Читаем без скачивания Наемник: Грань возможного - Андрей Ливадный

Савичев, продолжая мысленно проклинать всех и вся, принял недвусмысленное приглашение. На этот раз он не запутался в подключении датчиков системы жизнеобеспечения, не ушиб, как в прошлый раз, ногу, и вообще процедура экипировки заняла на десять секунд меньше. Сегменты брони вновь пришли в движение, полупрозрачное проекционное забрало гермошлема мягко подсветилось, мигнули и погасли искры индикации, расположенные подле сенсорных кнопок по внутреннему ободу соединительного кольца.

Включившийся коммуникатор транслировал вводные:

– Четыре корабля противника в зоне сканирования. Класс – крейсер. Зафиксирован запуск малоразмерных групповых целей. Пятая артпалуба, отсеки с девятого по восемнадцатый под угрозой ракетного удара!

Не дожидаясь окончания тестирования, Денис выскочил в коридор жилой палубы.

Все стволы транспортной системы работали, лишь зловещее красноватое освещение да неугомонный голос бортовой кибернетической системы напоминали, что фрегат находится под атакой и сейчас идет курсом боевого маневрирования. Дрожь, гуляющая по переборкам, в скафандре не ощущалась, да и гасители инерции пока работали исправно.

«Ага, было бы смешно, пройди все гладко…» – Савичев успел нырнуть в шахту гравилифта, когда корпус «Артемиды» содрогнулся от серии «условных» прямых попаданий.

Боевые чипы импланта уже вошли в контакт с доступными подсистемами корабля, и сейчас в верхнем правом углу проекционного забрала развернулось оперативное окно, где мелькали коды отсеков, пораженных прямым попаданием вражеских ракет.

«Дьяволы Элио! Ну почему опять моя орудийная башня?!» – обреченно подумал Денис.

Злиться на командира некогда. Пока он бежал по отрезку разгерметизированного коридора, массивный люк орудийной башни, считав данные с личного чипа Савичева, начал автоматически открываться.

Несмотря на прямое попадание ракеты, половина оборудования работала, Сашка Стрельцов неподвижно застыл в кресле – видимо, его вывели из строя по условиям вводных данных.

По спине проскользнула дрожь.

В стене отсека зияла уродливая дыра. Раскаленная броня светилась, оборванные оптические кабели сплавились в единое целое с магистральным энерговодом – голограмма, конечно, но все равно жутковато.

– Сашка, живой?

Савичев сел в кресло, пристегнулся и, не дождавшись ответа, вошел в прямой нейросенсорный контакт с подсистемами орудийно-лазерного комплекса.

Система наведения не отвечала. Отклик пришел только от резервных датчиков БСК «Аметист» да от главного сервомоторного узла орудийной башни.

Задача вновь усложнилась. Несколько часов назад, во время предыдущей тревоги, они работали в паре со Стрельцовым, да и попаданий в их боевой отсек не было.

Секундная растерянность едва не стоила Денису «условной смерти».

Рой ракет, еще не разделивших боевые части, но уже сблизившихся с кораблем на критическую дистанцию, он заметил мгновением позже, и тут же произошла та самая чудовищная метаморфоза, от которой к горлу подкатывала тошнота, а мысли сбивались в ком, как будто слипались в ощущение собственной беспомощности, ничтожности по сравнению с бездной космического пространства, открывшейся перед ним, и стремительно приближающимися целями.

В первую тревогу двое суток назад он просидел в ступоре, глядя в глаза Бездне, которая вливалась в разум через прямое нейросенсорное соединение. Что значит почувствовать себя частицей корабля, взглянуть в глаза Вселенной, испытать острое фантомное ощущение соприкосновения с бесконечностью?

Савичев был измотан морально и физически, но на фоне непомерной усталости, накопившейся в процессе непрекращающихся учебных тревог, просыпалась злость – сначала на командира, затем почему-то на самого себя.

Семь секунд до разделения боевых частей!

Он привык действовать иначе. Без дыр в обшивке, без ощущения слияния с полуавтоматическими подсистемами, без избытка адреналина в крови, который сейчас даже не пыталась сгладить система метаболической коррекции, встроенная в скафандр.

Секунды.

Мгновенья жизни, уносящиеся в прошлое.

Злость, адреналин, страх…

Денис не понял, в какой момент его мысли переключились не на собственные ощущения, а на мнемонический интерфейс управления уцелевшими подсистемами орудийной башни.

