Читаем без скачивания Безумный корабль - Робин Хобб

– Готово! Сбрасывай!… – неожиданно закричал Брэшен. Крепление противовеса было немедля развязано. Корабль начал выпрямляться, сперва медленно… а потом, словно подброшенный следующей волной, внезапно оказался на ровном киле. Янтарь так и ахнула, но удержалась. И вот холодная вода уже омывала оба его борта. Первый раз за тридцать с чем-то лет он выпрямился. Действительно выпрямился… Совершенный широко раскинул руки, и из его груди вырвался торжествующий рев. Янтарь отозвалась раскатом дикарского смеха. А вот Альтия изнутри предостерегающе закричала:

– Качайте! Да качайте же!… Брэшен, живо давай пластырь на борт!…

Совершенный услышал дружный топот торопливых ног и громкие крики, но все это не имело значения. Тонуть он не собирался, что и понимал с полной отчетливостью. Он как следует расправил руки, спину и плечи. Вода несла и поднимала его, и впервые за долгое время он как бы заново во всей полноте осознавал свое тело. Внутреннее чувство немедленно начало подсказывать ему, как и что должно обстоять с каждой его балкой, с каждой доской. Совершенный вздохнул поглубже и попытался привести себя в порядок. Его неожиданно качнуло на правый борт. Тотчас послышался изумленный вскрик Янтарь, потом гневный вопль Брэшена. Совершенный прижал ладони к вискам, крепко стиснул… «Ну вот. Опять как всегда. Что-то у меня внутри не того…» Он вновь шевельнулся, стараясь не обращать внимания на скрипы и стоны трущегося дерева. И… начал постепенно выравниваться. Он смутно чувствовал бурную деятельность у себя в трюме. Люди отчаянно качали помпы, сражаясь с водой, поступавшей сквозь лопнувшие швы и разошедшиеся щели. Потом к бортовым доскам прижался парусиновый пластырь. Альтия внутри срывала голос, требуя качать, качать поживее, и быстренько, быстренько загонять на место эту хренову паклю… Совершенный чувствовал, как понемногу начинает набухать его древесина.

Тут он внезапно ткнулся во что-то, и Брэшен закричал, призывая какого-то незаконнорожденного недоумка скорее бросать конец да крепить, крепить его понадежней!…

Он зашарил руками, нащупывая препятствие.

Его ушей достиг голос Янтарь, объяснявшей:

– Это баржа, Совершенный. Мы подошли к рабочей барже, теперь тебя к ней швартуют. Здесь безопасно.

Ему бы ее уверенность!… Он, между прочим, по-прежнему набирал воду и постепенно оседал.

– Сколько здесь до дна?… –спросил он, чувствуя себя весьма неуютно.

Брэшен, судя по тому, откуда донесся его торжествующий голос, стоял рядом с Янтарь:

– Достаточно глубоко, чтобы ты уже не сел на мель, парень! А если все же нахлебаешься и потонешь, то не пропадешь навсегда, вытащим! Вот только булькнуть вниз мы тебе нипочем не дадим. А на бережок, может, и вытащим, чтобы хорошенько подлатать левый бочок… Ты пока ни о чем не волнуйся! Все в наших руках!

Правда, сказав так, он умчался со скоростью, несколько противоречившей его утверждению.

Некоторое время Совершенный молча прислушивался к происходившему вокруг. На палубе и внутри него звучали громкие голоса, разносился топот бегущих туда-сюда ног. Рядом, на барже, работники поздравляли один другого с удачным спуском и прикидывали, много ли потребуется починки спасенному кораблю… Но не к этому прислушивался Совершенный. Его внимание было отдано плеску волн, шлепавших по обшивке, поскрипыванию усаживающегося дерева, шороху корпуса о кранцы* [Кранцы, кранец – устройство для смягчения неизбежного трения и ударов при швартовке. На небольших судах кранцы могут быть пухлыми плетенками из старых канатов. В современном обиходе часто используются отработанные автомобильные шины. Кранцы для крупных судов – сложные многокамерные устройства различной конструкции.], вывешенные с борта баржи. Все было так странно и жутковато. Знакомо и незнакомо… Здесь, на воде, каждый запах ощущался сильнее, чем на берегу, и даже крики чаек были пронзительней и громче. Совершенный размеренно вздымался и оседал на волнах. Плавное покачивание одновременно и убаюкивало, и навевало воспоминания о его самых скверных ночных кошмарах.

– Ну вот, – негромко проговорил он вслух, – я снова плаваю. Полагаю, это делает меня из береговой развалины опять кораблем.

