коммерсант, обращавшийся ко мне в тот день, я не знаю, но только два года спустя он был задержан при облаве, сделанной мной в знаменитых банках Folies-Atheniennes… и в тот вечер на его фланелевом жилете уже не красовалась ленточка Почетного легиона.

К сожалению, шантажисты, попадающие в тюрьму, остаются там очень недолго.

Когда их жертвы получат обратно бумаги и письма, украденные у них вместе с бумажниками, они сами начинают убедительно просить судебного следователя не давать делу дальнейшего хода и требуют свои жалобы назад, во избежание скандала, неразлучного с процессом подобного рода.

Именно эта особенность всего более раздражала меня.

Среди профессиональных шантажистов этой категории я знал одного субъекта, громко именовавшего себя графом де Г. и изображавшего на своих визитных карточках, кроме графской короны, еще следующий девиз, который, в сущности, был его вывеской: «Кто меня любит, того я люблю», но этого молодца, при всем моем искреннем желании, мне никак не удавалось посадить на скамью подсудимых.

Наконец, мне удалось уговорить одного провинциального кюре, попавшегося в сети негодяя, подать жалобу в суд. Бедный кюре, недавно приехавший в Париж, был настолько наивен, что дал немножко денег молодым людям, которые очень ловко заинтересовали его своим