Читаем без скачивания Пора свиданий - Жюльетта Бенцони

— Ты забываешь, что мы скачем вместе с ним на одной лошади.

— Нет, — медленно ответила Сара, — я этого не забываю. Может быть, ты и представляешь для него смерть.

Чтобы скрыть замешательство, Катрин поспешила войти в низкую дверь Божьего дома. В коридоре, усыпанном черной галькой, к ним подошел монах с факелом в руке.

— Что вам здесь надо? — спросил он, смущенный одеянием женщин. — Жилище для шотландских солдат находится в глубине двора и…

— Мы женщины, — поспешила ответить Катрин, — и путешествуем в таком виде, чтобы не привлекать внимания.

Брови монаха поползли вверх. Его лицо цвета старого пергамента было покрыто глубокими морщинами.

— Такой нескромный костюм не отвечает правилам Божьего храма. Церковь не одобряет женщин, которые носят подобное платье. Если хотите войти сюда, наденьте платье, соответствующее вашему полу! Иначе идите к своим компаньонам!

Катрин долго не колебалась. К тому же она неловко чувствовала себя в этом иностранном одеянии. Оно плохо защищало ее — может, быть, потому, что она не умела им пользоваться — как от непогоды, так и от взоров мужчин. Она сорвала берет с перьями и встряхнула своими золотистыми кудрями.

— Позвольте нам войти. Мы переоденемся в комнате в женское платье! Я — графиня Монсальви и прошу у вас пристанища на одну ночь!

Морщины на лбу служителя Божьего разгладились. Он поклонился с почтительностью.

— Я вас провожу. Добро пожаловать, дочь моя! Он провел их в комнату, предназначенную для высокопоставленных людей. Четыре стены, большая кровать с тонким матрацем, табурет, масляный светильник — вот и вся меблировка, но у стены возвышалось большое, грубо высеченное распятие; в камине — охапка дров. И теперь, по крайней мере, обе женщины остались в одиночестве.

Едва войдя в комнату, Сара зажгла огонь, в то время как Катрин с подозрительной торопливостью сбрасывала с себя одежду, полученную от Кеннеди.

— Куда спешишь? — спросила Сара. — Могла бы подождать, пока комната согреется.

— Спешу стать сама собой. Никто больше не вздумает без уважения относиться ко мне, когда надену свое обычное платье. А эта экзотическая одежда мне не нравится.

— Хм! — спокойно продолжила цыганка. — А мне кажется, что тебе хочется произвести большее впечатление! Заметь, что я поддерживаю это решение. Ты не любишь этот костюм, а я его терпеть не могу. В моем старом платье я все-таки не такая смешная.

Подтвердив слова делом, Сара тоже стала переодеваться.

Раннее утро застало Катрин вместе с Сарой на мессе в холодной церкви; стоя на коленях, они получили благословение старого монаха, а потом отправились к своим компаньонам.

Увидев на пороге паперти в красных лучах восходящего солнца даму в черном из Карлата, Мак-Ларен резко отступил назад. Он нахмурил брови, в глазах присутствующего при этом Готье мелькнула радость.

Целых два дня нормандец не открывал рта. Он скакал в стороне, отдельно от отряда с упрямым видом, несмотря на все усилия Катрин, предлагавшей ему ехать рядом. Ей пришлось отказаться от этой затеи. Вражда, возникшая между лесным человеком и шотландцем, была настолько ощутимой, что, кажется, ее можно было потрогать руками. Пока лейтенант стоял в растерянности, Готье подбежал к Катрин поздороваться.

— Рад вас снова видеть, госпожа Катрин, — сказал он, словно расстался с ней давным-давно, а не вчера вечером.

Потом горделиво, как король, предложил ей свой сжатый кулак, чтобы она положила на него ладонь. Идя рядышком, Они прошествовали до отряда. Мак-Ларен смотрел на них, уперев руки в боки, с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Когда Катрин проходила мимо, он осмотрел ее с головы до ног.

— Вы надеетесь ехать в экипаже?

— А почему бы и нет? Разве женщины путешествуют иначе? Я попросила мужской костюм, потому что он мне казался удобным, но теперь я поняла свое заблуждение.

— Заблуждение-это ваша черная вуаль! Такое красивое лицо не прячут.

Непринужденным движением он уже поднимал муслиновую вуаль, когда рука Готье схватила его запястье.

— Оставьте это, мессир, — мирно произнес нормандец, — если не хотите, чтобы я сломал вам руку! Мак-Ларен не отступил и засмеялся.

— Ты становишься невыносимым, негодяй! Эй! Стража! Но пока солдаты не набросились на Готье, брат Этьен встал между ними. Одну руку он положил на кулак Готье, другую — на руку Мак-Ларена, державшего муслиновую вуаль.

— Разойдитесь! Ради Всевышнего и именем короля! Настолько высоким был его авторитет, что спорщики подчинились спокойному голосу.

— Спасибо, брат Этьен, — сказала Катрин с облегчением. — Поедем, мы и так потеряли много времени. Что касается вас, сир Мак-Ларен, я надеюсь, что в дальнейшем вы будете вести себя по отношению к даме как подобает рыцарю.

Вместо ответа шотландец поклонился и протянул даме сложенные в замок руки, чтобы она поставила на них ногу. Это был жест, признающий поражение, и одновременно рыцарский знак подчинения. Катрин улыбнулась и кокетливым движением отбросила вуаль на тамбурин, прикрывавший ее голову. Ее взгляд погрузился в светло-голубые глаза Мак-Ларена. То, что она там увидела, заставило ее слегка покраснеть, и, опершись ногой на сложенные руки, она взлетела на круп лошади. Мир был восстановлен. Все оседлали лошадей и покинули Морияк, и никто не заметил тени, пробежавшей по лицу Готье.

Впрочем, этот инцидент стал прелюдией к значительно, более серьезным событиям. К полудню конный отряд прибыл в Жалейрак. Густые леса закончились, и пошли хорошо обработанные поля, на которых вскоре взойдут рожь и гречиха; взору предстали большое аббатство и скромная деревенька. Все вместе взятое производило впечатление тихой и мирной жизни. Может быть, этому способствовало солнце, золотившее снега, но во всем скромном местечке, в деревенском монастыре было нечто необычное. Более того, здесь люди не прятались, как в других деревнях, а на главной и единственной улице было много людей, спешивших к приземистой церкви.

Когда подъехали поближе, Мак-Ларен придержал свою лошадь и поровнялся с братом Этьеном. Сидя сзади худого шотландца, маленький монах, кажется, бесконечно наслаждался путешествием.

— Что делают все эти люди? — спросил Мак-Ларен.

— Идут в церковь, — ответил брать Этьен. — В Жалейраке почитают мощи святого Меана, монаха, некогда прибывшего сюда из Галлии, из-за моря. Его бретонское аббатство было разгромлено и сожжено норманнами. Монахи были вынуждены бежать от них. А собралось много народу потому, что святой Меан считается покровителем всех прокаженных.

Слова вонзились в сердце Катрин. Она побледнела, и была вынуждена ухватиться за плечи Мак-Ларена, чтобы не упасть с лошади. «Прокаженные…» — произнесла она беззвучным голосом. На большее ее не хватило, слова застряли в горле. Толпа, собравшаяся на улице, представляла ужасную картину. Существа, пол которых было невозможно определить, тащились по снегу, опираясь на костыли или палки, показывали почерневшие конечности, культяшки, страшные язвы, покрывшие лицо, руки, ноги, опухоли и лишаи — чудовищное сообщество, вопиющее, рычащее, умоляющее, стонущее, как в аду…