Читаем без скачивания Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

Одиннадцатого декабря войну Соединенным Штатам объявила Германия. Выступая в этот день в рейхстаге, Гитлер не мог отказать себе в удовольствии посвятить большую часть речи издевательствам над Рузвельтом — объявил, что «этот человек, поддерживаемый миллионерами и евреями», повинен во Второй мировой войне: «Сначала он побуждает к войне, затем фальсифицирует ее причины, затем фальшиво надевает на себя мантию христианского лицемерия и медленно, но уверенно ведет человечество к войне, не отказываясь призывать Бога в свидетели справедливости своей атаки — в обычной манере старого масона» и т. д. и т. п.{574} В этот же день германский министр иностранных дел И. Риббентроп вручил временному поверенному США в Германии ноту об объявлении войны. Фюрер невольно облегчил задачу Рузвельту, который понимал неизбежность вступления США в войну против Германии, но, учитывая изоляционистские настроения в стране, не желал брать на себя инициативу.

Вслед за этим войну США номинально объявили германские сателлиты: 12 декабря — Румыния, а 13-го — Венгрия и Болгария. К их действиям Рузвельт отнесся с высокомерным юмором — не объявил войну в ответ, а просто поручил Халлу передать их декларации для информации в комитет по иностранным делам конгресса.

Так был положен конец американскому нейтралитету. Теперь США во главе с антинацистски и антимилитаристски настроенным президентом стали воюющей страной, активным членом антигитлеровской коалиции.

В посвященной этому эпохальному событию «беседе у камина» Рузвельт говорил: «Теперь мы тоже участвуем в этой войне. Мы стали воюющей страной в полном смысле этого слова. Все наши граждане — мужчины, женщины, дети — являются участниками самой крупной кампании в американской истории. Нам с вами предстоит делить плохие и хорошие новости, поражения и победы, все превратности военного времени»{575}. А закончил он выступление выражением уверенности в победе не только в войне, но и в мире, который за ней последует. Трудно сказать, что имел в виду Рузвельт, говоря о победе в мире. Одно несомненно: американцы восприняли это заявление как выражение надежды на то, что их страна после окончания всемирной бойни станет более процветающей, благополучной и влиятельной, чем в предвоенное время.

Через несколько дней после нападения на Пёрл-Харбор Рузвельту доложили о подвиге летчика Колина Келли из бомбардировочной группы самолетов В-17, расположенной на Филиппинах. Во время боевого вылета Келли серьезно повредил бомбой один из японских кораблей (полагали, что это был крейсер «Натори» или линкор «Харуна», однако в тот день был поврежден только эсминец «Асигари»). На обратном пути бомбардировщик подвергся атаке японской эскадрильи и потерял управление. Пилоту удалось еще какие-то мгновения сохранять высоту, чтобы члены экипажа могли выброситься с парашютами, после чего самолет взорвался и храбрец погиб.

Президент посмертно наградил Келли высшей наградой за воинский подвиг — крестом «За выдающиеся заслуги», а вслед за этим написал письмо будущему президенту США 1956 года с просьбой принять сына Келли в Военную академию в Вест-Пойнте, ту самую, которою окончил его отец{576}. Так Рузвельт показал, что страна не только должна знать и чтить своих военных героев, но и заботиться об их семьях, создавать благоприятные условия для продвижения их детей. (Выполняя этот завет, президент Дуайт Эйзенхауэр в качестве верховного главнокомандующего специальным распоряжением определил Колина Келли-младшего слушателем академии, которую тот успешно окончил в 1963 году и стал служить в вооруженных силах США{577}.)

Рузвельт, как и другие государственные деятели, опасался, что последуют новые японские нападения на Гавайи, а также на Панамский канал и западное побережье США. Тревога возросла в связи с тем, что вскоре после начала войны японская подводная лодка всплыла у тихоокеанского побережья в районе города Санта- Барбара и произвела несколько орудийных выстрелов. Правда, они не причинили вреда, но теперь и власти, и население ожидали самого худшего. Позже выяснилось, что это было случайное нападение — японские стратеги сочли нецелесообразными подобного рода атаки. Пока же ходили слухи о высадке японских десантов, о секретных радиопередачах с территории США со стратегически важными сведениями, о непонятных огнях на горизонте и т. п.

По указанию президента были приостановлены все поставки по ленд-лизу. Загруженные корабли стояли у причалов, прекратили движение товарные поезда, перевозившие материалы к портам, не отправлялись товары с заводов. Однако уже через несколько дней Рузвельт распорядился возобновить поставки в запланированном объеме, и с января 1942 года они вновь стали расти{578}.

Выступая 12 декабря в конгрессе с докладом о реализации ленд-лиза, президент заявил: «На мировую стратегию держав оси должны ответить такой же всемирной стратегией те страны и народы, которые объединяются, чтобы противостоять агрессии. Поэтому оружие из арсенала демократии следует использовать там, где оно наиболее эффективно. А это значит, что мы должны дать возможность Великобритании, России, Китаю и другим странам, в том числе и в этом полушарии, пользоваться оружием из нашего арсенала с наибольшей пользой для общего дела. Слишком многое поставлено на карту в этой величайшей из войн, чтобы позволить себе пренебречь интересами народов, на которые напал или может напасть общий враг»{579}.

Президент давал понять, что, несмотря на начало войны на Тихом океане, он считает главным врагом Германию, победу в Европе — основным фактором глобальной стратегии объединившихся наций, а действия в Атлантике — приоритетными по сравнению с войной на Тихом океане.

Однако негодование американцев в связи с агрессией Японии почти повсеместно превратилось в антияпонскую шовинистическую истерию. Она охватила не только традиционно настроенные против черной и желтой рас крайне консервативные силы, но и либеральную интеллигенцию. 12 февраля 1942 года знаменитый публицист-либерал Уолтер Липман опубликовал во влиятельной популярной газете «Нью-Йорк уорлд», одним из редакторов которой он являлся, статью под заголовком «Пятая колонна на побережье», в которой призывал очистить территории тихоокеанского побережья США, которые могут очень скоро превратиться в зону боевых действий, от японского населения, ибо оно не имеет права заниматься «своими делами» на поле боя. Однако в основе своей эта истерия была расовой, ибо никто не требовал, например, изоляции американцев немецкого (их численность составляла около шестисот тысяч человек) или итальянского происхождения (последних с оттенком презрения называли народом уличных певцов, а не вояк).