Читаем без скачивания Памятники Византийской литературы IX-XV веков - Сборник

Однажды взбунтовались граждане и окружавшие Фоку зрители [53]: димоты из партии зеленого цвета уже поджигали здания вокруг базилики цезаря и называли царем пришельца из чужой- земли. Приближенные Фоки, увидев, что им не одолеть войска Ираклия, покидают царя и обращаются в бегство. А один человек, по имени Фотий, — его некогда оскорбил Фока, обесчестив жену его, — ворвался во дворец с отрядом воинов и тотчас схватил царя. Содрав с Фоки царскую одежду, набросил на него черный пояс, руки скрутил назад, связал и, бросив на корабль, доставил узником Ираклию. Увидав Фоку, Ираклий воскликнул:

— Вот как, несчастный, ты правил государством!

А тот сказал: — Ты, несомненно, намерен лучше управлять им.

И тотчас, пока еще Фока был на корабле, Ираклий постановил казнить его мечом, затем отсечь конечности: правую руку отрубить от верхнего плечевого сустава, отрезать срамной член и все это повесить на шестах; а труп его волочить по площади, называемой Бычьей [54], и сжечь на костре. Доментиола же, брата Фоки, Воносса и Леонтия, хранителя царской казны, он приказывает казнить той же смертью. Так это и было исполнено.

Сергий, патриарх города, и остальные жители тотчас со всей доброжелательностью впускают Ираклия в Константинополь. Но Ираклий просил Криспа принять достоинства царской власти; он говорил, что прибыл сюда не ради царства, а лишь ради того, чтобы отомстить Фоке за беззакония в отношении Маврикия и детей его. Крисп стал отказываться. В конце концов синклит и народ провозглашают Ираклия царем, а патриарх возлагает на него царский венец. Криспа же Ираклий посылает стратигом в Каппадокию, поставив его во главе войск. А когда распространилась молва, что персы собираются идти войной на ромеев, Ираклий покидает Византий и отправляется к Криспу, находившемуся тогда в городе Кесарии, чтобы посоветоваться с ним о делах государства. Но тот притворился больным, и царь частенько слышал, как плохо Крисп отзывается о нем. Ираклий понял, в чем дело, но все же стерпел оскорбление и стал выжидать подходящий момент. А пока он решил как–нибудь более миролюбиво побеседовать с Криспом о том, что следует предпринять в интересах их общей власти. Но Крисп, словно в насмешку, говорил:

— Царь не должен покидать свой дворец и приезжать к далеко находящемуся войску.

Тем временем у царя Ираклия родился сын, которого он назвал Константином. Тогда же в Царь–град прибывает Никита, достойный патрикий. По этой причине Ираклий возвращается в Византий и принимает Никиту с большим почетом и уважением, словно брата, равного ему по рождению и сану, — так было условлено между ними еще при отплытии из Ливии. Крисп тоже прибыл в Византий, чтобы разделить радость по случаю приезда Никиты.

Собираясь крестить сына, Ираклий сказал, будто желает, чтоб из купели принял его Крисп. Крисп ради этого прибывает во дворец. Ираклий же, собрав весь синклит и остальное население города, вместе с патриархом Сергием, обратился к ним, как передают, с такими словами:

— Против кого выступает оскорбляющий царя?

Они же ответили:

— Против бога, поставившего этого человека царем.

Тогда Ираклий предложил Криспу откровенно признаться, что он думает на самом деле. Крисп, не подозревая злого умысла, сказал, что с уличенным в подобной дерзости не следует поступать мягко. Царь и припомнил ему, как тот притворялся в Кесарии больным, как пытался унизить царское достоинство и помышлял о царской власти. И тут же, схватив увесистую книгу, стал бить Криспа по голове, приговаривая:

— Коли ты шел против своего тестя [55], то и мне верным другом не станешь.

Ираклий тотчас повелел постричь Криспа в монахи, и священник прочитал то, что положено при пострижении. Выйдя к солдатам Криспа, Ираклий обратился к ним с такими словами:

— До сих пор вы служили Криспу, как отцу. Отныне же мы делаем вас ближайшими помощниками государства.

Ираклий прибавил солдатам Криспа годовое жалованье и повелел считать их первыми в войсковом построении. Солдаты в высшей степени благосклонно приняли царя и вместе с остальным народом приветствовали его радостными криками. После этого Крисп был заключен в монастырь, называемый Хорами [56]; прожив там год, он скончался. Ираклий же поставил своего брата Феодора на первое после царя место (придворные обычно называли его куропалатом [57]); и еще Филиппика, зятя царя Маврикия, на сестре которого он был женат, постриженного в то время в монахи, послал игемоном [58], вручив ему власть, ранее принадлежавшую Криспу. Прожив там некоторое время, Филиппик умер; тело его погребено в прекраснейшем досточтимом храме, построенном им в Хрисополисе [59].

