Читаем без скачивания Никогда не разговаривай с чужими - Рут Ренделл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда я был другим. Я очень изменился. Такая смерть никого не оставила прежним. Мир раскололся.
— Ваша сестра собиралась замуж?
— Да, через два месяца. Ее жених проводил у нас много времени, хотя в нашей семье не было принято приводить в дом друзей. Но Черри и я сломали этот обычай. Для Черри казалось естественным привести Марка в дом пообедать с нами и даже оставить его иногда на ночь. — Заметив ее вопросительно-изумленный взгляд, Джон почувствовал, что краснеет. — Нет, ты не так поняла. У нас было только три спальни, и мама стелила ему внизу на кушетке.
— А что случилось?
— Однажды она просто не вернулась с работы домой. Была зима, и темнело рано. Марк звонил ей на работу, это у Бекгейта, но ему ответили, что Черри уже ушла. А они собирались куда-то пойти и договаривались, что он ее встретит. Ее тело нашли на ступеньках той лестницы, что ведет на набережную, ниже Ростокского моста. Ее задушили. И того, кто это сделал, так и не нашли. Никаких следов не было, ничего.
— Это так изменило вас? — спросила девушка. — И всю семью?
— Да, это было, как… — Он на секунду задумался. — …Как удар молнии. Нас будто прокляли. В следующем году с отцом случился удар, когда ему сказали в полиции, что больше не будут заниматься делом Черри, что закрывают его. Да, это должно было когда-то случиться. Наверное, должно. В результате инсульт. Отец был прикован к постели годы. Мама ухаживала за ним. Может, это похоже на мелодраму, но с того момента мама перестала улыбаться. Я больше никогда не слышал ее смеха. Мы держались вместе, ища поддержки, все трое. Ты понимаешь? Но утешить друг друга нам было нечем.
— Значит, вы оставались с ними? Я имею в виду, вы жили дома?
Конечно же, дома, а разве могло быть иначе, подумал Джон, но просто кивнул головой. Дженифер казалась изумленной, как если бы он принес жертву. Он рассказал ей о смерти отца, о матери, но ни слова не проронил о своем одиночестве. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в них светилась решительность. У нее было слегка расширяющееся к вискам лицо с полными щечками, бледной кожей с редкими веснушками. В уголках ее прелестного рта очаровательно смотрелись глубокие ямочки. Лицо выглядело как-то удивительно мягко. И во всем ее облике было что-то неповторимое. Ее голос, ее пристальный взгляд, ее прикосновения. О! Бесспорно, ее прикосновения, хотя в их первые встречи он мог только догадываться об их сладости, нежности.
Ему доставляло удовольствие рассматривать книги с репродукциями картин знаменитых художников, сравнивать лица знакомых ему людей с портретами из книг, искать сходство. Если Черри была похожа на карлика Веласкеса, Марк Симмс выглядел как поэт и ученый Паравичино на картине Эль Греко, то Дженифер — ну, Дженифер была как Юнона Рембрандта.
— Вы интересно рассказываете о своей семье, — сказала она. — Мне бы хотелось узнать о них больше. А если бы вы познакомились со мной тогда, пригласили бы на обед?
Это было так неожиданно, что Джон покраснел от смущения. Заикаясь, он сказал:
— Ты же была так молода, почти ребенок.
— Не-ет, если бы я была как сейчас, пригласили?
— Тогда да. Конечно же.
Она отвела взгляд.
— Знаете, моя семья совершенно не похожа на вашу. Правда, мой отец тоже долго болел. Он то ложился в больницу, то выписывался из нее. Он заставлял нас страдать. Это звучит ужасно, но это правда. Он просто измучил нас. Правда, мама научилась скрывать ото всех свои чувства. Я ничего не хочу говорить о ней плохого, но ее интересы не заходили дальше погоды, магазинов и сплетен соседей. Она не говорила больше ни о чем. Вы понимаете, о чем я?
— Думаю, да, — кивнул Джон.
Насупившись, Дженифер опустила глаза.
— Я расскажу вам, что со мной случилось, — сказала она. Голос прозвучал незнакомо, он никогда не слышал его таким, ни раньше, ни потом. — И о мужчине, за которого я собиралась выйти замуж. Это самое ужасное в моей жизни. Можно я расскажу вам?
«Обижаешь!» — хотелось крикнуть ему, вместо чего кивнул головой, и девушка, прямо глядя ему в глаза, начала…
Вскоре после этого он привез ее сюда, и дом, до этого заполненный только призраками — Черри за руку с Марком, мать, разучившаяся улыбаться, — перестал быть самым пустым местом на свете. А вот сейчас и духи ушли, и пустота вернулась.
Джон ногой выключил электрокамин и, дотянувшись рукой под стол, стер ладонью пушистую пыль.
