Читаем без скачивания Новые идеи в философии. Сборник номер 13 - Коллектив авторов

Свобода воли все же лишь вероятна. Ее надо индивидуально принять, уверовать в нее, сама эта вера является условием реализации свободы для индивидуума, А верить в свободу необходимо вовсе не из одних моральных соображений, но потому, что без свободы нет и теоретического познания, нет ни истины, ни науки. Очевидность истины есть лишь метафорическое выражение – именно сама-то очевидность и не очевидна, если мы будем понимать знание как чисто-интеллектуальный процесс, в котором воля и вера не принимают участия. Нам говорят: но ведь истина навязывается нам необходимо, помимо нашей воли и нашей веры, она заключает в себе объективно принудительный момент. На это Ренувье замечает – история философии есть живейшее доказательство противного – расхождение, противоположность систем является в ней, можно сказать, законом. За необходимое разные мыслители считают прямо противоположное. «Пирроническая школа – живое доказательство того факта, что воля играет роль в установка достоверности. Если предположить, что истина навязывается всем умам необходимо, то и заблуждение является необъяснимым, ведь оно навязывается умам с такою же необходимостью: и истина, и заблуждение имеют одинаково необходимое происхождение. Если же мы признаем, что всякое суждение есть акт воли, то заблуждения легко объяснимы, и всякий человек является ответственным за суждения, им устанавливаемые». «Если все необходимо, то и заблуждения также необходимы, неизбежны и неотличимы (от истины)»; теряется основание для различения истинного и ложного, ибо утверждения истинного и ложного являются одинаково необходимыми. Достоверны лишь непосредственные данные сознания, все же остальное, познание, в которое привходят память и мышление, уже может быть объектом сомнения. Однако, мы верим и принимаем за истинное в нашем знании, хотя бы в целях практической жизни, гораздо большее, и такие допущения делают даже самые радикальные скептики. Такие допущения, нередко безмолвные, не высказанные, Ренувье называет тезисами реальности, их всего четыре: 1) Мы все допускаем сознание с его тожеством во времени и с его интеллектуальными функциями, которые подсказываются нам мощным инстинктом. II) Мы признаем независящие от нас реальности – внешний миp. III) Мы признаем «чужие я» людей и других существ. IV) Мы, наконец, верим, что мир подчинен законам, которые соответствуют законам познания. Итак, истина достижима лишь через индивидуальную свободу: «практический разум должен полагать основание и для себя, и для всякого реального разума, ибо разум не расщепляется – разум это человек, а человек всегда человек практики». «Надо решиться сделать выбор: необходимость или свобода, другого пути нет. Вы – за науку и за мораль? Выбирайте свободу, которая является их условием. Согласование знаний между отдельными людьми имеет огромное значение в познании, но первый шаг в искании и установке истины не есть общественный договор (contrat social), но личный договор (contrat personnel) – договор с самим собою. Ренувье не ставит истину всецело в зависимость от индивидуального произвола, но он подчеркивает существенную роль веры и свободной воли в ее формировании. «Признав тщету чистого или абсолютного разума, надо ввести веру в науку, определив там ее роль и значение, и сделать самую веру научной, останавливаясь у пределов всеобщности и разумности при развитии веры» («Psychologie» II, 257). Вера эта, как мы видели, привходит всюду в познание феноменального мира, мир ноуменальный для Ренувье не существует. Для Канта область веры и знания лежит в различных плоскостях, для Ренувье – в одной плоскости.

