Читаем без скачивания Стальная петля - Роман Глушков

Даже поверхностного взгляда на эти районы столицы было достаточно, чтобы понять: подо мной уже не Москва. А что именно, лично я затруднялся сказать. И потому, что не сумел бы подобрать этому адекватное сравнение, и из-за того, что попросту не мог вымолвить сейчас ни слова.

Ходынское поле и Ленинградский проспект, над которыми я летел, можно было узнать лишь на мониторе, и то по контурным отметкам, которые штурман наложил на снятое бортовой камерой изображение. Больше половины зданий были разрушены либо частично, либо до основания. И вот ведь парадокс: эти разрушения казались гораздо более естественными, чем те строения, которые уцелели! Чтобы поверить в то, как выглядят они сегодня, мне пришлось изучить их при шестикратном увеличении. И даже после этого я все еще сомневался, что они – не мираж.

Две стоящие на Ходынке рядом высотки наклонились одна к другой так, будто были слеплены из пластилина и подтаяли на солнце. И не просто наклонились, а фактически слились воедино верхними этажами, образовав гигантскую арку.

Церковь Благовещенья в Петровском парке была аккуратно разрезана пополам, словно торт, а ее совершенно не развалившиеся половины отстояли одна от другой на добрую сотню метров.

Небоскреб Триумф-Палас выглядел целым и недеформированным – даже стекла не разбились! Но по его стенам от фундамента до шпиля все время пробегали непонятные волны. Так, будто монументальное здание не стояло на своем законном месте, а отражалось в воде.

Футбольное поле, беговая дорожка и трибуны стадиона «Динамо» каким-то немыслимым образом обратились в монолит. А он накренился в сторону проспекта под углом в сорок пять градусов, подобно гигантской овальной льдине. Причем ее нижний край провалился под землю, а верхний вздымался над ней вместе с выдранным фундаментом.

Дорожную развязку на Беговой улице теперь следовало называть не иначе как связкой. Автомобильные и пешеходные эстакады переплелись между собой в причудливый узел. Он клубком опутал дорожное покрытие, втянув в себя попутно фонарные столбы и десятки автомобилей. И более того – этот клубок шевелился, словно живой!

Сам Ленинградский проспект напоминал ныне изрядно скомканную ковровую дорожку, усыпанную сором из обломков зданий и перевернутых машин. Приглядевшись, я обнаружил, что все улицы в пределах видимости так или иначе претерпели метаморфозы. Где-то – незначительные, где-то – прямо-таки чудовищные. Весь лик западной Москвы был смят, как простыня на ложе любовников после проведенной ими бурной ночи.

И не только смят, но местами даже изодран. Посреди Тимирязевского парка протянулась с севера на юг огромная трещина длиной около километра и шириной в пару сотен метров. Точную глубину провала определить не удалось, но она была явно не меньше, чем у Большого Каньона. Вдобавок на дне разлома зловеще багровела не то кипящая лава, не то какая-то горящая токсичная дрянь. Испускаемый ею черный дым смотрелся на фоне витающей над городом пыли будто прожилки кофе в плохо перемешанных сливках.

Подобных трещин на обозримом мною пространстве виднелось не меньше полудюжины, но дымовые шлейфы от них тянулись в разных направлениях, причем иногда в совершенно противоположных. Датчики за бортом тоже фиксировали, что порывы ветра меняют курс чересчур стремительно и хаотично. А порой они и вовсе прекращались, хотя на высоте моего полета штиль был столь же редким явлением, как снег в Центральной Африке. Марга моментально реагировала на все эти воздушные выкрутасы и помогала мне удерживать вертолет ровно, но, даже несмотря на наши совместные усилия, управлять им сейчас было очень не просто.

Руины, разломы, странные кратеры, клубы пыли, тектонические сдвиги, изменившийся рельеф, необъяснимые вещи, происходящие с некоторыми объектами… Штурманские отметки в большинстве случаев не совпадали с изображением на мониторах. И чем дальше мы продвигались, тем сильнее я убеждался, что все карты западной Москвы сегодня можно с чистой совестью выбрасывать на помойку.

Через десять минут нашего патрулирования Железной Леди так и не удалось обнаружить среди руин и царящего внизу топографического хаоса ни одного выжившего. Ни человека, ни животного. Сканеры «Пустельги» были настроены на поиск биологических объектов от размеров крысы и крупнее, но мы не видели здесь даже крыс. Облетев почти четверть зоны бедствия, мы отсняли на камеры лишь ирреально-жуткие пустынные пейзажи, и только. Люди, заполонявшие эти улицы в час, когда разразилась Катастрофа, испарились бесследно. Причем, похоже, испарились в буквальном смысле, поскольку их останки мы также не наблюдали.

