Читаем без скачивания Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

когда декретный отпуск подоспел, смотрю – похолоданья начались. Жинка вроде сильно и не жаловалась, да как жаловаться сыну на родную мать, то есть не ей родную, а мне как жаловаться? Так я и сам с понятием, прихожу с работы, старшая сопит, у младшей глаза на мокром месте – немного тяму надо, чтобы догадаться – двум хозяйкам у одной плиты места мало, сколько ни изгибайся, все равно выпуклым местом зацепишься, если не столкнешься, а мамка у меня дородная и жинка не из худеньких, говорю же – откармливал, грошей на масло не жалел. Возле плиты тесно, возле зыбки еще тесней – у одной первый ребенок, у другой первый внук. День спорят, неделю в молчанку играют, что хуже – неизвестно. Им плохо, а мне с какой стати хорошо будет? На квартиру уходить – с одной зарплатой не больно разбежишься, да и стариков перед соседями позорить нельзя. Кручусь на работе, за каждый калым хватаюсь, а нет калыма, так и за тариф после работы остаться рад, потому что домой идти не хочется. Год отмучился и на второй легче не стало… А тут земляк из Заполярья в отпуск приехал: по городу только на такси раскатывает и, кроме коньяка, никакой выпивки не признает. А когда-то на нашей автобазе слесарил. Пришел знакомых навестить, что вы, говорит, за гроши тут спину гнете, двигайте к нам в Заполярье: семьдесят процентов коэффициент и надбавки каждые полгода до шести штук, а потом еще две через год, опять же снабженье человеческое, мясо дешевле, чем на материке, одна картошка дорогая, так ведь гуляш завсегда сытнее гарнира, крахмал он только воротничкам крепость дает. Я его про квартирный вопрос, а он опять отмахивается: слесаря – не инженеры, они везде нужны. Я в тот же вечер с жинкой перетолковал, она с устатку и с отчаянья на все согласна, даже первое время готова со свекровью без моей защиты остаться. Мать, конечно, против, не хочет, чтобы сын в такую даль летел здоровье на морозяке гробить. Мать заботится о сыне, жинка о себе печется. У меня сомнения, а жинка уже загорелась и меня распаляет, про мужские обязанности напоминает, будто я без нее не знаю, кто о семье заботиться должен, будто отлынивал до этого…

Оформил документы и подался в Заполярье. Не натрепался земляк, все верно рассказал – и про надбавки, и про строительство, и про мясо с картошкой. Полгода в общаге промаялся и в однокомнатную въехал. Домой письмо написал, она телеграммой ответила, велела встречать через неделю.

Привел ее в новую хату, в собственную, для затравки прибедняюсь трохи, извини, мол, что маленькая, не на век же, мы с тобой не олени, чтоб в тундре жить, заработаем гроши и купим себе на родине какую захотим, прибедняюсь только потому, что вижу, как радуется жинка. Ей хорошо, а мне еще лучше, настоящим мужиком себя вижу в жинкиных глазах. И она себя хозяйкой почувствовала, в первую же субботу потащила меня в магазин трюмо покупать, можно бы и нормальным зеркалом обойтись, но ей, видите ли, собственную мебель захотелось. Трюмо выбрали – аппетит разыгрался – диван требует, как будто на полу спим, я же готовился к ее приезду, кровать у знакомых нашел, почти новую, полуторку, а она – диван… и никаких металлоломов. Я, конечно, мог отказать, гроши-то мои, да характера не хватило, жалость одолела – пусть уж баба потешится после всех стеснений, да и вещь не совсем лишняя, пацана привезем, ему тоже где-то спать надо. Внука-то бабка не пустила с ней, упросила оставить хотя бы на лето, чтобы окреп в теплых краях на здоровом воздухе. Бабка, себе на уме, надеялась, что мы небыстро к новому месту притремся, а все эти вздохи и заверения забрать ребенка при первом случае считала пустыми. Я тоже не шибко в них верил, отпуск заработал, подкатываюсь к жинке, интересуюсь – лететь ли за хлопчиком или гроши на книжку положить, спрашиваю, а сам уверен, что отговаривать начнет от отпуска… и не ошибся. Делает вид, что по сыну тоскует, ну и пусть, только зачем на мать мою напраслину валить, зачем через день, да каждый день вздыхать, что старуха ребенка испортит, зачем тень на плетень наводить, когда мы оба по одну сторону этого плетня, чем быстрее накопим на квартиру, тем быстрее на материк вернемся. И, признаюсь, удивила меня жинка, когда собственный отпуск заработала, не посмотрела, что время зимнее, ни овощей свежих, ни фруктов дешевых, а она уперлась – летим, и все тут, не совета просит, не рассуждает, а требует и голос какой-то незнакомый, на Севере что ли закалился. Слетали в отпуск, вернулись втроем, хлопчика в садик сдали, и сразу на работу, жинка вперед меня утикала, она там в лаборатории своей очень ко двору пришлась, года не прошло, ее старшей поставили, а после отпуска начальница заместительшей к себе взяла. Оклад жинке добавили, я сначала радовался – с премией да с полярками она меня догнала, а уж с материковскими мужскими заработками и сравнивать страшно. Короче, стала самостоятельной женщиной. И совсем от рук отбилась. Я не про измены говорю – чего не было, того не было, но мне и без посторонних тесно стало с ней в одной квартире, шаг сделаю, а жинка на дороге, слово скажу, а жинка поперек. Раньше только в продуктовый без спроса ходила, а тут и в галантерейный, – не советуясь, взяла как-то и выкинула зарплату нормальной женщины на духи мадэ ин черт знает откуда не на день рождения, не на праздник Восьмое марта, а ни к селу ни к городу, среди недели. С такими замашками не только на квартиру не накопишь, но и на обратный билет не наскребешь. Сказал ей, не удержался, а она: и не нужен мне обратный билет, мне и здесь хорошо. Врезать бы ей, чтобы еще лучше стало, и замахнулся уже, да руку отрезвил – с такими рассуждениями она и в суд подать может, в прежние времена проглотила бы, да и не трогал ее никогда, жалел, вот и выжалел на свою шею. Что за семейная жизнь, когда собственную бабу поучить боишься? А тут еще и квартиру ей пообещали, двухкомнатную. Зачем нам такие хоромы, если не собираемся оставаться? Все эти переезды, новоселья – лишние расходы, и даже не в деньгах дело, я нежадный, так уж, с расстройства болтаю, меня другое прищемило: если она от прибавки в зарплате хвост подняла, так что же с ней будет, когда мы переедем в ее квартиру?

Понимаешь, мужик, ты мне