Вакуум не передает звуков, но он почувствовал гулкую вибрацию, когда комплекс начал разворачиваться – его рассудок ухватил цели, мозг обрабатывал данные, он подменил собой вышедшую из строя кибернетическую систему, сознание помутилось и вновь, как в прошлый раз, вдруг начало болезненно расслаиваться, не в силах одновременно сопровождать десятки объектов, но все же комплекс огрызнулся огнем, часть ракет противника исчезла: их стерла из восприятия серия оранжевых вспышек и…

Чудовищный удар обрушился на поврежденную орудийную башню – сосредоточившись на ракетах, Денис не успел отреагировать на появление маркеров, обозначающих звено штурмовиков условного противника, и тут же поплатился: проекционное забрало гермошлема начало мутнеть, ощущения нейросенсорного контакта оборвались, лишь на фоне матовой черноты перед глазами сияли две надписи:

Орудийная башня номер двадцать восемь уничтожена.

Лейтенант Савичев – вы условно мертвы. Сервомоторы скафандра заблокированы до завершения боя.

Тьма навалилась со всех сторон.

Денис внезапно понял, у страха есть оттенки. Если минуту назад он боялся не успеть, промахнуться, вновь оказаться среди аутсайдеров, то сейчас в мысли вплелись иные тревожные нотки – а что, если никто на корабле не справится со своей задачей, фрегат «Артемида» будет разрушен, а его главная кибернетическая система условно «сдохнет»?

Кто в таком случае включит сервомоторы моего скафандра по завершении учебной тревоги?

– Боевая тревога!

Лейтенанту Савичеву казалось, что он только секунду назад сомкнул веки, и вот опять, какой уже раз, его пробудил мягкий голос, от которого нервная дрожь обдает холодом вдоль спины.

Тело реагировало машинально. Он еще не стряхнул сонную одурь, когда бронепластины боевого скафандра начали сдвигаться.

Пять секунд?

Он окончательно проснулся.

Месяц назад Денис бы не поверил, скажи ему кто-то, что от каюты до орудийной палубы можно добраться за пятнадцать секунд, да еще и в полной гермоэкипировке.

– Саня, живой?!

– Система сдохла! В нас пока не попали, но на второй палубе проблемы! Включайся!

Бездна рванулась навстречу мириадами звезд, сотнями целей.

Фрегат «Артемида» двигался боевым курсом, плазменная установка главного калибра только что произвела выстрел, борта озаряли вспышки от работы пусковых ракетных шахт и непрерывного огня артиллерийских комплексов.

За кораблем тянулся длинный шлейф обломков, но лишь малая часть «условно изуродованных» фрагментов брони и механизмов принадлежала фрегату.

Командор Дымов, пожалуй, будет доволен – промелькнула в рассудке Савичева торжествующая мысль.

Глава 3

Нет пространства более непредсказуемого и опасного, чем карантинные секторы Периферии. Здесь все обманчиво, ненадежно – никогда не знаешь, с кем или с чем ты встретишься, сделав очередной шаг.

Граница неисследованных секторов пространства

Планета А-2374-ХК по универсальному каталогу. Разведывательное звено капитана Кречетова. Июнь 2650 года. Автономный режим…

Утро наступило теплое и тихое.

Капельки росы дрожали на широких листьях экзотических растений, столбы света, прорываясь сквозь кроны деревьев, пронзали лесной сумрак, мошкара вилась в солнечных лучах, в овраге, перекатываясь через камушки, звенел ручей.

Иван сидел на замшелом, выступающем из земли валуне. Удивительные звуки окружали его. Щебет птиц, какое-то уханье, крики животных, шелест растительности, взъерошенной утренним ветерком, – как будто оказался в заповеднике.

Неподалеку, под сенью высоких, похожих на папоротники растений застыли хищные контуры трех аэрокосмических истребителей класса «Пума»[12].

Обычный разведывательный вылет внезапно обернулся ошеломляющим открытием. Обнаружить в границах карантинных секторов Периферии планету земного типа, не затронутую войной, граничило с чудом.

Капитан Кречетов за время службы повидал немало кислородных миров, но нигде не встречал ничего подобного. Война обезобразила большинство пригодных для жизни планет. Лишившись биосфер, они считались обитаемыми лишь в силу неодолимых обстоятельств. Сохранившиеся военные или колониальные инфраструктуры позволяли существовать небольшим анклавам поселенцев в условиях, которые трудно назвать жизнью. Горы искореженного металла, разрушенные города, пыльные, изрытые укреплениями, носящие следы орбитальных бомбардировок пустоши – вот стандартный, или, если можно так выразиться, среднестатистический тип ландшафта, встречавшегося сейчас на большинстве обитаемых планет.