9
В конце первого после праздников дня в Центре садоводства всегда было много посетителей. Когда у людей выдается больше свободного времени, чем в обыкновенный уик-энд, они, внимательно приглядевшись к своим садам, цветникам и так далее, неожиданно находят, что только новый кустарник будет здесь к месту или только эти многолетние растения смогут изменить вид их садика где-нибудь в Сиссингхерсте или Кью. И именно поэтому, отработав день, они спешат за приобретением, по их мнению, самого главного растения. Они требовали проросшие клубни георгинов и луковички гладиолусов, эффектных цветов, которые Джону почему-то не нравились. Он нечаянно подслушал, как Гэвин убеждал женщину купить Eucalyptus salicifolia, чтобы она украсила северную сторону сада. Его совет был, мягко говоря, неточен, так как в тени это растение вряд ли бы прижилось, и лучше приобрести gunnii, если уж он так любит латынь. Гэвину не нравилось, когда ему что-либо подсказывали, хотя Джон делал это очень мягко и только наедине. Джон вспомнил остролистный эвкалипт, который рос в Хартлендских Садах, но суровые морозы двух прошедших зим погубили его. Джон и Дженифер гуляли там тогда в марте и видели это бедное погибшее дерево. Его ствол был похож на обглоданную кость, а сухие и сморщенные листья трещали на ветру.
Он прошел в теплицу проверить африканские маргаритки и герберы, которые он выращивал из семян. Вот бы увидеть, как они цветут у себя на родине, в Намакви.[7] Он читал, что там засушливые равнины, где месяцами, а то и годами не бывает дождей. Но когда наконец дождь проходил, то на следующий день бескрайние просторы безжизненных равнин мгновенно покрывались морем восхитительно ярких цветов. Это, должно быть, как обещала Библия, что и в пустыне расцветут розы…
Образ Африки заставил его снова вспомнить «Копи царя Соломона». Надо заглянуть в Центральную библиотеку по пути домой, возможно, ее уже вернули. И еще надо выяснить, возможно ли найти книгу о Филби, если он забыл имя автора, а название и вообще не знал.
Гэвин кормил скворца кусочками бразильского ореха, который, казалось, очень нравился птице. И только сейчас Джон заметил, что Шэрон покрасила ногти в бледный желто-зеленый цвет, как цвет жадеита. На душе было не спокойно, но он не понимал, из-за чего.
Уходя, он попытался пошутить.
— Шэрон, сколько покупателей спросило тебя, почему у тебя зеленые пальцы?
— Пятнадцать, — ответила она серьезно. — Я считала.
Девушка-библиотекарь сказала, что знает несколько романов о жизни Кима Филби. Джон не захватил с собой «Мою тайную войну» и попросил продлить срок.
— О, да! Конечно. Вот книга «Обратная сторона тишины». Мне кажется, там есть ссылки на собственную книгу Филби. Возьмите, это Тед Олбери.
Имя мгновенно всплыло в памяти, как будто прозвенел звонок Библиотекарь вывела на экран компьютера титульный лист книги.
— Я посмотрю, на месте ли она.
Обе книги были на месте. И «Копи царя Соломона», и «Обратная сторона тишины». Джон почувствовал неизмеримую радость. У него будут две отличные книги, две захватывающие книги. Он примется за них в субботу.
Палисадник завалило розовыми лепестками. Сильный ветер срывал с дерева последние. Еще почти два часа будет светло, так что у него предостаточно времени, чтобы все это убрать, срезать завядшие головки бледно-желтых нарциссов и, возможно, высадить в грунт среди луковиц гладиолусов сибирскую желтофиоль. В этом году он собирался подвесить к эркерному окну корзиночки с бегонией и пеларгонией. Дженифер понравилось бы, она любила цветы, если они не в саду на клумбах… «Остановись, — приказал он себе. — Цыплят по осени считают. И еще слишком далеко до желаемого. Она вовсе не собирается возвращаться сюда в субботу вечером». Одна только мысль об этом заставила его сердце бешено заколотиться. А если предположить, что такое возможно? Если она именно так и хочет сделать? Питер Моран однажды повел себя как свинья и спокойно может еще раз сделать то же самое. Люди его типа вряд ли меняются.
— …Мы жили вместе, — рассказала она. — Я была единственной девушкой, с которой у него завязались серьезные отношения. Он хотел на мне жениться, но я сначала не решалась. Мы просто спали вместе. А потом у меня заболела мама, и мне пришлось вернуться к ней. Но мы с Питером уже к этому времени обручились, свадьба намечалась на август. У мамы был рак, но у таких больных бывают улучшения, знаешь, даже у тех, у кого более поздняя стадия, чем у мамы. Впрочем, мне бы не хотелось говорить о ее болезни. В общем, ей стало легче, и она решила устроить настоящее шоу. Она мечтала о длинном белом платье для меня, о пышной свадьбе. Я сдалась ее уговорам, к тому же Питер, в общем-то, и не возражал. Я подумала, что это будет… ну, это будет последний в ее жизни праздник, последнее действительно большое событие. Мы разослали приблизительно двести приглашений. Белое платье! Боже, как это ужасно! Вы согласитесь? Особенно с кринолином, мама непременно хотела с кринолином. И фату, длинную, ниспадающую волнами фату. И белые цветы. А я не хотела белые. Мне нравятся яркие, и здесь я настояла на своем. Розовые георгины, помпоны, циннии…