Читаем без скачивания Над рекой Березой - Виктор Пашкевич

Она прошлась по комнате, немного успокоилась и, улыбнувшись, обратилась ко мне:

— Значит, ты мой новый связной? Ну что ж, будем работать. С тобой, пожалуй, мне безопасней встречаться. Ты сын моей двоюродной сестры Марии. Она больна, а я через тебя передаю ей продукты. Понял? Кстати, есть хочешь?

И, не дождавшись ответа, вышла из комнаты.

— Угощайся. Наверное, давно не пробовал таких вкусных вещей, — сказала Ольга, пододвигая ко мне вазу с печеньем и большую коробку конфет. — Офицеры дарят, а я все это складываю в буфет. Не могу есть.

Потом мы с Ольгой долго говорили о том, в какие дни и часы будем встречаться, где и как ее найти, если это срочно потребуется.

Вручая мне небольшой пакет, Ольга предупредила:

— Здесь пять паспортов и восемь чистых бланков аусвайсов. Передай, что больше достать пока нет возможности.

Проводив меня, Ольга на прощание сказала:

— Скорей бы победа. Учиться хочется. Я ведь тоже недоучка, юридический институт не успела закончить.

С этого дня мы с Ольгой встречались часто. Ежеминутно рискуя жизнью, она сумела добыть много различных бланков, пропусков, большое количество свидетельств на право жительства в городе (аусвайсов), передавала подпольщикам паспорта, которые поступали к ней от Федоринчика. Благодаря Ольге Корнюшко, сотни военнопленных, бежавших из лагерей, остались в живых и пополнили ряды партизанских отрядов.

«Прощайте, товарищи!..»

Саша и Мелик, петляя по кривым переулкам, спешили на Первомайскую улицу. Им не терпелось сообщить мне новость. Сегодня ночью на станции взорвался паровоз, который вез на фронт большой военный эшелон. Убито несколько гитлеровцев. Настроение у ребят было превосходное, они радовались за патриотов, сумевших удачно провести дерзкую операцию.

Взрывы и пожары на гитлеровских объектах в последнее время происходили все чаще и чаще. Чьих рук была эта работа, Мелик и Саша могли только догадываться. Они завидовали этим смелым людям. Сегодня ребята решили собраться вместе, чтобы тоже наметить какую-нибудь диверсию.

Лучше всего поджечь продовольственную базу и склады с военным имуществом на восьмой площадке. Осуществить это можно без особого риска, если как следует изучить распорядок смены часовых.

Друзья выскочили на небольшой пригорок и от неожиданности остановились как вкопанные. Хорошо знакомый им небольшой домик был оцеплен жандармами и полицейскими, около ворот стояли две военные машины.

…Второй час шел обыск в нашем доме. Отец и его товарищ Михаил Куликов со связанными руками сидели на табуретках и наблюдали, как гитлеровцы переворачивают все вверх дном. Они были спокойны. Ничего компрометирующего их гитлеровцы в квартире найти не могли. Оружие, документы и другие необходимые подпольщикам вещи надежно сохранялись в другом месте.

Совершенно иное состояние было у меня. С тревогой глядел я, как фашисты вспарывали матрацы, потрошили подушки, выбрасывали всё из шкафа. Как только кто-нибудь из полицаев или жандармов дотрагивался до моей кушетки, сердце у меня замирало: в ее стальных пружинах, снизу, находилось около десятка паспортов, несколько ночных пропусков и двенадцать аусвайсов, которые я вчера вечером получил от Ольги Корнюшко.

Отец об этих документах ничего не знал, потому что Ольга передала мне их при случайной встрече. Она по поручению коменданта шла к начальнику станции, а я торопился в лавку получить по карточкам паек хлеба.

На углу улицы Почтовой и проспекта Революции мы с Ольгой столкнулись почти нос к носу.

Обрадовавшись встрече, Ольга Васильевна отозвала меня за угол, открыла небольшую дамскую сумочку, вытащила оттуда сверток.

— Хорошо, что я тебя встретила. Возьми и передай Леониду Васильевичу, — сказала она. — Ношу эти паспорта второй день, а ты все не приходишь.

Когда я вернулся, отца уже не было. Он ушел в первую смену на канифольную фабрику.

А вечером нагрянули жандармы и полицейские.

Я сидел ни живой ни мертвый. Достаточно кому-нибудь из них заглянуть снизу под матрац — и конец… Ольга и Федоринчик будут немедленно схвачены, отца и Куликова ни при каких обстоятельствах не выпустят из гестапо. И все это произойдет из-за моей неосторожности, из-за того, что пренебрег правилами конспирации, о чем мне не раз говорили старшие товарищи.

