Читаем без скачивания Шепот Черных песков - Галина Долгая

– Сиди тут, – приказала Мея.

Камиум покачала головой, не соглашаясь.

– Сиди, я тебе говорю! – так прошептала Мея, что у девочки от того шепота мурашки поползли по коже. – Я скоро приду.

В доме Верховной жрицы остро пахло травами, и стояла тишина. Свет сочился из-под потолка, растекаясь по стенному углублению и освещая терракотовые фигурки богов, стоявшие в нем. Цураам сидела на циновке напротив и, ритмично покачиваясь, шептала что-то себе под нос.

Мея вошла и поклонилась. Спустив пары злобы по пути в жилище старой жрицы, почитавшейся в округе, как пророчица, у женщины осталось только желание поговорить о будущем девочки.

– Здравствуй, Мея, – Цураам заметила гостью, – с чем пришла?

– Здравствуй, госпожа, да будут дни твоей жизни светлы и радостны, – приветствовала Мея.

– Оставь мои дни мне, говори, что случилось, – жрица развернулась и пригласила жену Абаттума присесть.

– Я о Камиум. Люди шепчутся. Сплетни наружу вышли, дети ее дразнят. Только в твоей власти всем рот закрыть…

– Не преувеличивай, злые языки не обрежешь, как ни старайся.

– Но…

Цураам остановила Мею, подняв руку и покачав головой.

– Пришло время рассказать Камиум о ее судьбе.

– Она и так везде хвастает, что царица, вот люди и не выдержали…

– Оставь людей в покое! Лучше Камиум приведи, хватит ей без дела бегать, буду ее учить.

Мея отпрянула. Сердце матери сжалось. С Верховной жрицей не поспоришь – решила, так тому и быть. Но все же Мея взмолилась:

– Не надо… я буду следить, буду учить…

– Прекрати, Мея! – Цураам встала. Свет обтекал ее тщедушную фигурку сзади, сочился сквозь редкие пряди взлохмаченных волос, которые в это время свободно лежали на плечах, спадая за спину. – Чему ты можешь ее научить? Ткать? Готовить еду? Не это ей предназначено! Где Камиум? Приведи ее!

– Я здесь, бабушка, – тонкий голосок раздался с порога, и в комнату вползла Камиум.

Она не послушалась матери и, пробравшись вслед за ней в покои жрицы, тихо сидела за дверью, слушая разговор женщин.

Мея ахнула, подтащила дочку к себе, сжала ее.

– Пусти, мама, – та, отталкиваясь, пыталась выбраться из объятий.

– Пусти ее, Мея, что ты так испугалась? Не сейчас, так лет через десять дочка все равно уйдет от тебя.

– Не забирай, прошу! Она свет в моей жизни. Учи, кто ж воспротивится тебе, но не забирай…

Цураам сочувственно смотрела на женщину. Привязалась к сироте и забыла, что она ей никто, разве что дочка сестры мужа… Да и Абаттум любит ее… Послала Иштар этим людям столько сыновей, как и им с Персаухом, а дочери ни одной. Вот и радовались щебету птички. Цураам вздохнула вслед своим мыслям. Мея, не зная их, с тающей надеждой смотрела на жрицу увлажнившимися глазами.

– Хорошо. Пусть живет у вас, мала еще, все равно кто-то ухаживать должен, почему не ты?.. Но каждый день пусть бежит ко мне! Когда нужно будет, и ночью учить буду, не противься!

– Слушаюсь, Великая жрица, спасибо тебе, всемогущая, – Мея от радости говорила все, что на язык навернулось.

Цураам только головой покачала.

– Иди уже. А Камиум пусть останется.

Девочка вырвалась из рук матери и встала рядом с Цураам. Над гордо поднятой головкой дочки Мее почудился свет. Она сожмурилась, прогоняя видение, но зрение от этого стало еще острее, и свет обрел очертания парящего орла и змеи под ним.

