Читаем без скачивания Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

Какой была смерть преданного земле с такими почестями? Этого никто никогда не узнает, а когда спросили об этом у княгини Дашковой, она расхохоталась и сказала:

― Признайте, что мы предприняли действенные меры предосторожности.

Эпизод с кортежем позволил получить два важных результата: отвлечь народ от молодого великого князя и подготовить его к восприятию смерти императора.

Короче говоря, дворец окружала регулярная армия, полная энтузиазма. Но к этому энтузиазму клеились искусно подпитываемые страхи друзей Екатерины. Нашептывали, что из Ораниенбаума выехали 12 убийц, давших клятву императору убить императрицу и ее сына. Солдаты верили своей матушке, как они ее называли, слишком беззащитной в этом просторном дворце, одной стороной обращенном к реке и выходящим на площадь 20-ю дверями другой; громкими криками солдаты требовали, чтобы она перешла в другой дворец, и они получили возможность окружить его со всех сторон. Императрица с этим согласилась, пересекла площадь среди восторженных кликов и заверений в преданности и вошла в маленький деревянный дворец, который в ту же минуту был окружен тройным кордоном штыков. Все эти солдаты отказались от прусской и переоделись в прежнюю униформу. Их досыта поили par le qvas et le vodka ― квасом и водкой. Время от времени в солдатских рядах поднимался громкий крик; это бывало, если к своим товарищам присоединялся какой-нибудь солдат, не успев освободиться от прусской формы; тогда на таком солдате ее разрывали в клочья, а головной убор швыряли из рук в руки как мяч.

К полудню прибыло русское духовенство. Что такое русское духовенство, известно ― коррупция, развращающая человека, но коррупция с гордо поднятой головой, при почтенной бороде и в роскошных одеждах. Церковь пришла освятить узурпацию, ожидая освятить и убийство. Она не однажды брала на себя подобную роль.

Священнослужители, за которыми несли все, что нужно для коронации ― корону, императорскую державу и античные книги, неспешно и величественно прошествовали через все это почтительно затихшее при виде их воинство, и вошли к императрице. Четверть часа спустя народу объявили, что императрица коронована под именем Екатерины II.

В разгар приветственного рева, что вызвала эта весть, Екатерина выехала на коне в прежней гвардейской униформе. И был уже не взрыв энтузиазма, наружу прорвалось и разлилось неистовство; она заранее заказала все по своей фигуре: и униформу, и оружие. Лишь одной детали не доставало ее шпаге ― темляка.

― Кто поднесет мне в подарок темляк? ― спросила она.

Пятеро офицеров подались к ней, чтобы снять темляк со своей сабли и отдать его императрице; один молоденький лейтенант, более проворный, чем другие, бросился вперед и презентовал Екатерине то, что она просила. Затем, отсалютовав императрице своей шпагой, он сделал попытку отъехать. Но он не учел повадок своего коня; то ли из-за упрямства, то ли по эскадронной привычке, животное постаралось прижаться боком к коню императрицы. Екатерина наблюдала бесплодные усилия, что предпринимал кавалерист; она смотрела на него, отмечая про себя, что он молод и красив; она прочла в его взгляде любовь, порыв и преданность.

― Ваш конь разумней вас, ― сказала она, ― он старается добыть счастье своему хозяину. Как вас зовут?

― Потемкин, ваше величество.

― Ну, хорошо, Потемкин, оставайтесь возле меня; сегодня вы будет е служить мне адъютантом.

Потемкин отсалютовал и больше не пытался побудить своего коня отойти в сторону. Это был тот самый Потемкин, который 18-ю годами позднее стал всемогущим министром и любовником Екатерины.

Императрица вернулась во дворец и обедала у открытого окна, тогда как войска проходили в парадном марше. Много раз она поднимала бокал, показывая, что пьет за здоровье солдат, и они отвечали на этот тост дружными приветствиями. После обеда, она снова села на коня и встала во главе армии.

Вопроса с Потемкиным больше не возникало. Его удалило одно слово Орлова, и молодой лейтенант понял, что для того, чтобы нижнему офицерскому чину вновь приблизиться к императрице, надобна более важная служба, чем предложенный и принятый темляк. Но будьте покойны, мы снова увидим его появление, и на этот раз он явится сослужить куда более великую службу. Помочь удавить Петра III.

Теперь позволим императрице выступить в поход и устремим взгляд на замок в Ораниенбауме.

Известно было, что император жил в Ораниенбауме. Только, когда наступило 29 июня ― день св. Петра, император решил, что отпразднует этот торжественный день в замке Петергофа. Для большей безопасности.

Ему доложили об аресте Пассека, но на известие об аресте он удовольствовался ответить:

― Это сумасшедший!

Утром, выполняя задуманное, он выехал из Ораниенбаума в большом открытом экипаже со своей любовницей, своим неразлучным компаньоном ― министром Пруссии и набором самых красивых женщин своего двора. Тогда как они весело ехали к Петергофу, в Петергофе все были глубоко опечалены. Днем обнаружился побег императрицы. Ее тщательно повсюду искали, пока часовой не заявил, что в четыре часа утра он видел, как две дамы вошли в парк. К тому же, те, кто прибыл из Санкт-Петербурга, покидая его раньше, чем туда приехала Екатерина, и вспыхнул военный мятеж, говорили, что в столице все совершенно спокойно. Однако передать Петру III новость о бегстве императрицы представлялось делом серьезным. В Ораниенбаум отправился камергер. В двух-трех верстах от замка он встретил адъютанта императора, по имени Гудович, который опережал того в пути, выполняя роль курьера. Камергер передал Гудовичу известие, с каким он ехал, рассудив, что лучше пусть император услышит это не из его, а из других уст. Адъютант, натянув повод, повернул обратно своего коня, и погнал его во весь опор. Он вернулся к императору и почти силой остановил экипаж. А поскольку император приказал своим кучерам продолжать путь, адъютант наклонился и на ухо прошептал:

― Sire, ― императрица бежала этой ночью из Петергофа; полагают, что она в Санкт-Петербурге.

― О! Какое сумасбродство! ― отреагировал император.

Но адъютант еще тише добавил несколько слов, которых никто не расслышал. Император побледнел.

― Пусть мне позволят сойти, ― сказал он.

Для него открыли дверцу, и он высадился. Его колени заметно дрожали. Он оперся на руку адъютанта и с живостью засыпал его вопросами. Затем, так как находились перед открытыми воротами парка:

― Высаживайтесь, mesdames, ― сказал он, ― и идите прямо в замок; там я к вам присоединюсь или, скорей всего, буду там раньше вас.