Читаем без скачивания Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны - Мариз Конде

Но на самом деле он не представлял, что теперь делать.

Роскошные виды, открывавшиеся направо и налево по ходу автобуса, ничуть не облегчали его состояние. Честно говоря, он попросту не замечал их. Не приучен он был обращать внимание на красоты природы: море, небо, деревья – все это было для него столь же знакомо, сколь и безразлично. Как собственное тело.

В Ослиной Спине жизнь тоже была не сахар. Ивана готовилась к выпускным экзаменам и вечно где-то пропадала. Когда закончились занятия в школе, она стала заниматься в компании других выпускников, и они часто засиживались до двух-трех часов ночи. После чего, измученная и уставшая донельзя, она могла лишь обнять брата, который ждал ее в теплой постели. Майва, когда-то неутомимая, теперь почти не вставала, о прогулках и говорить нечего; все время, в том числе и моменты просветления, она проводила в постели. Она вела с кем-то невнятные беседы с полными слез глазами и то и дело обращалась к изображению «Святого сердца Христова» у своего изголовья.

– Иисус Христос наш, сын Девы Марии, восседает одесную Отца Своего. Сердце его истекает кровью за все грехи, что мы совершаем. Именно оно вмещает в себя все страдания его. Но этому греху имя еще не дадено. Негоже, когда отец говорит о дщери своей, что поскольку он создатель ее, то имеет и все права на нее. Негоже, чтобы и брат помышлял о таком.

Симона тоже страдала – молчание Лансана кромсало ей сердце. Вот уже второй год она ждала весточки от него, но все понапрасну. В ее воображении он давал концерты, купался в аплодисментах и пожимал руки поклонникам – все это ее жутко злило. Мало-помалу она возненавидела всех мужчин, и это очень огорчало Мишалу.

– Послушай меня, не стоит мерить всех мужчин одной меркой. Взять меня – я в жизни не сделал тебе ничего плохого. Стоило тебе сказать «да», и я воспитывал бы твоих двойняшек, как родных детей.

Тут господин мэр сподобился сделать доброе дело. Он нанял Ивана в числе прочих чернорабочим на строительство Медиатеки. Медиатека в Ослиной Спине, спросите вы? Представьте себе! Все городки соревнуются за право иметь что-то особенное, и если не выходит – значит, такова судьба. Итак, Иван вступил в бригаду рабочих, которые кололи булыжники, строгали доски и смешивали цемент – чем он никогда раньше не занимался. Он поднимался чуть свет, обливался во дворе холодной водой и приходил выпить чашку кофе, который ему быстро варила мать, тоже вставшая спозаранку. Казалось, матери и сыну нечего друг другу сказать. На самом же деле они и молча обменивались нежными словами, напитанными искренней любовью и теплотой. Эту драгоценную приправу они вкладывали в самые обыденные фразы.

– Хочешь хлеба?

– Нет, лучше печенье.

Новая работа изнуряла Ивана. При этом он почти радовался, что доводит себя до такого состояния – кожа да кости. Лучше уж так, чем постоянный ужас, когда остаешься наедине со своими мыслями о несовершенстве мира.

И вдруг все преобразилось. В июне произошло первое необычайное событие: Ивана получила диплом об окончании школы с отличием. Сказать по правде, это никого вокруг не удивило. Ее письменные работы всегда были в числе лучших. Но, увидев ее имя в официальном списке студентов лицея Дурно, Иван был поражен:

– Ну теперь она и знаться со мной не пожелает! – приговаривал он со счастливым смехом. – Ведь я всего лишь гора мышц.

У Майвы хватило сил опуститься на колени у изножья кровати и принудить к тому же Ивану, чтобы вместе прочитать по четкам с десяток благодарственных молитв. Господи, благодарим тебя. Симона же пошла дальше. Она умудрилась отложить немного денег – ведь в силу возраста она уже не работала на сборе тростника, зато стала присматривать за детьми одной семейной пары мулатов, живущих в Дурно. Получала она теперь больше и могла позволить себе купить крабовый паштет и даже «мраморный» торт на заказ. Маленькую столовую она украсила цветами и пригласила всю окрестную молодежь на вечеринку. Стали крутить местные хиты стиля зук[38] и танцевали до самого утра. Никого не шокировал тот факт, что Иван с Иваной танцевали только друг с другом. Их с детства помнили неразлучниками. Был один случай, известный всем, – близнецам тогда было лет по десять, когда в Морн д’О приехала знаменитая группа барабанщиков и дала концерт на главной площади. Был среди них и Люка Картон, слава которого достигла грандиозного масштаба, так что все называли его просто «мэтр». Во время перерыва Иван дерзко подошел к ударным и засадил такое забористое соло, что его сестра кинулась в пляс, задирая свои юбочки выше колен к пущему удовольствию восторженных зрителей.

– Кто это научил тебя играть на ка[39]? – спросил пораженный Картон.

– А никто, – бросил Иван с залихватским видом.

Симона поспешила ему на помощь:

– Это у него в крови. Его отец – знаменитый музыкант в Мали.

– Кто, Салиф Кейта? – спросил Картон, потому что знал несколько малийских коллег.

Два года тому назад он ездил по приглашению на фестиваль в Мали и слышал, что Кейта отправился в очередной тур на Карибы.

А второе грандиозное событие заключалось в том, что Симона наконец-то получила долгожданный ответ от Лансана; письмо пришло из Канады, из Монреаля. В нем Лансана рассказывал о трагических событиях, которые перевернули всю его жизнь, и объяснял свое долгое молчание. После смерти полковника Каддафи его вооруженные до зубов банды наводнили Мали и продвинулись до самой столицы, Бамако. А в своей штаб-квартире в Кидале, которую они устроили в мечети Эль-Акбар, пришельцы заявили о своем намерении изменить образ жизни страны и восстановить «истинную религию». Кончилось время, утверждали они, когда люди поклонялись идолам и хранили древние рукописи, собранные в течение веков, как святыню. И, самое главное, кончилось время, когда дозволялось петь, танцевать и исполнять музыку. Ибо Господу приятна тишина, и это Закон.

И вот однажды в студию звукозаписи, в которую Лансана вложил большие деньги, ворвались наемники и разгромили все подчистую, а потом набросились на забившегося в угол бедного Лансана и ушли, только посчитав, что прикончили его. Однако к нему пришли соседи и отвезли в больницу, где ему пришлось провести полгода, а тем временем на юге и севере страны происходили самые чудовищные события. И как только он поправился, то, опасаясь худшего, решил эмигрировать в Канаду, где у него как музыканта была прекрасная репутация.