Читаем без скачивания Дураков нет - Руссо Ричард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я просто хочу, чтобы ты понял: я говорю совершенно серьезно. Я знаю, ты считаешь меня мягкотелым, и обычно ты прав, но сейчас я хочу, чтобы ты дал мне слово, и если нет, мы с тобой раздружимся.
Салли опасливо посмотрел на Уэрфа.
– Работу я не брошу, – сказал Салли. – И в колледж не вернусь даже ради тебя. Со следующего семестра мой сын будет там преподавать, а с моим везением меня отправят к нему учиться.
Эти слова позабавили Уэрфа, он расплылся в улыбке.
– Нет, я хотел попросить тебя о другом. Это связано с твоей хозяйкой.
У Салли отлегло от сердца. Зря Уэрф нагнетал напряжение, выполнить его просьбу, пожалуй, будет нетрудно.
– Ради Берил я готов на все. С дорогой душой.
Окосевший Уэрф смотрел на него с прежней серьезностью.
– Она к тебе так же относится. Поэтому с моей помощью она кое-что сделала для тебя.
– Что? – спросил Салли, хотя и догадывался.
– Дом на Баудон снова твой, – сообщил Уэрф.
– Она оплатила налоговую задолженность?
– Десять с лишним тысяч.
– И ты ей позволил.
– Я ее поддержал, – с нажимом произнес Уэрф.
– Ты знал, что я не хочу иметь ничего общего с этим чертовым домом, знал, что он ничего не стоит, его даже на дрова не продашь, – и все равно позволил.
– Он стоит минимум двадцать тысяч, а то и больше, – сказал Уэрф.
– Врешь.
Уэрф покачал головой.
– Владельцы “Сан-Суси” уже предложили за него двадцать тысяч. И наверняка дадут больше.
– Почему?
– Чтобы избежать суда. Дорога, по которой они ездят, проходит по краю твоего участка. Я проверил. А разрешения ею пользоваться у них нет. Мы запросто их засудим. Может, они даже дадут нам в два раза больше, чем предложили. Или в три. – Уэрф примолк, чтобы Салли успел осмыслить сказанное. – Даже если они дадут минимум, то есть двадцать тысяч, тебе все-таки этого хватит, чтобы вернуть миссис Пиплз деньги, отдать долг за пикап и начать все сначала.
Салли задумался. Мысль начать все сначала показалась заманчивой. Почему же тогда он молчит? Несомненно, опять из-за Большого Джима Салливана. Ведь это были бы деньги отца – единственного, от кого Салли не мог их принять.
– А просьба моя такая, – продолжал Уэрф. – Когда твоя хозяйка сообщит тебе об этом, поблагодари ее. Ей сейчас приходится нелегко из-за этого ее сынка. Порадуй старушку.
– Это не то… – начал было Салли.
– Мне плевать, то это или не то, – перебил Уэрф. – Либо ты это сделаешь, либо мы с тобой раздружимся.
Некоторое время оба молчали. Салли чувствовал, что вторая пилюля Джоко действует, чувствовал, как контуры его тела словно размываются. На этой планете не существует места, где ему уютнее, чем в “Лошади”, на этом самом табурете, рядом с этим самым человеком, но каким же странным все казалось ему сейчас. На стенке за стойкой висела рождественская гирлянда, половина лампочек или мигала, или погасла, в другом конце стойки на невидимом табурете, точно на подушке из воздуха, сидел Малыш, и даже Уэрф смотрел на Салли очень серьезно. Сегодня и “Лошадь” казалась ему чужой, и Салли вдруг охватила паника, как полчаса назад, когда он заплутал на знакомой улице. Салли услышал, как произнес “окей”, но, может, ему померещилось, может, это сказал кто-то другой, далеко отсюда? А потом Салли вдруг вернулся.
– Хорошо, – кивнул Уэрф, явно довольный. – А теперь скажи мне вот что. Чего от тебя хотел Бартон?
Салли усмехнулся.
– Спрашивал про тот день, когда мой старик насадил парнишку на штырь ограды.
Уэрф задумался.
– Наверное, Бартон готовится к смерти, – наконец произнес он, точно понимал судью. – Проясняет невыясненное. И что ты ему сказал?
– Ничего, – ответил Салли. – Что это был несчастный случай. Но это неправда. Он тряс забор, пока парнишка не сорвался.
– Ты это видел?
– Это видел мой брат. Я видел только, как парнишка висит, а изо рта у него торчит штырь.
Уэрф снял очки, потер глаза.
– Чудо, что мы все еще не спятили, – сказал он.
– Мы спятили, – с неожиданной для самого себя убежденностью возразил Салли и сполз с табурета. – Я в это верю.
