Читаем без скачивания Зловещее наследство - Рут Ренделл

Тут он спохватился и оборотился к своему блюду «наварен». Оказалось, это две отбивные из ягненка под темным соусом.

Между Хай-стрит Кингсмаркхема и Кингс-брук-роуд лежал квартал уродливых, построенных террасами домов, огороженных той смесью раствора из извести и строительного песка, которую называют «набрызганной галькой». В жаркий день, когда пыльные дороги мерцают знойными миражами, эти ряды серо-коричневых зданий выглядят так, словно они вылеплены из песка. Будто гигантское дитя соорудило их, пользуясь самыми примитивными инструментами.

Арчери искал Глиб-роуд простым и традиционным способом — расспрашивая полицейских, в основном молодых констеблей, регулирующих потоки на перекрестках.

Глиб-роуд могла быть спроектирована римлянами — такая прямая, длинная и бескомпромиссная. В песчаных домах не оказалось деревянных деталей. Их оконные рамы были металлическими, и наросты их балдахинов над крыльцами покрыты галечными пластырями. После каждого четвертого дома арка в фасаде вела во двор, и сквозь эти арочные проемы наблюдались угольные бункеры и мусорные ящики.

Нумерация домов по улице начиналась от Кингсбрук-роуд, и Арчери прошел около полумили, пока нашел двадцать четвертый дом. От плавящегося гудрона нагретого тротуара у него горели ноги. Он толкнул приоткрытые ворота и увидел, что под навесом крыльца не одна, а две двери. Конечно, дом состоял из двух очень небольших квартир. Он постучал хромированным молоточком в дверь, отмеченную номером 24А, и подождал.

Когда ничего не произошло, он постучал снова. Раздался дробный раскатистый звук, и из-под арки выкатился мальчик на роликах. На священника он не обратил внимания. Может быть, миссис Крайлинг спит? Было достаточно жарко, как раз для сиесты, и Арчери тоже почувствовал апатию.

Он отступил назад и заглянул под арку. И тут услышал, как открылась дверь, потом щелкнул закрывшийся замок. Он повернулся к песчаной стене и нос к носу столкнулся с самой Элизабет Крайлинг.

Он сразу понял, что она не только не откликнулась на его стук, но даже не слышала его. Ясно, что Элизабет уходила. Черное платье она заменила на короткое синее хлопковое платье-рубашку, которое показывало контуры ее на редкость костлявых бедер. На ней были белые домашние тапочки без задников, и она несла огромную белую с позолотой дамскую сумку.

— Что вам угодно? — Стало вполне очевидно, что она понятия не имеет, кто перед ней. Он подумал о том, какой старой и изнуренной она выглядит, как будто ею попользовались и бросили. — Если вы что-то продаете, то обратились не по адресу.

— Я сегодня утром видел в суде вашу мать, и она просила меня навестить ее.

Он подумал, что у нее довольно приятная улыбка, хорошей формы рот и красивые зубы. Но улыбка оказалась слишком короткой.

— Это, — ответила она, — было утром.

— Она дома? — Он беспомощно посмотрел на дверь. — Я… э… это та квартира?

— Вы шутите? Довольно неразумно было бы делить с нею дом. Под ней мог бы жить только совершенно глухой паралитик.

— Я войду, если позволите?

— Делайте как хотите. Она вряд ли появится здесь. — Лямка сумки переместилась на правое плечо, натянув синий материал на груди.

Непонятно почему, ему вспомнилась изящная женщина в столовой «Оливы», ее нежная кожа и легкая грация. Кожа на лице Элизабет Крайлинг в ярком полуденном свете напоминала кожуру лимона.

— Что ж, входите, — резко сказала она, отмыкая дверь. Девушка оставила ее открытой и повернулась, ее тапочки зашлепали по дорожке. — Она не побьет вас. Во всяком случае, я так думаю. Меня она побила однажды, но… ну, на это были уважительные причины.

Арчери вошел в холл. Из него вели три двери, но все были закрыты. Он кашлянул и нерешительно позвал:

— Миссис Крайлинг?

Было душно и тихо. Он мгновение колебался, потом открыл одну из дверей. За ней оказалась спальня, разделенная оргалитом на две части. Его интересовало, как уживаются вместе две женщины. Теперь он знал. В средней комнате они, должно быть, жили. Он постучал в дверь и открыл ее.

Хотя французское окно было приоткрыто, в воздухе стоял густой табачный запах и две пепельницы на столе с откидной крышкой были заполнены окурками, да и все поверхности в комнате завалены газетами, мусором и пылью. Едва он вошел, голубой волнистый попугайчик в очень маленькой клетке выдал целый поток высокого ломкого щебета. Клетка неистово раскачивалась.

