Читаем без скачивания Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать восьмого апреля дал первые показания Еропкин. Ему также представили вопросные пункты. Подобно Хрущову, он не признавался ни в каких сношениях с Волынским, кроме службы. Правда, добавил, что тот читал ему и князю Черкасскому некоторые проекты, да еще — сватал за него свою племянницу.
11
Прибавление. КТО ЕСТЬ КТО? ЕРОПКИН ПЕТР МИХАЙЛОВИЧ
Гоф-бау-интендант — придворный чин, который носил Петр Еропкин, был невысок. Гоф-интендантская контора заведовала дворцами, их состоянием, убранством, садами Придворного ведомства. Для архитектора служба эта была неинтересной: ремонт, подновление, иногда какие-то перестройки. Было от чего чувствовать неудовлетворение, недовольство...
Где-то я прочел, что за всю жизнь у Еропкина была чуть ли не единственная самостоятельная работа архитектурная — Ледяной дом, построенный на Неве для шутовской свадьбы и растаявший по весне. Потом выяснилось, что я ошибался.
В Ленинграде на набережной Красного Флота — в прошлом веке она называлась Английской, а до того Галерной и Нижней — в доме номер четыре ныне находится Государственный исторический архив. Многие ленинградцы знают, что это бывший дом графа «Ивана Степановича» Лаваля — французского эмигранта, бежавшего из страны в начале революции. Благосклонность российских императоров и состояние жены дали беглому графу возможность не только безбедного существования, но и позволили играть заметную общественную роль. При дворе — церемониймейстер, в чиновничестве — сначала в Главном правлении училищ, а потом и в Министерстве иностранных дел... Впрочем, сведения эти я привел лишь по причине их малой известности. Сам «Иван Степанович» слыл среди современников фигурой малоинтересной, «с душою лакея», как писал о нем в своем дневнике Александр Тургенев.
Куда привлекательнее была его супруга, державшая салон. С ним связаны имена Пушкина и Жуковского, Грибоедова, Крылова и Лермонтова. Зятем Лавалей был князь Сергей Трубецкой. Все это и создавало известность «дома Лавалей».
Говорили, что лавалевский особняк заполняли итальянские картины, «антики» — древние статуи, доставленные из Греции и Италии, а мраморные плиты, устилавшие пол в сенях, в вестибюле, были привезены из Рима и служили некогда украшением то ли Неронова, то ли Тибериева дворца. Собираясь в архив, все это я знал, точно так же, как и то, что построен был особняк в начале XIX века (точнее в 1806—1810 гг.) архитектором Тома де Томоном по заказу графини... А вот что тут было раньше, до того, как на этом участке набережной обосновалось английское посольство, английская церковь и поселились выехавшие в Россию дети туманного Альбиона, сие было мне неизвестно.
Но архив — не зря архив. Миновав милиционера у входа и вестибюль, давно лишенный римских плит, я увидел на первом этаже фанерный стенд, на котором в копиях документов, чертежей и гравюр излагалась история постройки. Оказалось, что ранее здесь стоял один из домов светлейшего князя Меншикова, построенный... Еропкиным! После падения фаворита строение перешло в руки барона Остермана (sic!). Вот этот-то дом, возведенный по типовому проекту Трезини Петром Михайловичем Еропкиным, и был позже перестроен Тома де Томоном.
Тут же рядом с рисунком первоначального вида дома помещена была и фотография рисованного портрета Еропкина: открытое улыбчивое лицо молодого человека в парике, с небольшими щегольскими усиками, — кавалер!.. Как тут не вспомнить того, что Петр Михайлович был занят в описываемое время перестройкой дома Волынского, готовившегося к новой свадьбе, и сам оказывал робкие знаки внимания племяннице патрона.
Но кто же он — Петр Михайлов сын Еропкин? Вообще-то, по семейным преданиям, Еропкины считали себя потомками удельных князей. Лишенные в свое время уделов, они, подобно Ржевским, Татищевым и Мамоновым, отказались будто бы от княжеского титула, несовместимого с тем скромным положением, в котором оказалась фамилия. И с тех пор верой и правдой из поколения в поколение служили московским князьям, выполняя различные поручения по Посольскому приказу.
Петр Еропкин родился в 1698 году и, как большинство шляхетских недорослей, после очередного смотра послан был царем Петром «в чужие края для обучения наукам». Ехать ему выпало сначала во Францию, где он учился строительному искусству, а потом в Италию для совершенствования у мастеров-архитекторов. Там среди его учителей был Себастьяно Чиприани, ученик известного-мастера барокко Франческо Барромини.
Петя-Пьер или Пьетро Эропкини был таким же, как десятки других дворянских детей, отправленных волею царя-преобразователя в европейскую науку. Студенты-студиозусы очень быстро теряют национальные черты в своей среде и образуют единую «нацию учащейся молодежи». Так — ныне, вряд ли есть основания считать, что раньше было иначе... Есть среди молодых людей жуиры, есть лоботрясы и просто откровенные дураки, по чистой случайности затесавшиеся в учебу. Но большинство из прикоснувшихся к источнику знаний уже не в состоянии от него оторваться. Они становятся если и не интеллигентами — в первом поколении это сделать трудно, то, во всяком случае, родоначальниками будущих интеллигентных династий, людьми, ценящими знание, и специалистами своего дела. Во всяком случае — некоторые, лучшие...
Петя Еропкин выучился иностранным языкам и разным словесным наукам, процветавшим в западных университетах, выучился математике и строительному делу, прочел множество книжек «из античных авторов». В нем рано проявилась склонность к занятиям умственным, более теоретического направления, нежели стремление к творению новых архитектурных форм. Не чурался он, разумеется, и познания светского обхождения, хотя сии науки русским студиозусам преподавались более не в аристократических салонах Парижа или Рима, а, скорее, в кабаках и на улицах этих древних городов. Обучали их светскости, в основном, юные подружки и застольные приятели, разлетающиеся, как нетопыри с наступлением дня, как только у русского «вельможи» исчезала из кошелька последняя монета.
Еще, кроме специальных знаний и галантных навыков, Петр Михайлович вывез из-за границы любовь к книгам, вкус и привычку к чтению. На родине был определен по службе «к разным строениям» и так же, как и его товарищи, сначала работал под руководством иноземных архитекторов, а потом стал вести самостоятельно строительства разных, как сказали бы мы ныне, «объектов»...
К описываемому времени Петру Михайловичу — сорок два года. Он не женат, порывист, говорлив. Характер имеет открытый, честный, насмешливый. Много знает. Его заветная мечта — основать русскую Архитектурную академию для развития «сея науки впредь в пользу государственную», чтоб не токмо по иноземным образцам строились русские дома в русской столице, но и по отечественному регламенту. И чтобы строили оные русские зодчие...
Вместе с архитекторами Коробовым и Земцовым Еропкин с увлечением сочиняет новый русский архитектурно-строительный трактат. Иными словами