Салли посмотрел на часы над барной стойкой. Менее чем через пять часов ему надо встретиться с Рубом в закусочной “У Хэтти”, у них дела в доме на Баудон.
– Поеду покормлю собаку, потом домой.
– Когда ты успел обзавестись собакой?
– Не знаю, – ответил Салли. – Но мне сообщили, что у меня теперь есть собака. Кстати, ты слышал про моего сына и жену Карла?
– Конечно, – ответил Уэрф.
– Так почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что я единственный в этом городе, кто не повторяет сплетни. Если честно, я удивился. Поговаривают, у нее вроде кто-то есть в Шуйлере.
– Видимо, и об этом я тоже узнал последним, – произнес Салли. – Как считаешь, Карл справится? – поинтересовался он, сам не зная, что имеет в виду.
– Не думаю, – ответил Уэрф.
– Он сейчас сидит в машине у дома Питера, – сообщил Салли. – Тоби с ним наверху.
– А эта грудастая еще с Карлом?
– Да, – ответил Салли.
– Пока она рядом, с ним ничего не случится, – заверил Уэрф.
– Я тоже так думаю, – согласился Салли. – И мне не хотелось бы ошибиться.
– Все равно это не твое дело, – заметил Уэрф.
Золотые слова, подумал Салли. Но в ушах у него звенела насмешка Питера. Не то чтобы твоя собака. Не то чтобы твой дом. Не то чтобы твое дело. И прочие “не то чтобы”. Та же Вера – не то чтобы его жена, – которая сегодня сорвалась. И Рут, которая бросила его, на этот раз окончательно, он это знал, и теперь не то чтобы его любовница. И Большой Джим Салливан, казалось бы, давно мертвый, мертвее мертвого, мертвее некуда, мертвецки мертвый. Да вот не то чтобы. Это Большой Джим Салливан, полный гнева, боли и страха, врезал сегодня Карлу Робаку, и Салли не успел его остановить, это Большой Джим Салливан ранее стер ухмылку с лица полицейского Реймера.
Уже у двери, натягивая тяжелую куртку, Салли заметил, что чем-то воняет, и на этот раз не венеркой и не находящимся поблизости мужским туалетом. На этот раз попахивало судьбой.
* * *Половина второго ночи, канун Нового года.
На Силвер-стрит Ральф стоял перед унитазом. Вообще-то никаких позывов у него не было. Он просто не решался лечь, не убедившись в этом, словно если ослабить бдительность, то страх его жизни воспользуется ночным часом и его небрежением и сделает свое дело. Вдобавок его не отпускали события этого дня. Ральф не был ревнив, но не мог забыть, как его жена упала Салли на грудь, как шептала ему сокровенные признания в глубочайшем презрении, как клялась всегда ненавидеть Салли. Как естественно выглядело их объятие, как хорошо подходили они друг другу. От этого Ральф казался себе чужаком в собственном браке. От этого у него подкашивались ноги, так что пришлось даже выйти на воздух.
Наконец струя полилась – горячо, болезненно медленно, Ральф смотрел и на струйку, и на желтеющую в унитазе лужицу в поисках крови – он до сих пор этого боялся, как ни успокаивал его онколог. Но крови не было.
Веру оставили на ночь в больнице, Питер перебрался на новую квартиру, а внук на попечении Ральфа, и поэтому он, выйдя из туалета, направился еще раз взглянуть на Уилла. Ральфу нравилось думать об Уилле как о внуке, хотя он никогда не забывал, что на самом деле это не так. Сегодня он, помимо прочего, понял еще одно: ему придется делить этого мальчика с его родным дедом. Это Питером Салли не интересовался, а Уилл – другое дело. Нет, Ральф видел, с какой любовью Салли смотрел на мальчика, когда в “Белой лошади” тот взобрался к нему на колени. Но Ральф также знал, что Салли поделится, не станет жадничать. И конечно же, Ральф по-прежнему верил, что люди могут поладить.
Мальчик спал, в кои-то веки спокойно, на тумбочке возле кровати убаюкивающе тикал секундомер, который дал ему Салли. Ральфу не раз доводилось слышать, как Уилл во сне хнычет тревожно, но сейчас он дышал ровно. Ральф почувствовал сладкое дыхание внука в воздухе над кроватью, и у него перехватило горло – только теперь от любви. Вернувшись домой из бара, Уилл целый вечер говорил о ноге, и Ральф понимал: то, что внук прикоснулся к протезу, отнес его калеке-адвокату, было самым смелым поступком за всю его жизнь, и теперь Уилла переполняла гордость. В мелькнувшей жутковато-бледной культе мистера Уэрфлая Уилл нашел… что? – утешение. Бывает же такое, подивился Ральф.