– Я тоже так полагаю, – согласно отозвалась Янтарь. Она не двигалась и стояла так тихо, что он успел почти позабыть о ней. В отличие от других людей, с которыми ему доводилось знакомиться, временами она становилась неосязаемой для его чувств. Ему, в частности, не надо было долго раздумывать, чтобы сразу определить, где находились Альтия либо Брэшен. Чуточку сосредоточения – и он был способен засечь любого безымянного работягу у себя на палубе или в трюмах. А вот Янтарь… Янтарь была совершенно другой. Гораздо более, скажем так, сокровенной в том, что касалось доступности для постороннего глаза или иного органа восприятия. Иногда Совершенный подозревал, что она была такой, какой сама пожелала быть. Что она делилась собой только тогда, когда сама хотела, но и тогда – далеко не до конца. «В отличие от меня», – подумалось ему. Эта мысль заставила его нахмуриться.

– Что-то не так? – тотчас спросила она.

– Пока еще нет, – ответил он хмуро. Она рассмеялась так, словно он изрек очень остроумную шутку.

– Вот как… Ну и что, нравится тебе снова чувствовать себя кораблем?

– А какая разница, – сказал он, – радуюсь я или печалюсь? Вы все равно поступите со мной так, как сочтете нужным, и до моих чувств никому особого дела не будет…-Он помолчал. – Что верно, то верно, я не верил тебе, сознаюсь. Я не думал, что опять поплыву. Ну, не то чтобы мне особо этого хотелось…

– Совершенный, твои чувства очень даже имеют значение! Очень даже имеют! И, что бы ты мне ни вкручивал, ни за что не поверю, что ты вправду хотел навсегда остаться на берегу. Помнишь, когда-то ты разозлился на меня и принялся кричать, что ты – корабль, а корабль должен ходить по морю? Вот я и подумала, что, может быть, поначалу возвращение в море тебя не слишком обрадует, но все равно пойдет тебе на пользу. Всем живым существам надо расти… А ты, заброшенный там, больше не рос. Наоборот, ты готов был сдаться и посчитать себя сущей неудачей…

Она говорила с любовью и заботой, выносить которые ему вдруг стало решительно невмоготу. «Они что, полагают, будто могут принудить меня к чему-то, а потом объявить, что это было сделано для моего же блага?»

Он грубо, хрипло расхохотался:

– А вот и неверно! Напротив, я кругом преуспел! Я поубивал их всех – всех, кто пытался противиться мне! Только одни вы и отказываетесь признать, что я – из удачников удачник. Если б не это, у вас была бы хорошая причина бояться меня!

Янтарь некоторое время молчала, вероятно от ужаса. Потом она отпустила поручни и выпрямилась, стоя на палубе.

– Вот что, Совершенный, – сказала она. – Тошно тебя слушать, когда ты такое несешь.

Угадать по голосу, что она на самом деле думала, было попросту невозможно.

– Ага, ясно, – проговорил он ехидно. – Что, поджилки трясутся?

Но она уже повернулась и шла прочь. Она не хотела ему отвечать. «Ну и не надо. Я, похоже, тебя в лучших чувствах обидел? И что с того? О моих чувствах кто-нибудь когда-нибудь думал? О том, чего я хочу или не хочу?…»

– Почему ты такой? – прозвучал голосок. Это был Клеф. Для Совершенного не было неожиданностью его появление. Он знал, что мальчишка перебрался на баржу вместе с береговой командой. Носовое изваяние не вздрогнуло. И некоторое время не удостаивало его ответом.

Клеф настырно повторил:

– Почему ты такой?

– Какой? – в конце концов раздраженно спросил Совершенный.

– Да твоя сам знай. Говнистый, вот какой. Придурочный. Чуть что, в драку. И всем на ровном месте гадости говоришь…

– А каким я, по-твоему, должен быть? – хмыкнул Совершенный. – Может, от радости прыгать, что меня в воду стащили? Должен сломя голову рваться с ними в это их спасально-выручальное плавание?… Действительно, кстати, придурочное…

Мальчишка пожал плечами – он это почувствовал.

– А что? И мог бы…

– Мог бы!…-насмешливо передразнил Совершенный. – Каким это образом, интересно?

– Да просто. Реши и смоги.

– Вот так взять и решить быть счастливым? Забыть все, что со мной сделали, и радоваться жизни? Тра-ля-ля, тра-ля-ля!… Так, что ли?

– И так тоже. – Слышно было, как Клеф поскреб пятерней затылок. – Твоя возьми хоть меня. Я тоже моги их всех ненавидь. А я реши быть счастливый, и мне хорошо. Я бери что можно и делай из этого жизнь. – Он помолчал и добавил: – Другая жизнь у меня все равно нет. Надо из эта, которая есть, что-то путное делай!

Совершенный отрезал:

– Мне бы твои заботы!

– Твоя все равно моги, – не сдавался мальчишка. – Так уж всяко не трудней, чем быть все время говнистый!

И он зашагал прочь, этак вразвалочку, шурша босыми пятками по палубе. И добавил уже через плечо: