Читаем без скачивания Шоу двойников (=Мистер бронежилет) - Андрей Костин

— От товарищей по оружию, — давясь смехом, пояснил он.

Белые так и не додумались выяснить, какого цвета кожа у человека под бинтами. На то они и белые.

Выстрелов не было слышно даже в коридоре, а труп медсестра итальянского происхождения обнаружила только утром.

Полиция, занимавшаяся расследованием этого убийства, так и не смогла допросить дежурную медсестру, потому что ее той же ночью застрелил из автоматической винтовки бой-френд, собиравшийся на военные сборы.

Спасаясь от жизненных неурядиц, Франсуа после дежурства в госпитале, накачался наркотиками, которые провез в страну неизвестный ему африканец. Франсуа, вообще-то, не был наркоманом. Так получилось. Ну и с девушкой, которой он снес половину черепа первым же выстрелом, тоже — так получилось.

Случай с Франсуа попал на первые полосы утренних газет. А про застреленного в госпитале намибийца — в самом конце. Он ведь не был гражданином этой страны, к тому же, этим наркодельцам — туда и дорога.

Оба случая попали в ленту новостей, их перепечатало до полусотни крупных газет по всему миру. И назавтра, если первого попавшегося спросить, кого убили, он бы, без сомнения назвал швейцарскую медсестру. А подумав, вспомнил бы про наркокурьера.

И не слова про собственного соседа.

Кстати, а что там, с соседом?

АЛЬПИЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ

Пациента называли «Найк». Никто не знал его настоящего имени, и поэтому называли его Найком.

Именно такой фирмы были кроссовки, в которых он учился ходить.

Сначала он просто стоял, опираясь на специальные поручни. Секунд десять — пятнадцать, пока не терял сознание от боли. Разорванные нервные корешки спинного мозга сигнализировали — у тебя нет ног, у тебя нет ничего, выше четвертого позвонка. То есть, мясо с костями и всякими там железами имеют место, но все равно вроде как убоина.

Найк приходил в себя, и снова пытался встать. Он так стискивал при этом челюсти, что оставшиеся зубы стесались примерно на треть.

Найк смотрел через толстое стекло окна палаты для на горы. Он любовался ими. И когда Альпы блистали под солнцем, и когда туман цеплялся за вершины, как тюлевая занавеска под сквозняком за ручку оконной рамы. Особенно ему нравился маленький замок, всего одна крепостная башня, высокая стена и двухэтажный дом. Все это умещалось на крохотном утесе у подножья огромной горы, заслонявшей небо. От персонала Найк слышал, что хозяева замка, поколения которых владели им с семнадцатого века, готовы уступить родовое гнездо всего за два миллиона швейцарских франков.

— Красиво, — резюмировал Найк, поставив фарфоровую чашечку с недопитым кофе на серебряный поднос.

— К вам пришел ваш юрист, — медсестра в белоснежном халате заглянула через полуоткрытую дверь.

У нее были золотистые волосы под сверкающим белизной головным убором, как у монашки, великолепные белые зубы, и молочная кожа, какая может только получиться, если взрастить такое чудо природы на молоке альпийских коров, пасущихся на стерильных лугах предгорий. Не сообразишь даже, что было белоснежнее и чище — она сама, или ее одеяние.

Найк кивнул и попросил принести еще кофе для юриста.

Когда они остались вдвоем с лысеющим швейцарцем лет тридцати, Найк спросил:

— Как погода? Надеюсь, вам удалось выкроить время, чтобы немного покататься на лыжах?

— Конечно, — во-первых, юрист привык, что все иностранцы уверены — смысл жизни местных жителей заключается в спуске с крутых заснеженных склонов. Сам он страдал плохим зрением настолько, что не видел дальше вытянутой руки, к тому же повредил мениск в детстве, катаясь на велосипеде. Во-вторых, о лыжах не могло быть и речи, потому что сезон уже закончился. Но клиент имел право на любой вопрос.

— Наши дела? — вопросительно спросил Найк.

Вернее это можно было перевести, как «наш бизнес».

— Осталось немногое, — юрист поправил очки, — подтвердить вашу личность. Как только это будет сделано, деньги, обнаруженные таможенной службой в багаже, переведут с депозитария на счет вашей фирмы.

— Подтвердить личность? — Найк благодушно развел руками. — Наверное, это несложно? Вы сами могли бы это сделать. Недаром вы меня разыскали в этой клинике, значит, вы знаете меня в лицо. Проблем не будет, разве что придется оформить мое опознание в присутствии какого-нибудь государственного чиновника?

— Сожалею, но необходимо подтверждение страны, выдавшей вам удостоверение личности.

— Зачем? Мои документы видели в мотеле, где я останавливался. У них до сих пор должны храниться мои вещи… Я надеюсь, — добавил он после паузы.

— Вещи пропали, — юрист выглядел растерянным.

— Не подумал бы, что такое возможно в Швейцарии. Я думал, положи бумажник на тротуаре, а потом вернись за ним через пару часов…

— Сожалею, — юрист снял очки и протер стекла, по толщине не уступавшие линзам телескопа. — Но портье утверждает, что постоялец, занимавший указанный вами номер, рассчитался и уехал на следующий день по приезду. Портье сам вызывал ему такси.

— Ложь.

Юрист надел очки и заморгал под ними доверчивыми голубыми глазами.

— Ложь, — повторил Найк.

— Портье дал показания полиции, — сказал юрист, как само собой разумеющееся. — Значит, это правда.

— Ну конечно же! — Найк хлопнул себя по лбу. — Они ведь сменяются. Когда я приехал, дежурил ночной портье. А когда некто, выдававший себя за меня, забирал вещи, дежурил уже другой. Надо сопоставить их описание внешности, и тогда…

— Сожалею…

— Чему на этот раз?

— Оба портье составили фоторобот. Независимо друг от друга. Взгляните, мне удалось достать копии с обоих, — юрист раскрыл папку и протянул Найку два плотных листа бумаги.

Найку было достаточно одного взгляда.

— На обоих изображен я, собственной персоной, — вяло произнес он.

— Сожалею…

— Наоборот, чего тут сожалеть, — забормотал Найк, путая слова нескольких языков.

Потом взял себя в руки. — Вот мое лицо. А вот ваш фоторобот. Значит — это я!

— Сожалею, — повторил как заклинание юрист, — но согласно информации, которой обладает полиция, человек с вашими документами выехал из страны. Однако багаж он не забрал…

— Какой багаж? — встрепенулся Найк.

— Мы же обсуждали этот вопрос при первой встрече.

— Ну, конечно… — Найк растеряно улыбнулся. — Травма головы, — он дотронулся до виска. — То помню, то не помню…

— Вы оставили в цюрихском аэропорте чемодан с…миллиона долларов. И поручили мне получить этот багаж, перечислив впоследствии сумму на счет учрежденной фирмы…

— Да помню я это, помню, — чуть ли не крикнул Найк. — А почему вы их до сих пор не получили и не перечислили, едрена матрена, — заключил он по-русски.

— Необходимы документы, — юрист вздохнул от того, какой непонятливый клиент. — Документы, подтверждающие, владелец багажа и владелец фирмы — одно и то же лицо.

И это лицо — вы.

— Но разве я не передал вам при нашей встрече все необходимые документы? — удивленно спросил Найк.

— Вы отдали мне билет и карточку на багаж. — родным языком юриста был немецкий, и хотя по-английски он говорил бегло, все равно испытывал затруднение, когда необходимо было втолковать.

— Так в чем же дело!

— Теперь предстоит доказать, что вы и владелец билета — одно и то же лицо.

— Каким образом?

— Кто-то должен подтвердить вашу личность.

Разговор сделал очередной виток и замкнулся.

— Но вы, вы-то видели мои документы! Вы же гражданин этой страны, к тому же лицензированый юрист. Наверняка вам поверят!

— Не знаете нашу полицию. Они уже провели расследование и доказали, что владелец багажа выехал из страны. Ну, предположим, не владелец, а кто-то, воспользовавшийся вашим паспортом. Но все занесено в компьютер. Ни одна полиция в мире не любит сознаваться в собственных ошибках, а уж швейцарская — тем более.

— Что же мне делать?

— Вернуться в Россию. И там восстановить свою личность. Наверняка у вас есть медицинская страховка, где указан ДНК. С новым паспортом вы вернетесь в Цюрих…

— Медицинская страховка, где указан мой ДНК? — явно веселясь, переспросил Найк.

— Дальше отпечатков пальцев мы пока не продвинулись, — пояснил он, но по-русски.

— Сожалею… — навязчиво повторил юрист, который, конечно, не понял слов, произнесенных на незнакомом ему языке.

— А если меня там убьют? — поинтересовался Найк с ни к чему не обязывающей улыбкой.

— Сожалею (I am sorry).

Если бы юрист говорил на родном немецком, он бы смог выразить сочувствие более искренне.

Найк взял с подноса чашечку кофе и допил ее до дна аккуратным мелким глотком, как будто коньяк. Потом так же аккуратно поставил на место.