Миссис Крайлинг носила розовый нейлоновый халат, который выглядел так, будто он когда-то предназначался для невесты. Медовый месяц, подумал Арчери, давно закончился, поскольку халат был запятнан, порван и вообще отвратителен. Она сидела в кресле, глядя в окно на кусок земли, огороженной у черного входа. Едва ли можно назвать садом место, где ничего не росло, кроме крапивы в три футы высотой, годной на растопку, и ежевики, целиком опутанной порхающими усиками.

— Вы не забыли, что я должен был зайти, миссис Крайлинг?

Лицо, повернувшееся поверх спинки кресла, могло напугать кого угодно. Белки глаз подчеркивали черные зрачки. Каждый мускул лица был искажен, будто от некоей внутренней муки. Седые волосы, окаймлявшие лицо и стилизованные под подростка, опускались на острые скулы.

— Кто вы? — Она через силу, вцепившись в подлокотник кресла, повернулась к нему. В вырез халата нисходила ложбинка, напоминавшая давно пересохшее русло.

— Мы встретились сегодня утром в суде. Вы написали мне…

Он остановился. Она почти вплотную приблизила к нему лицо, словно хотела тщательно изучить его. Потом издала длинный вибрирующий смех, подхваченный попугайчиком.

— Миссис Крайлинг, с вами все в порядке? Я могу что-нибудь для вас сделать?

Женщина закашлялась, и смех перешел в хрип:

— Таблетки… астма… — Она задыхалась.

Он был потрясен и растерян, но потянулся к бутылочке с таблетками на замусоренной каминной полке.

— Дайте мне мои таблетки, а потом можете… можете убираться!

— Извините, если я побеспокоил вас.

Она не попыталась достать таблетки, но прижала бутылочку к содрогавшейся груди.

От этого движения таблетки заскрежетали, и птица, трепеща крыльями и колотясь о стенки клетки, издала бурное крещендо, напоминавшее не столько песню, сколько крик боли.

— Где мое дитя? — Она имела в виду Элизабет? Должно быть, она имела в виду Элизабет.

— Она ушла. Я встретил ее на крыльце. Миссис Крайлинг, могу я подать вам стакан воды? Может быть, приготовить вам чай?

— Чай? Разве я хочу чаю? Это то, что предлагала мне та полицейская девушка. «Пойдемте выпьем чашечку чаю, миссис Крайлинг». — Ужасный спазм сотряс ее, и она опять откинулась в кресле, пытаясь вздохнуть глубже. — Вы… мое дитя… Я думала, вы будете мне другом… А-ах!

Теперь Арчери напугался всерьез. Он бросился из комнаты в грязную кухню и набрал в чашку воды. На подоконнике валялась целая груда пустых аптечных бутылочек и грязный шприц с такой же грязной пипеткой для глаз. Когда он возвратился, она все еще хрипела и дергалась. Можно ли ему дать ей таблетки, имеет ли он право? Ярлычок на бутылочке сообщал: «Миссис Дж. Крайлинг. Принимать по 2 шт. по мере необходимости». Он вытряс две таблетки на ладонь и, поддерживая ее затылок другой рукой, закинул их ей в рот, подавляя дрожь отвращения, когда она, задыхаясь, разбрызгивала воду. Это все, что он мог сделать.

— Грязно… противно, — пробормотала она. Генри устроил ее поудобнее в кресле и стянул распахнувшиеся полы халата. Движимый жалостью и ужасом, викарий опустился возле нее на колени.

— Я стану вам другом, если хотите, — успокаивал он.

Но его слова произвели обратный эффект. Она сделала огромное усилие, чтобы втянуть воздух. Рот ее распахнулся так широко, что священник мог увидеть в глубине глотки ее трепещущий язык.

— Не друг мой… враг… друг полиции! Забрали мое дитя… Я видела вас с ними… Я видела, как вы вышли с ними.

Он отпрянул от нее. Никогда бы не поверил, что после такого приступа она способна так оглушительно, как ребенок, кричать. Викарий непроизвольно закрыл лицо руками.

— Не позволяйте им забрать ее туда! Не в тюрьму! Они выяснят это там. Она скажет им… мое дитя… Она расскажет им! — С внезапным рефлекторным рывком женщина поднялась — рот распахнут, руки молотят по воздуху. — Они все найдут. Я первая убью ее, уничтожу ее… Слышите?

Французское окно оставалось открытым. Арчери бросился в солнце, в сплошную стену крапивы. Сквозь удушье миссис Крайлинг потоком лились бессвязные непристойности. В изгороди из проволочной сетки оказались ворота, он не запер их. Вытирая пот со лба, священник ступил в прохладную темноту под аркой.

— Добрый день, сэр. Вы не очень хорошо выглядите. Жара действует?

Арчери облокотился на парапет моста, глубоко дыша, когда перед ним возникло лицо инспектора.