IV. Итак, свобода для Ренувье – действенное начало в жизни человека, она вносит творческий момент как в жизнь отдельного человека, так и в весь исторический процесс. Этика и философия истории неразрывны между собой. Факты исторического развития не могут научить нас различению добра и зла, но судьба человечества косвенным образом поучительна для построения системы этики. Исторический процесс вовсе не запечатлен той роковой необходимостью, какую ему пытаются придать гегелианцы и позитивисты. Мы во-все не пассивные зрители того, что совершается в нас и вокруг нас, но живые участники исторической эволюции – от нашей свободной воли зависит направить ход событий в то или другое русло. Прогресс обыкновенно понимают как необходимый закон исторического развития, фаталистически. Между тем ни опыт, ни рассуждение отнюдь не подтверждают подобного взгляда. Он ложен, во-первых, с точки зрения социальной динамики. Прогресс характеризуют как непрерывное восхождение, приближение к совершенству, между тем в истории ничего подобного такому непрерывному восхождению не наблюдается. Он ложен и с точки зрения социальной статики: моральный фактор рассматривается при этом не как творец, а как продукт среды. Против теории фатального и непрерывного прогресса свидетельствуют множество фактов – неподвижное прозябание дикарей на ступени животности, история Индии и Китая и, главное, средневековье. Утверждение господства христианской церкви было огромным шагом назад в смысле распространения гуманности и просвещения: «В религии, в науке, в литературе средневековье подчинило людей полнейшему господству гетерономии, какое только знал Запад». В то время, когда одна культура развивается, другая приходит в упадок. Если бы люди руководились иными свободными актами в своем поведении, то и судьба человечества была бы иною – взваливать на закон прогресса оправдание всякой существующей подлости – значит отрицать нравственность. Чтобы показать на конкретной художественной иллюстрации, что человечество само ковач своего счастья, Ренувье написал целую книгу «Ухрония». Это воображаемая история Европы со времен Нервы, когда христианство, проникнув на Запад, стало угрожать цельности Империи. Моральная и просвещенная политика Антонинов повысила образование и материальное благополучие, и христианство с его суевериями было отброшено на восток к германским и славянским варварам. В Италии, Греции, Испании расцветает высокая культура и полная веротерпимость. В VIII веке восточные христиане предпринимают поход, чтобы завоевать святые места – Рим. Это столкновение сопровождается реформой христианства у германских племен – в нем упраздняется жречество и вся суеверная шелуха. И остается только ценное ядро. Культурный прогресс Европы ускоряется сношениями с дальним Востоком, откуда путешественники приносят книгопечатание и т. д. Отправным пунктом истории вовсе не был человек-животное – современная низшая раса есть деградировавший первобытный человек. Первобытные люди, по всей вероятности, как существа свободные, носили в себе возможности и прогресса, и вырождения. Вместе с зачатками нравственного самосознания, они располагали свободной возможностью идти вверх или вниз. Дешевый оптимизм фаталистов прогресса упускает из виду то страшное сопротивление, которое оказывает зло добру. Не только добро сохраняется, но и несправедливость накопляется и рано или поздно приносит свои губительные плоды, и в этом «оправдании зла» виноваты сами люди, не пожелавшие направить свою волю на надлежащий путь, хотя в их свободной природе для этого первоначально была налицо полная возможность. Восхождение и нисхождение рас из первобытного состояния всего ярче обрисовывается при изучении истории религий.

Если философия истории весьма поучительна для этики, в трагическом освещении представляя нам судьбу человечества, свободного, но не пожелавшего использовать свободу в нравственных целях, то все же не на исторических, а на чисто умозрительных данных следует строить этику. Как свободное и разумное существо, человек должен отдавать себе отчет в том, что он должен делать. У него, прежде всего, есть обязанности моральные по отношению к самому себе. К таковым относится упорядочение собственного умственного и вообще психического склада, упорядочение, достигаемое путями, уже указанными Платоном – мудростью, мужеством и самообладанием. Если мы представим себе взаимоотношение двух людей, то таковое создает уже моральные обязанности в собственном смысле слова. Как разумные существа, они должны сознавать, что из их обоюдного соблюдения интересов проистекает их обоюдное благополучие. Между ними может сложиться род безмолвного соглашения (pactum subabditum, как выражается Гоббс) относиться друг к другу с доверием, но это возможно лишь тогда, когда среди равных или подобных личностей, между которыми это разделенное тожество и взаимозаместимость осуществимы в разумной форме, создается, что называется, двустороннее отношение и между ними является всегда возможным взаимный обмен ролей (Système de la morale, I, 78). У «морального Робинзона» могут быть обязанности по отношению к самому себе, но у него не может быть прав по отношению к самому себе. При моральном взаимодействии двух субъектов обязанность выражается в праве или кредите у А по отношении к В, и в обязанности или дебете у В к А – и обратно. Эта взаимность прав и обязанностей и создает справедливость.