Цураам прищурилась и хитро улыбнулась.

– Видела? То-то же!

Начав со сказок о богах и сотворении человека, жрица день за днем раскрывала перед Камиум волшебный мир знаний. Когда готовились к ритуалам, Цураам рассказывала о хаоме, посвящая будущую жрицу в таинство приготовления божественного напитка. Камиум всегда слушала свою наставницу внимательно и поглощала знания, как песок воду. Мея следила, чтобы дочь была опрятной. Одевала ее в чистую рубаху, а в холодные дни кутала в плащ из меха барса, шкуру которого она когда-то нашла в доме охотника. Только ожерелье матери было пока велико для девочки, и как она ни просила, Мея, дав подержать в руках, снова прятала его в каменную шкатулку, где хранился и подарок отца – печать с тюльпаном.

– Всему свое время, дочка, – говаривала Мея, целуя свою девочку.

Камиум любила приемную мать, и ее отношение к ней не изменилось даже после того, как Цураам рассказала своей воспитаннице историю ее родителей. В словах жрицы Камиум не услышала ни нотки презрения по отношению к ее родной матери, напротив, Цураам восхищалась трепетной любовью Шартум и Парвиза. После того рассказа никто больше не мог уязвить самолюбие девочки. Гордость за родителей теперь жила в ее сердце и на любое злословие она одаривала сплетника презрительным взглядом, говоря при этом, что пожалуется бабушке Цураам, а та нашлет на обладателя злого языка проклятие. Постепенно слухи утихли – никому не хотелось впасть в немилость к Верховной жрице. А Камиум ходила по улицам города маленькой царицей, иногда все же забывая о том и на равных присоединяясь к игре детей. Она бегала с братом на реку, лепила с ним глиняные фигурки, пересказывая истории Цураам о животных – символах того или иного бога, о растениях, которые лечат.

Но был один человек в племени, которого Камиум боялась. Это вождь Алик Пани. Когда к дельте Мургаба пришло много людей и охотники принесли весть, что всеми правит один жрец, бритая голова которого сияет на солнце, как начищенный бронзовый котел, Алик Пани тоже сбрил свои волосы. И его голова заблестела на солнце. Но теперь огромный нос вождя торчал орлиным клювом, а лопатки на худой спине того и гляди расправятся, как крылья. Камиум замирала, когда вождь проходил мимо, и старалась избегать его. Невдомек было девочке, что куда более важные заботы, чем проказы детей, делали лицо вождя суровым. Только старая жрица знала о его тревогах. И советовала, как всегда, заглядывая вдаль.

Долго уговаривала Цураам мужа навестить новое племя. Но он все отмахивался. Решиться на визит помог случай, когда воины на страже города доложили, что пришел посланник от вождя, объединившего всех пришельцев под своей властью.

– Дождался ты, когда тебе покланятся, – сказала Цураам.

Улыбка скользнула по губам довольного вождя.

– Одевайся, жена, – приказал он в ответ, – вместе нам надлежит принять гостя.

Цураам украсила волосы серебряной булавкой, накинула расшитый по подолу плащ поверх рубахи. Персаух же остался с голым торсом, прикрыв грудь лишь сверкающей бронзовой пластиной. Бусы с амулетом всегда висели на шее вождя. Слуги подали ему тяжелый длинный каунакес, который завязали на бедрах.

В таком обличие Верховный жрец племени Белого Верблюда вышел к посланнику вождя нового племени. Цураам сопровождала мужа, идя бок о бок. Пока звучали приветствия, жрица рассматривала посыльного. Молодой жрец – бритоголовый, остроносый, без бороды, с подвижными глазами – не понравился ей. На его устах блуждала хитрая улыбка, тогда как взгляд оставался серьезными. Руки жрец держал перед животом, сложив ладони одна с другой. Но, как и глаза, они все время были подвижны. Жрец то сожмет их, то сцепит, то потрет пальцы.