Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

Такой Рёко я еще ни разу не видел. Она как бы спрашивала взглядом: «Неужели? А может, это ошибка?» Теперь уже на ее лице было озабоченное выражение.

– Ваша судьба изменчива. Я бы сказал, все довольно серьезно. Когда Солнце войдет в одиннадцатый дом, ваши мечты исполнятся. У вас должно быть много друзей. Что касается дел любовных, то на этом фронте не очень хорошо. Перспективы, по всей вероятности, не блестящие. Ага… ну это… Если уж выкладывать все начистоту, не скрывая негатива, возможно, еще придется побороться за имущество.

Надо соблюдать осторожность, чтобы избежать насильственной смерти. Марс в восьмом доме, Нептун в четвертом, да еще такой куспид[135]… В довершение всего существует опасность умереть на больничной койке. Требуется очень большая осторожность. Очень большая.

Далее. Вас угнетает некая тайна, связанная с чем-то, что произошло в вашей семье, когда вы были совсем молоды, и которой вы не можете поделиться ни с кем. Какая-то непонятная, трудно объяснимая ситуация. Возможно, это связано с Плутоном во втором доме.

Теперь о материальном, финансовом положении. У вас свойство строить материальное благополучие за счет других, обчищая их дочиста. Есть вероятность того, что вы очень быстро, в одночасье, разбогатеете. Вы не стесняетесь в средствах ради денег. Вас легко втянуть в темную сделку или еще какую-нибудь махинацию, однако планеты так расположены, что подобные дела могут привести к столкновению с законом и наказанию. Лучше в эти дела не влезать. Так безопаснее.

А во всем остальном все хорошо. Даже очень. Тяга к знаниям. Поездки за границу. Много приятного. Голова у вас замечательная. Вам бы журналисткой стать, вы бы многого добились.

О! Вот еще что. Планеты говорят, что у вас могут быть трудные роды. Надо бы, наверное, какие-то меры принять…

Всю дорогу до дома Рёко не проронила ни слова. Когда мы вошли в квартиру, я спросил: «Он угадал?» «Кое-что», – последовал ответ.

У нас еще оставалась пластинка, которую мне дал послушать Митараи. Она нравилась нам обоим, поэтому мы решили еще немного ее подержать.

«Невероятная джазовая гитара Уэса Монтгомери». Именно ее мы слушали в «Минтон хаус» тогда, в Йокогаме возле канала. На такое местонахождение кафе удивительным образом намекал понравившийся нам лейбл на диске – «Riverside».

– Может, еще раз туда сходим? – предложил я. И Рёко согласилась:

– Давай в следующее воскресенье.

17

Начался сезон дождей, с неба лило, почти не переставая, но я брал зонтик и все равно шел к Митараи. Когда мы с ним на пару пели битловские песни, временами перед глазами будто возникала комната, где я жил до того, как потерял память. Музыка непроизвольно открывает глубины человеческого восприятия. А где-то рядом, вероятно, прячется и зрительная память. Под воздействием музыки пробуждаются воспоминания, хранящие зрительные образы. Это непередаваемое ощущение постоянно заявляло о себе откуда-то из глубины души, однако никак не складывалось в четкую картину, словно этому мешала какая-то стена.

И опять мне не давала покоя мысль об адресе на водительском удостоверении.

Я попал под очарование «настоящего». И к Митараи стал ходить именно потому, что «настоящее» захватило меня. Жизнь с Рёко уже превратилась в обыденность. Находясь внутри банальной повседневности, устоять перед желанием узнать, что там по этому адресу, становилось все труднее. Знакомство с этим странным малым, Митараи, крепко привязало меня к «настоящему», но оно же вело к столкновению с повседневной жизнью.

