Читаем без скачивания Хождение по Млечному пути - Алена Даль

– Помню-помню! – оживленно подхватываю я. – В СССР в те годы выходил журнал «Польша», и там были адреса польских школьников, желающих переписываться со своими русскими сверстниками. Ты не поверишь, мы с братом тоже переписывались тогда с поляками!

– Ну, а главное, – продолжает Агнета, – я уже долгое время работаю на верфи, где строятся и ремонтируются корабли, среди них немало русских, то есть теперь уже российских. Поэтому русский я знаю не хуже, чем польский!

Мои глаза округляются: второе совпадение оказывается еще более поразительным.

– Постой, ты ведь живешь в Гданьске?

– Ну да.

– И работаешь на Балтийской верфи?

– Да.

– Не может быть! – изумляюсь я до глубины души, – выходит, мы с тобой ходили по одним и тем же стапелям весь прошлый год!

– Ты что, работала на нашей верфи? – недоумевает полячка.

– Ну, не то чтобы работала… Я часто приезжала к вам в Гданьск, потому что участвовала в строительстве парусника «Алые паруса». Слышала о таком?

– Еще бы! – теперь очередь Агнеты округлять глаза. – О нем говорила вся верфь. Только русские могут придумать шить оснастку из красной парусины! И делать осадку, который не может быть в принципе.

– Но у нас это получилось!

– О, да!

Мы на радостях обнимаемся как друзья-моряки, сошедшие на берег после долгого похода.

– Ну, надо же! Почему же мы не встретились тогда? Никак не могу понять.

– С чего ты взяла? – отвечает рассудительная Агнета. – Может, мы десятки раз и встречались. Просто там была совсем другая жизнь, и мы не обращали друг на друга внимания. Мало ли кто приезжает к нам на верфь? А по работе, возможно, тесно и не сталкивались.

– Это еще что! – вспоминаю я. – Бывает так, что живут люди в одном городе, на одной улице, чуть ли не в одном доме, а знакомятся только на другом конце земного шара! У меня так было!

– У меня тоже!

– Вот видишь? Значит, просто теперь настало время, – заключаю я, и мы шагаем дальше.

…Бургете, Зубири, Ларасоана, Тринидад-де-Арре… Наваррские городки и деревни – все как один чудо-пасторальки: тихие, маленькие, уютные и какие-то… кукольные, словно объемные слайды из стереофильмов моего детства. Беленые домики, черепичные крыши, высокие скаты, темные ставни, кружевные занавески в раскрытых окнах, горшки с цветами и розовые кусты у входа. Ватные облака, река из фольги, фонари из папиросной бумаги. Только вместо пушистых мишек и гномов из сказки – взаправдашняя бабулька с живой козой, старичок за рулем трактора или юный пастушок с медным рожком и длинной палкой. Возле каждого дома – непременная скамеечка, на которой можно передохнуть, в том числе и проходящему страннику. В любом селении есть своя церковка с поэтическим названием, бережно хранимая местная легенда, руины крепости, часовни или башни, на худой конец, средневековый амбар, до сих пор исправно выполняющий свою сельскохозяйственную функцию. При виде этих пасторальных картинок рука автоматически тянется к фотоаппарату, но груз рюкзака и усталость часто перевешивают первый порыв фотографа, и восторги остаются запечатленными лишь в памяти.

По следам Хемингуэя

Земля Наварры полна природного магнетизма, притягивающего к ней людей творческих и страстных, неутомимых собирателей образов и впечатлений, жадных коллекционеров острых ощущений и бодрящих чувств. Тех, кто во всем ищет свежесть и вдохновение.

Ее история, уходящая узловатыми корнями к древним преданиям и традициям, ее неистовые праздники и неуемная страсть, еще не тронутая цивилизацией природа и добродушная простота местных жителей привлекают сюда писателей и художников, музыкантов и поэтов, композиторов и прочих творцов и ценителей прекрасного.

В 20-х годах прошлого столетия по этой земле путешествовал Эрнест Хемингуэй – старик Хэм, как называла его богема. Его ноги ступали по дорогам Наварры, он гулял в буковых пиренейских лесах и ловил форель в реке Ирати, просиживал с друзьями в местных барах, заполненных бородатыми горцами.

В Бургете сохранился в неизменности двухэтажный отель с зелеными ставнями, где когда-то ночевал писатель: «Мы пошли в гостиницу мимо выбеленных каменных домов, где целые семьи сидели на пороге и глазели на нас… Толстая женщина, хозяйка гостиницы, вышла из кухни и поздоровалась с нами за руку. Поднимался ветер, и в гостинице было холодно. Хозяйка послала с нами служанку наверх показать комнату. Там были две кровати, умывальник, шкаф и большая гравюра в рамке – „Ронсевальская Богородица“. Ставни дрожали от ветра…»32

Комната, в которой останавливался Хемингуэй, нисколько не изменилась за минувшее столетие. Тучная сеньора, по-видимому, правнучка той прошлой хозяйки, с гордостью показывает нам медную мемориальную табличку у двери. Мало изменился и сам отель, по-прежнему холодный и сырой. Да и дорога, по которой мы идем вот уже третий день, кажется, еще хранит пыльный след башмака старика Хэма. Но больше всего имя писателя чтут в Памплоне, где разворачиваются основные события его знаменитого романа «Фиеста».

