Читаем без скачивания Дипломатия Волков - Холли Лайл

– Отдавай-ка сюда все деньги и, быть может, мы отпустим тебя.

– Не согласен. Я попользуюсь ею во всех режимах, когда она умрет.

Полный ненависти хохот. Новые смешки.

Знатный подлец вспорол шелковый корсаж ее платья, распахнул его до талии; лезвие царапнуло кожу, и она почувствовала запах собственной крови. Потом, шагнув за спину, он запустил руку в ее кудри, одним движением запрокинул голову назад и бросил Кейт на колени. Выхватив ее собственный кинжал, он принялся стаскивать с нее одежду, разрезая завязки белья, кружевной нагрудной повязки, шелковые ленточки трусиков. И снова порезал ее при этом... Ничтожные ранки, подобные пчелиным укусам, дали дорогу уже обволакивающему ее безумию. Кровь затмила глаза.

Вторая Кейт запела в восторге, ощутив чистейшее бешенство, ударом молнии вспоровшее и мозг, и нутро. Она извивалась как питон в руках своих похитителей заранее, еще не добравшись до жертвы, ощущая хлынувшую кровь, восхитительный хруст хрящей и костей под зубами. Предстояла охота. Охота. И убийство. Та, другая Кейт, улыбалась, и в горле ее зарождалось рычание. Ярость уничтожила все преграды между Кейт-женщиной и Кейт-зверем. Рычание нарастало. Нагая в объятиях ночи, рассудительная Кейт разом сдалась второй жизни в себе – восторженной, радостной, летучей и трепещущей, – стремившейся лишь сражаться, уничтожать, терзать и насыщаться в бурлящей запахами тьме.

Она вырвалась на свободу, повернулась и вцепилась в ближнего мужчину рукой, которая трансформировалась и менялась прямо перед ее глазами, – рукой, уже покрытой шелковистой, блестящей короткой шерсткой Карнеи; пальцы ее вмиг утолстились, выступили сухожилия, протянулись вперед убирающиеся когти.

Кейт смеялась, и в смехе этом уже не было ничего человеческого.

– Ты мой, – рыкнула она и вспрыгнула ему на плечи обеими руками и ногами, полностью превратившимися на лету в четыре широкие лапы; хребет вытягивался и изгибался, чтобы наделить ее тяжелым гнущимся хвостом. Мышцы переплетались, горели и текли под ее кожей, а когти уже раздирали грубую ткань куртки горе-насильника, как в масло впивались в плоть груди. Нюхом она ощущала восхитительный аромат страха; из горла мерзавца уже рвался отчаянный визг. Улыбка Кейт стала еще шире, когда лицо ее превратилось в морду. Зубы в пасти сделались кинжалами. Сомкнув их, другая Кейт не дала своей жертве исторгнуть вопль, а, ощутив железо и соль, хлынувшие из разорвавшейся артерии, позволила себе насладиться ими – лишь на два последних биения сердца противника, а потом соскочила грациозным движением вверх и назад, таким образом разворачиваясь на лету, чтобы очутиться прямо перед потрясенным лорденышем.

Она разорвала его глотку мимоходом – уже на пути к следующей добыче, – прежде чем лапы ее коснулись мостовой. Третьим стал тот, кто держал ее за другую руку. Она вцепилась в него зубами, и негодяй рухнул.

Воспользовавшись общей растерянностью, она забрала три жизни; однако у четырех остальных сохранились и ноги и оружие, и теперь удача была не на ее стороне.

Четверо противников маневрировали в тумане, пытаясь охватить ее, окружить. Мечи были обращены к ней, и она знала, что находится в опасности. Их больше, они сильнее. В схватке зверя с человеком, лишенным оружия или вооруженным только кинжалом, преимущество на стороне зверя. Но когда против тебя четверо бандитов с длинными клинками и глаза их горят жаждой убийства – шансы переходят к людям. Она только подумала об этом, как один из них прыгнул вперед и взмахнул мечом, оставив порез, протянувшийся от правого плеча к ребрам.

Она огрызнулась и нырнула под взметнувшийся снова клинок, зацепив нападавшего лапой. Кейт метила в голень, но рана оказалась неглубокой – хотя противник ее взвыл, он все равно остался на ногах. И тут она получила новый порез, на сей раз в левый бок, потому что не следила за одним из оставшихся сзади, и он воспользовался этим обстоятельством.

Она крутанулась, ощерилась, но ухватила зубами лишь воздух, когда второй, нападавший на нее, отступил назад с готовым к обороне мечом. Он ухмылялся: Кейт прекрасно видела блестевшие во тьме зубы. Он понимал, что она попалась. Как, впрочем, и она сама. Ей стало страшно. Она не хотела умирать.

Вот один из клинков дрогнул, и она бросилась на того, в чьих руках было это оружие; прорвавшись к телу, она вспорола мягкий живот когтями, и враг упал. Но пришлось заплатить за успех. Спина ее в этот миг была обращена к остальным, и они немедленно ринулись на нее: острый металл впился в загривок комариным укусом, удар, нанесенный в бок, метил во внутренности, но она успела увернуться прежде, чем клинок смог достичь цели. Меня ждет смерть. Здесь и сейчас.

И тут произошло чудо. Из переулка вынырнуло что-то темное, большое и ужасное. Обращенный спиной в ту сторону, грабитель только коротко вскрикнул, упал и больше не поднялся. Громадная тень – быстрая и отнюдь не бесплотная – в прыжке вспорола негодяю глотку, а потом метнулась к следующей жертве. У Кейт не было времени наблюдать за исходом этого поединка; она повернулась к последнему бандиту. Он был один, однако при оружии, невредимый и настороженный. Она сунулась справа, потом слева, притворилась, что собирается прыгнуть, целя ему в лицо, и когда враг занес оружие в надежде одним ударом вспороть ей чрево, бросилась ему в ноги. Кейт оказалась проворнее и, пока меч опускался к ее хребту, успела прокусить противнику ногу и отпрыгнуть. Впрочем, он все равно достал ее, и если бы в ударе было больше силы, Кейт полегла бы на этом самом месте. Однако ей повезло: он рубил, уже теряя равновесие. Кейт пошатнулась, мириады белых искр рассыпались перед глазами, боль ослепила ее.

Не в силах перевести дух, израненная, покрытая кровью, она ждала нового удара. Но незнакомец...

...Карней – тот, кого я почуяла в Доме Доктиираков; тот, что увязался за мной.

...Незнакомец набросился сзади на последнего из преступной четверки и впился в мякоть его ноги. Раненый с криком рухнул. Конец последовал незамедлительно.

Кейт ощущала, как метаболизм Карнеи жаром своим затягивает ее раны. От неглубоких не останется и следа уже к утру; те, что поглубже, зажить не успеют, однако и они исчезнут через день-другой. Благословенная половина ее проклятия. Она – чудовище, но чудовище это очень трудно убить.

– Пойдем, – сказал незнакомый Карней. – Стража слышала вопли.

Голос потрясал ее до самых костей, проникал в нутро, обладая какой-то гипнотической властью. Раздраженная, чувственная, полная страсти и вопросов, она отвернулась. Он не имел права так обращаться с нею; обрызганный кровью, он стоял неподвижно и ничего не предлагал; он лишь предостерегал ее от опасности, и тем не менее голос его пьянил, лишал ее воли... как благовонная каберра или тот запах, который она учуяла в Доме Доктиираков. Он был попросту несносен, и она перевела взгляд на женщину, жавшуюся к стене тупика.