Видимо, я боюсь вещей, доставляющих беспокойство, и избегаю их, думал я. Если у меня есть жена, как она сейчас живет? Я – муж и имею перед ней обязательства, и они никуда не деваются, независимо от того, потерял я память или нет. Я понимаю это, но делаю вид, что не замечаю. Не знал бы я адрес – куда ни шло, но ведь я его уже знаю…

Сейчас у меня есть Рёко. Даже если память вернется, не могу представить, чтобы я бросил ее и вернулся к прежней жене. Однако жена этого не знает, и ей ничего не остается, как ждать возвращения мужа. Поэтому и для нее, и для меня будет лучше встретиться, обсудить, что случилось, и развестись. Иначе получается подло, непорядочно, и вопрос этот надо решать, как бы тяжело ни было. А я все тяну время, пытаюсь избежать неизбежного… Судя по моему возрасту, жена должна быть еще молодая, и, если мы разведемся, она вполне сможет найти хорошего человека. А я буду спокойно жить с Рёко дальше. Если подумать, то чего я боюсь? Почему бы не разобраться с этим скорее? Эта мысль одолевала меня все сильнее.

Почему я этого не делал? Из-за Рёко. Отчаяние, которое я видел на ее лице, заставляло меня, как трамвай по рельсам, строго следовать по одному маршруту – между заводом и домом, не отклоняясь от него ни на шаг. И все же, думая о Рёко, я не мог не думать и об этом адресе, и о том, что может последовать дальше.

Рёко теперь часто бывала в подавленном настроении. Мне показалось, что Митараи при встрече ей понравился, однако стоило мне лишь заикнуться о нем, как она стала просить, чтобы я больше к нему не ходил. На вопрос: «Почему?» ответила: «Много строит из себя, душа к нему не лежит. А ты перед ним как шестерка». Вот даже как! «Ревнуешь, что ли?» – «Еще чего!» Хотя ясно было, что ревнует, иначе откуда эти капризы: кто для тебя дороже – я или Митараи?

Последний день июня выдался погожим. Я не стал заезжать к Митараи; мы с Рёко, как прежде, встретились на станции «Мотосумиёси» и направились к дому. Рёко предложила пойти в обход, прогуляться.

На эстакаде, переброшенной через железнодорожную линию Тоёко, рядом с домом, где мы поселились, Рёко остановилась и облокотилась о перила. Стояла и смотрела на рельсы. Я остановился рядом. С этого места был хорошо виден наш дом.

Рёко была вся в своих мыслях и за все время не промолвила почти ни слова. Я тоже молчал, стоял рядом, опершись спиной о перила, и ждал. Перед глазами проносились спешившие куда-то автомобили, в разрывах этого непрерывного потока показалась отошедшая от станции электричка. Ее серебристые вагоны сверкали в лучах вечернего солнца и скрывались под эстакадой.

Держась за перила, я повернулся в другую сторону. Прямо из-под моих ног один за другим выскакивали вагоны с жутко грязными крышами и, проносясь мимо нашего убогого жилища, устремлялись дальше. Наша комната, скучавшая в ожидании хозяев, должно быть, ходила ходуном.

Можно ли считать настоящим домом ненадежную коробку, в которой мы ютились? Наша комнатушка площадью в шесть татами, которые мы воображали себе местом «лучше не бывает», где всегда тепло и куда мы будем вечно возвращаться, сотрясалась, как пустая коробка из-под торта. Выражаясь языком Митараи, это бамбуковая клетка, куда нас – пару убогих зверьков – запихали вместе с нашей любовью.

– Знаешь, поезжай туда! – резко, будто выплеснув что-то скопившееся в груди, заявила Рёко и посмотрела мне прямо в глаза.

– О! С чего это вдруг? – сразу отреагировал я. В последние дни я постоянно думал о поездке в Нисиогу.

– Завтра суббота? Ты же работаешь только до обеда; вот и съезди.

Рёко говорила громко, стараясь перекрыть шум дороги. Вид у нее был страдальческий. Я подошел ближе. Глаз почти не видно, цвет лица никудышный. Она знала, что выглядит ужасно, и потому сказала:

– Не смотри на меня.

Рёко ни разу не заикалась о том, что у меня может быть семья. Жена, дети… таких слов я от нее не слышал. Но следы страданий на ее лице свидетельствовали сами за себя. Излишне говорить, что мое пребывание на чужой территории тоже имело предел.

– Что бы ни было, ничего не изменится, – повторил я уже сказанные прежде слова.

– Не бросай меня, – следом за мной исполнила знакомую партию Рёко.

– Не брошу, ни за что… Пусть даже в Нисиогу у меня семья. Я решил это для себя.