К счастью, ни один из гитлеровцев не догадался осмотреть матрац снизу. Обыск закончился. Отца и Куликова увезли на машине. Я надеялся, что скоро мы встретимся. Но ошибся.

В тот тихий весенний вечер по всему городу начались облавы.

Когда фашисты уехали, Мелик и Саша забежали к нам в дом. Я послал их немедленно сообщить об облаве Кломбоцкому, Жаховской и другим подпольщикам, которых они знали, а сам, схватив документы, помчался к Соломатину. Метрах в двухстах от нашего дома мы встретились и без слов поняли друг друга.

Андрея Соломатина спасла от ареста чистая случайность. Жандармы, по-видимому, точно не знали номер дома, в котором он жил по улице Горького, или перепутали похожие друг на друга деревянные строения. Когда фашисты качали оцеплять соседний дом, комиссар сразу понял, в чем дело. Мгновенно выхватил из тайника гранату, пистолет, партийный билет и бросился бежать огородами.

— Немедленно оповести о начавшихся арестах Игумнова, Петренко, Подоляна, Бутвиловского, — сказал Андрей Константинович. — Передай им, чтоб они сейчас же выходили из города и собрались к утру на опушке леса у деревни Ухолода. Остальных я постараюсь предупредить через других людей. А завтра утром вместе с Сашей и Меликом достаньте подводу, погрузите в нее все винтовки, пулеметы и патроны и доставьте к Ухолоде. Невооруженным людям в партизанах делать нечего. Понятно?

— Все понял, Андрей Константинович. Сделаю так, как вы сказали.

Поручение комиссара мы выполнили. Всем, кого удалось застать дома, сообщили об арестах. Некоторые об этом уже знали и без предупреждения собирались уходить из города. А утром, чуть свет, Саша в Старом Борисове выпросил у своего дяди лошадь. Часам к десяти наш арсенал был полностью погружен на подводу, сверху накрыт рогожей и сеном, и мы почти через весь город направились к Березине, где у разрушенного ухолодского моста нас ожидала большая группа людей, которым удалось избежать арестов.

Через некоторое время мы были на месте. Я было заикнулся, чтобы и нас взяли с собой в отряд, но Андрей Константинович категорически сказал:

— Сейчас вы больше, чем когда-либо, нужны в городе. Накапливайте побольше оружия, но особенно не рискуйте. Заметите что-нибудь подозрительное — немедленно прекращайте вылазки. Других операций пока не проводите. Не исключена возможность, что некоторые из нас возвратятся в город и установят с вами связь. От них и получите указания о дальнейшей работе. Будет необходимость — заберем в отряд.

Остались в городе, чтобы продолжать борьбу, Ольга Корнюшко, Алексей Степанович Федоринчик и некоторые другие подпольщики.

Случилось так, что мы остались в Борисове без руководства старших товарищей. К тому же нас очень беспокоила судьба арестованных. Ежедневно ходили мы с матерью к тюремным воротам в надежде передать заключенным что-нибудь из продуктов. Иногда это удавалось, но чаще всего передачи не принимали.

На седьмой день после ареста подошли мы к тюрьме с корзинкой, в которой были гречневый хлеб и кусок сала. Около дежурного надзирателя стояло несколько женщин, они уговаривали его принять передачу. В это время открылись ворота, и со двора начал выползать большой грузовик, кузов которого был плотно обтянут брезентом. Взгляды всех стоявших устремились к машине. Когда она оказалась метрах в пяти от тюремного забора, мы увидели, что в ней полно людей. Вдруг до меня донесся взволнованный густой бас отца:

— Прощайте, товарищи, нас везут на расстрел. Мы умираем, но не сдаемся!..

Машина, набрав скорость, вскоре скрылась за углом улицы.

Так погиб мой отчим Леонид Васильевич Орлов, коммунист-патриот, подпольщик. Его партийный билет я сдал в 1944 году в Борисовский горком партии.

Мстить!

В маленьком домике Мелика Бутвиловского собралась пионерская группа. Ждали Сашу Климковича, всегда пунктуальный, он сегодня почему-то опаздывал.

— Вот если бы я заставил столько ждать Сашу, он бы никогда мне этого не простил, — злился Мелик. — А ему все можно. Прибежит, что-нибудь придумает, и никто ему и слова не скажи.

— Может быть, он из-за какого-то важного дела задерживается, — заметил Леня Лавринович.

— Знаем мы его важные дела. Гуляет где-то. Будет у нас когда-нибудь дисциплина или нет? — горячился Мелик.

Все только улыбнулись. Ребята знали, что Саша Климкович — самый дисциплинированный из нас. Просто у Саши и Мелика были одинаково горячие характеры. Они никогда ни в чем не уступали друг другу.