– Что со связью? – в нетерпении поинтересовался я у Марги, которая так и не обнадежила меня в этом плане ничем конкретным.

– Без изменений, – доложила она. – Сильные помехи на всех частотах. Судя по анализу обрывков переговоров, бойцы «Альфы-12» движутся к центру. Выживших тоже не встретили, зато наткнулись на энергетические поля и обнаружили странные растения.

– В чем именно выражается их странность? – осведомился я. После Барьера энергетическими полями меня было уже не удивить, а вот аномальные растения – это что-то новенькое.

– Не ручаюсь за точность расшифровки – данные крайне обрывочны, – ответила Железная Леди, – но, судя по всему, обнаруженные Баграмовым растения – металлические.

– Час от часу не легче! – пробормотал я. А затем, не дожидаясь напоминания штурмана, решил прекратить облет и выдвигаться к месту назначенной встречи с разведчиками. Курчатовский институт располагался вблизи от предполагаемого эпицентра катастрофы, и после всего увиденного я всерьез засомневался, найдется ли там вообще место для посадки.

Садиться на крыши уцелевших зданий было слишком опасно, а на земле пригодные для этого пятачки попадались не везде. Да и те, что попадались, могли таить в себе немалую угрозу. Пролетая над расположенной неподалеку от Ходынки ТЭЦ, я обратил внимание, что одна из ее труб не развалилась, а накренилась и погрузилась наполовину в бетон, как будто тот размяк под ней, а потом вновь затвердел. Не хватало еще «Пустельге» угодить в подобную аномалию и увязнуть в ней шасси, как мухе в варенье. Будем надеяться, что «Альфа» к моменту моего появления успеет подыскать мне безопасный участок для приземления и обозначить его сигнальными маяками.

Третьей моей задачей было взять у Баграмова все отснятые им материалы и собранные для анализа образцы, присовокупить их к своим видеозаписям и, вернувшись обратно, предоставить все это полковнику Решетову. Обнадеживать его было нечем, кроме разве что самого факта переправки наших отчетов через Барьер. Но в настоящий момент об этом говорить еще рановато. Да, мне и «Альфе» удалось сюда проникнуть, но гораздо большей победой для нас станет, если мы сможем без потерь отсюда выбраться.

– Внимание, лейтенант: возле научного центра «Курчатовский» замечено движение! – внезапно оживилась Марга. – Множество механических объектов. Судя по очертаниям – гражданская и военная техника. Движется во все стороны от предполагаемого эпицентра катастрофы. Вокруг него зафиксированы также множественные энергетические возмущения неизвестной природы. Количество первых и вторых неизменно возрастает.

– Откуда они берутся и кто ими управляет? – стараясь сохранять спокойствие, спросил я.

– Согласно полученным мной данным, техника появляется прямо из смерча, – невозмутимо уточнила Железная Леди. – Кто ею управляет – пока неизвестно. Ни люди, ни иные биологические объекты в радиусе нашего поиска по-прежнему не обнаружены… Виновата: обнаружены! Вижу группу Баграмова в полном составе. Отмечаю их местонахождение на схеме.

Монитор, что демонстрировал рисуемую штурманом на ходу, актуальную карту этих районов, отразил несколько новых отметок – скопление ярко-оранжевых пикселей, коих до сей минуты там не наблюдалось. В сравнении с расползающейся из очерченного пунктиром круга лавиной более крупных, синих точек, засевшие неподалеку от Курчатника разведчики выглядели в своем виртуальном отображении щепоткой соли рядом с пригоршней риса. И зерен в ней с каждой секундой становилось все больше и больше. Вот только откуда они сыпались, было решительно непонятно.

Я заметил смерч еще до того, как Марга о нем упомянула. На территории института действительно вращался маленький торнадо. Однако походил он пусть на сильное, но вполне обычное завихрение воздуха. Я не придал ему особого значения на фоне иных причуд здешнего ветра, лишь отметил, что при снижении надо будет держаться от того места подальше. Но теперь, когда это атмосферное явление вдруг разродилось столь нетипичными «осадками», все мое внимание было отныне привлечено лишь к нему.

Институт окружали сплошные руины, но сам он непостижимым образом уцелел, хотя вряд ли его корпуса обладали устойчивостью египетских пирамид. Ныне они и прилегающая к ним территория находились на дне глубокого кратера, в самой нижней его точке. Края и склоны кратера были усеяны разновеликими обломками, среди которых попадались и целые здания, либо поваленные набок, либо и вовсе торчащие вверх фундаментом.