Читаем без скачивания Письмо сыну. Воспоминания. Странники поневоле - Елизавета Федоровна Родзянко

что так внушала тебе, сидя на извозчике еще в Екатеринославе. На радостях я это забыла, а ты еще помнил… и я похвалила тебя и позволила теперь отвечать на все вопросы. Помнишь ли ты это?

Не знаю, как мы дали знать дедушке о нашем приезде. В Екатеринодар поезд пришел к вечеру. Нас встретили дедушка и дядя Никола[36] и повезли к каким-то их знакомым. Там мы рассказали, как ехали. Миша передал дедушке привезенные деньги, а Никола дразнил меня, что бриллианты я оставила, а тазики для детей не забыла. В Екатеринодаре мы прожили, кажется, два дня и поехали в Анапу, где твой дедушка нанял нам квартиру в городе, но очень близко от моря, от моего любимого Черного моря. Это так было приятно.

Дом, в котором мы жили, принадлежал славным простым грекам. По приезде я сейчас же устроила в кухне всем баню. У меня был с собой резиновый английский, так называемый «tub». Он был складной и я могла легко его взять с собой. Вымылись все с головы до ног и спокойно наконец заснули. Первую ночь я спала совсем крепко, но потом в течение двух недель, каждую ночь просыпалась от кошмара, что мы бежим и нас кто-то догоняет. Очень было неприятно, но потом это прошло, и мы чудесно зажили в Анапе.

В первое же воскресение пошли в церковь и познакомились с очень хорошим священником отцом Николаем и его семьей. При церкви был и дьякон, очень славный. В Анапе мы встретили Рождество. Иногда мы шли в хор и пели. Регент был молодой, очень хороший. Не помню, была ли в тот год елка для детей? Вероятно устроили что-то вроде елки, потому что елки в Анапе не растут. Летом приезжал в Анапу благочинный, отец Петр Беловидов. Он приезжал ревизовать какие-то нелады в продаже свечей. Помню, что твой дедушка ходатайствовал перед ним в защиту отца Николая, которого мы очень полюбили. Во дворе у отца Николая была своя баня, и дедушка и мой Мища там с удовольствием парились.

Очень как-то скоро после нашего приезда наступила весна и на столах у нас появились чудные, темно-красные тюльпаны. Их можно было купить на базаре. Говорили, что вся степь покрыта ими. Вообще на базаре там можно было все достать, он буквально ломился от продуктов. Так же было и в Екатеринодаре, куда мы часто ездили, оставляя детей на попечение Зеленьки и старой няни.

В Анапе скоро мы завели знакомства. Познакомились с молодыми Мержеевскими. Он мальчиком в Уральске знал и любил твою тетю Зику Родзянко. Ее отец, наш дядя Коля, был тогда назначен атаманом Уральского войска, и они жили в Уральске. Мальчик Мержеевский остался сиротой и Зика его нежно опекала. Я узнала, что его жена имеет что-то вроде балетной студии. Мы подумали, что девочкам хорошо было бы продолжать учиться танцам. Оказалось, что преподавала она по системе Далькроза. Это были красивые движения, напоминавшие греческие барельефы. Мне это очень понравилось, и я попросила разрешение и мне с детьми учиться у нее. Всем сшили широкие костюмы, как купальные, но очень короткие, ноги оставались совершенно открытыми. От нашей молодой красивой учительницы я узнала, что такое система Далькроза. Оказывается каждое движение тела должно было вызвать какое-нибудь движение души. Мне казалось это забавным. Я не спорила с ней и делала эти красивые движения как приятную гимнастику, разминавшую мои мускулы. На это очень досадовала ее мать, большая поклонница системы Далькроза. По этому поводу я вспоминаю моего дядю Сашу Олсуфьева. Он, хотя уже старый, пошел в Петербурге на лекцию этой новой системы балета. «Слушал я очень внимательно, – рассказывал он, – и старался вникнуть, каким образом каждое движение выявляет глубокие чувства души. А когда я уходил, поймал себя на том, что невольно задумался: что изображает моя правая нога, когда я ее сую в калошу?»