В скором времени супруга царя, Евдокия, заболела падучей болезнью и скончалась. Когда несли ее тело при огромном стечении глазеющего, как обычно, народа, какая–то девушка (она была служанкой у кого–то из граждан), высунувшись из верхнего терема, плюнула; плевок упал прямо на богатое покрывало, скрывавшее труп царицы, и оно испачкалось. Шедшие за гробом сильно разгневались, схватили девушку и сожгли ее. Так эти нечестивцы дополнили похоронный обряд царицы, по обычаю варваров, беззаконным, нечестивым жертвоприношением. Они же стали было искать и госпожу этой служанки, чтобы ее наказать точно так же; но она узнала об этом и избежала гибели; больше ее никогда не видели. Вот какие события произошли неподалеку от царского дворца.

Рассказывали и о таком случае: в одной из областей — название местности до сих пор неизвестно — жил некто по имени Витулин; был он богат, жил на широкую ногу и занимал должность, которую ромеи обычно называют должностью кандидата [60]. Рядом с ним жила одна вдова; она тяготилась этим соседством. Возникла у них распря по поводу границ земельных участков. Витулин приказал своим людям напасть на соседей, и те дубинками убили одного из сыновей вдовы. Сняв с убитого сына окровавленную одежду, вдова пришла в Византий к Ираклию и, увидев царя во время его выхода, подбежала, схватила под уздцы коня, на котором он ехал, и, протягивая ему одежду сына, закричала:

— Пусть то же самое случится с твоими детьми, царь, если ты тотчас по справедливости не отомстишь за ту кровь, какую я тебе показываю.

Столпившиеся вокруг царя телохранители принялись бить женщину. Царь остановил их, но и женщине повелел, чтобы она приближаться не смела. Сказав, что взыщет по справедливости, как только сам все разузнает, он тотчас удалился. Не добившись разбора дела, женщина ушла, громко вопя.

Прошло некоторое время, и Витулин, совершивший убийство, боясь, как бы та женщина вновь не обратилась к царю по поводу убитого, прибыл в Византий и затерялся там в людской толпе. На происходившем в это время конском состязании царь увидел его в гуще народа и повелел эпарху города заключить этого подозрительного человека в тюрьму. Затем он посылает за женщиной и выясняет все подробности убийства. Наконец, царь приказывает, чтобы Витулин, в наказание за убийство, претерпел то же самое от своих сыновей; так он был убит тем же самым способом, каким убил сына вдовы.

После того, как патриарх крестил Ираклия, или Константина (ведь у него было два имени), царь принял сына из святой купели в свои руки. Тотчас он передал ему знаки царского достоинства и прочие украшения, увенчал диадемой и назвал царем. А дочь, которую звали Григорией, отдал в достойное супружество патрикию Никите. На площади, называемой форумом [61], он поставил на верху колонны позолоченную статую, изображавшую этого патрикия в виде всадника, — в знак того, что тот породнился с царем. Вот как все это было.

Персидский царь Хосрой, собрав огромное войско, послал его против ромеев; во главе персидских сил он поставил дука Саита. Тот направился к Александрии и силой взял ее. Весь Египет поверг Саит в рабство, а Восток весь опустошил, множество людей увел в плен, других убил, никого не пощадив. Расправившись таким образом, он двинулся затем со всем войском в город Калхедон и очень долго осаждал его [62]; тем временем он просил ромейского царя прибыть к нему для переговоров. Царь исполнил эту просьбу и поплыл в торжественном сопровождении царской свиты. Увидев царя, Саит поднялся со своего ложа и, поклонившись ему до самой земли, приветствовал. Еще будучи в лодке, в которой он плыл, царь произнес «здравствуй» и передал дары. Саит обратился к нему с такой речью:

— Не следует, царь, ромейским и персидским царям ни расходиться во мнениях, ни вступать друг с другом в какие–либо противоречия, а надо стараться поддерживать дружбу и согласие; это весьма приятно было всем людям и прежде и теперь, способствует жизненному благополучию, благоразумию и укреплению существующей власти. Поэтому следует поддерживать полное взаимное согласие. Ведь мы знаем, что сильная государственная власть менее всего становилась когда–либо предметом спора. Ведь бесчестно поднимать друг на друга оружие, причинять вопреки справедливости вред и губить подданных, когда есть возможность, пользуясь мудрым благоразумием, поддерживать добрые и дружественные взаимоотношения. Что тогда происходит? Если вы станете соблюдать взаимное согласие и мир, то каждый из вас и остальных людей будет счастлив, и в течение всей своей жизни вы окажетесь такими людьми, которым будут удивляться и подражать, а забота превратится для вас в тихий, приятный труд. Если же, напротив, вы пренебрежете этим, предпочтете растоптать величайшее благо — мир, будьте уверены, — это не принесет вам никакой пользы; затевая вражду и ссору друг с другом, вы чаще всего становитесь виновниками войн, ненавистных и вероломных; вы взваливаете на себя, что вполне естественно, нелегкие, величайшие тяготы; увлекаясь, губите много жизней, тратите множество средств, одним словом, конец войны приходит к вам с великой бедою. Вы и сейчас можете это видеть: с тех пор, как я вторгся в ромейскую землю, она испытывает ужаснейшие страдания. Вот откуда свалились на граждан несчастья и тяготы.