Памплона и праздник Сан-Фермин, свидетелем и неоднократным участником которого был Хемингуэй, пожалуй, наиболее ярко характеризуют Испанию, как страну, соединяющую в себе язычество и христианство. Ну, скажите, в каком еще городе мира чествование Святого заканчивается безумной вакханалией с риском для жизни? Где еще пение религиозных гимнов соседствует с винными реками и земными удовольствиями? Как в течение девяти дней сдержанное католическое благочестие совмещается с пышными парадами и развлечениями, строгие церковные ритуалы – с фривольными уличными играми, торжественные мессы – с ярмарками и кровопролитными зрелищами? Видимо, отчасти это объясняется тем, что Святой Фермин был не только первым епископом Наварры, но еще и покровителем виноделия и хлебопечения. Отсюда и проистекает замысловатый дуализм верований, эклектичность традиций, синтез духовного и материального, поставленный нынче на службу городской казне.

Центральное событие праздника – пробег «энсьерро»:33 экзальтированная толпа мчится перед разъяренными быками, играя со смертью. От загонов Санта-Доминго до Пласа дель Торос,34 где вечером проводится коррида, 850 метров, а бег продолжается всего три-четыре минуты, но ради них на праздник съезжаются тысячи туристов со всего света. В период фиесты население Памплоны удваивается, а то и утраивается. Часть гостей участвует в самом пробеге, а не просто довольствуется пассивной ролью зрителя. Дело это опасное и крайне рискованное, особенно для новичков. Опытные испанские бегуны от быков знают наизусть каждый изгиб улицы, каждый поворот и уступ, за которым можно укрыться от смертельной опасности, и то больше ста метров редко кто решается бежать. Но все равно не обходится без жертв. Случаются особо кровопролитные годы, когда под копытами и рогами животных увечатся и погибают люди. Таким стал Сан-Фермин 1924 года: 13 погибших и 200 серьезно раненых участников. Последний смертельный случай во время пробега быков был зафиксирован в 2009 году. Всего же за 88 лет (столько ведется статистика) во время энсьерро погибли около двух десятков человек, число покалеченных исчисляется сотнями. И тем не менее, количество людей, желающих поучаствовать в этом безумии, ежегодно только растет. Наваррцы очень гордятся своими быками, считая их лучшими во всей Испании (впрочем, это утверждение охотно оспорили бы жители других провинций). Быкам прощается многое: их гнев и необузданная жестокость и даже кровь незадачливых безумцев. Тем более что к вечеру они сами становятся жертвами праздника: их забивают на корриде. Мясо таких быков уходит в самые дорогие рестораны Памплоны, а блюда из них продаются по ценам, не менее безумным, чем предшествующее действо.

Мы заходим в город по выщербленной булыжной дороге. Она вползает на холм вдоль толстых стен крепости. Желтые стрелки и вмурованные в мостовую ракушки безошибочно ведут нас к Собору Иисус и Мария, рядом – одноименный альберг, тот самый, возле которого Эррандо встретил своего наставника Томаша. Я вспоминаю сурового старика в берете, и на душе теплеет.

Среди толпящихся возле дверей альберга людей мы видим множество знакомых лиц. Особенно радует встреча с лысой японской бабушкой, она гладит кошку, приговаривая вполголоса, а увидев нас, принимается мелко, как заведенный механический болванчик кивать, лицо ее озаряет безмятежная детская улыбка. Она нас узнала! Поистине между детьми и стариками так много общего. Вот и французы с рюкзаками «от кутюр», правда несколько запылившимися и потрепанными в дороге. Белоснежная панама мадам уступила место деревенской соломенной шляпе, а холеные усы мсье потеряли былой лоск, повиснув вниз пыльными сизыми сосульками. Но настроение у обоих бодрое! Организованная немецкая группа распалась на отдельных людей, каждый из которых по-своему уникален: фрау Анна, как и я, увлекается йогой, Петер не любит пиво и сосиски, чем вызывает бурю негодования среди друзей-баварцев, Сабина сочиняет стихи, подражая Гёте, хотя по профессии фармацевт. Компания итальянцев свои разноцветные ветровки поменяла на шлемы, перчатки и лосины: они решают продолжить путь на велосипедах. Все рады друг друга видеть и разнообразны в проявлении этой радости.