Наша учительница танцев научила нас и марафонскому бегу: это был бег со счетом на три. При счете: «раз» надо было сильно оттолкнуться и каждый раз это сильное движение приходилось на другую ногу. Помню, мне пришлось проходить очень большую пустынную площадь в конце города, и я побежала, применяя марафонский бег, и поразилась, как легко и быстро я одолела это большое пространство.

В Анапе мы подружились с семьей Пущиных. У них было пять человек детей возраста наших, и их дети вместе с нашими брали эти уроки танцев. Скоро приехали и Трубецкие, тоже с детьми возраста наших. Со всеми мы дружно и весело жили и часто вместе купались в море. Летом в Анапу приехала с детьми Дара Татищева, с которой я была дружна еще в Петрограде. Муж ее был на фронте с Добровольческой армией. С ней приехала ее сестра и мать, вдова адмирала Дубасова[37], который зимой 1905—1906 года подавил Московское восстание. Это был интересный человек. Еще молодым мичманом на войне с турками за освобождение славян, в 1877 году, он с двумя другими товарищами, мичманом Зеленым и Шостаковичем, подплыл ночью на лодке к турецкому судну и взорвал его. Про Шостаковича – я ничего не знаю, а Зеленой в чине адмирала был Одесским градоначальником и был известен своим вспыльчивым характером, из-за которого частенько попадал в неловкое положение. Он так и назывался в Одессе: анекдотический градоначальник.

Адмирал Дубасов был решительный и храбрый до старости. Его дом в Петербурге был против Таврического сада, где он гулял по утрам. Раз навстречу ему вышел террорист-революционер с револьвером в руке. Дубасов не растерялся, бросился к нему и сбил его с ног. Такая же решительная была его дочь Дара, а потом и его младший внук. Помню его маленьким, неудержимо прыгавшим в своей кроватке. Заставить его спокойно лечь и спать было совершенно невозможно.

Вскоре к нам приехала бабушка[38] из Екатеринодара и жила с нами. По вечерам мы собирали к нам близких друзей, и я им читала мои политические записки. Мне хотелось знать, стоило ли вообще их писать и тащить с собой. Особенно поддержала меня вдова адмирала Дубасова, но советовала, чтобы все непременно проверил председатель Думы.

Градоначальник Одессы адмирал Павел Алексеевич Зеленой (1833-1909)

Чтобы иметь возможность проводить больше времени с детьми у моря, мы решили не готовить еду дома, а брали обеды в столовой у мадам Дезобри. Там я встретила мою одноклассницу по гимназии Оболенской – Бурзи, теперь Сперанскую. Муж ее был на фронте, и она в ожидании его поступила к Дезобри подавальщицей. Помню, принесли раз огромную кастрюлю с чудно пахнувшим бараньим супом. Мой Миша разливал и вдруг он, к ужасу всех, вынул из кастрюли огромную баранью голову. Помню мертвый глаз этой головы, смотрящий на нас. Ты можешь себе представить ужас бабушки и негодование моего Миши. Не успели мы прийти в себя от этого впечатления, как вбегает моя Сперанская с извинениями, что недоглядела и вовремя не вынула этой головы из супа. Тут уже все расхохотались, а суп оказался очень вкусным, как и котлетки «Дезобри», которые и всегда-то были вкусными.

Вечером мы ели ужин, который нам приготовляла милая старая няня. Обычно это была жареная анапская рыба. Очень вкусная небольшая длинная рыбка голубовато-зеленого цвета, она вкусом напоминала северную петербургскую корюшку. Нас предупреждали, что от нее можно заболеть желтухой, и действительно Ань и Ма ею заболели, но скоро поправились. Наши близняшки всегда болели дружно. Заболеет одна, и сейчас же другая, и той же болезнью. Готовила нам няня и суп из мидий. Мидии – это сорт устриц, только они длинные. Няня их вынимала из ракушек и варила с овощами и картошкой; было очень вкусно, но вид у этого супа был весьма непривлекательный. Твой отец, Владимир, как-то сказал: «Няня готовит навар из грязных носовых платков».

В Анапе мы старались жить экономно, новых поступлений денег ниоткуда не было. Все же нужно было как-то приодеться. Я купила