Читаем без скачивания Теперь я твоя мама - Лаура Эллиот

Глава одиннадцатая

Февраль 1994 года

Сюзанна

Сегодня днем заходила Мириам. Без предупреждения. Она просто вошла в кухню, словно это все еще был ее дом. Местные жители не понимают, что такое частная жизнь и как важно соблюдать дистанцию. Они привыкли заглядывать в этот дом, когда она жила здесь, и не понимали, что все изменилось.

Филлис Лайонс ведет себя так же. Она открывает заднюю дверь и орет: «Эй, есть кто дома?» Она интересуется, не надо ли мне чего-нибудь в городе. Может, я хочу попробовать ее домашнего варенья? Может, я хочу отдохнуть, а она пока возьмет тебя к себе, чтобы показать матери? Она хочет держать тебя на руках, целовать, обнимать. Словно она заслужила право обладать тобой.

Как и Филлис, Мириам не знает, когда надо остановиться.

– Иди ко мне, мой милый кабачок, – говорит она и берет тебя из кроватки или коляски без моего разрешения.

Когда я прошу ее звонить, прежде чем приезжать, она отвечает, что наш городок очень маленький и нет нужды церемониться, тем более что все здесь друг друга знают. Нужно радоваться, что у нас такие хорошие соседи. Филлис, например. Мол, что было бы со мной без нее.

– Давай пообедаем вместе, – предлагает Мириам. – Мы уже сто лет не виделись. Я принесла еду.

Она достала термос с супом и сэндвичи. Ты спокойно спала наверху, и кухня была в нашем распоряжении.

Мириам спросила, когда я собираюсь вернуться на работу.

Она поинтересовалась ненавязчиво, но ей нужен был точный ответ.

– Прошло уже четыре месяца, – добавила она, когда я промолчала. – Я справляюсь без тебя, но с большим трудом. Ты не думала о яслях? Это было бы идеальное решение.

– Еще нет, – ответила я. – Мне необходимо быть рядом с Джой. Думаю, в ближайшее время мне следует оставаться дома. Мне жаль, Мириам. Я сама не ожидала, что ребенок потребует столько внимания. Но я уверена, что поступаю правильно.

Она приняла мое решение уволиться из ее компании. Если она расстроилась, то не подала виду. Я всегда думала, что нравлюсь ей, но теперь уже не была в этом уверена. Что-то в ее глазах заставляет меня нервничать. Неужели она подозревает? Я пытаюсь мыслить логически. Я вижу это подозрительное выражение в глазах людей, которые меня окружают, даже в глазах незнакомцев. Это значит, что воображение играет против меня. Я повторяю себе это каждый раз, когда беру тебя в Маолтран. Люди останавливаются, чтобы посмотреть на тебя, поговорить о Филлис Лайонс. Они удивляются, как ей удалось проехать трактором по грязи, спрашивают, не желаю ли я вступить в клуб матери и ребенка. У меня начинает потеть затылок и хочется бежать… просто бежать, держа тебя на руках… убежать назад в дом, запереть дверь и не подпускать к нам остальной мир.

Когда Мириам ушла, я взяла тебя на руки и рассказала о твоем отце и как нас свели морские коньки. Ты глядела на меня круглыми глазами, словно понимала каждое слово из того, что я говорила. Я снова вернулась на восемь лет назад. Тогда я ехала на машине сквозь летний зной, направляясь в будущее.

Маолтран с ирландского языка переводится как «каменистый холм». Я понимаю, почему эта небольшая деревня получила такое название. Она вся серая и находится на холмах. Широкая главная улица и обычный набор магазинов. Я проехала мимо одноэтажной школы с рисунками на окнах и высоких каменных ступеней, ведущих к католическому храму, обдала пылью покрытые лишайником надгробные камни и небольшую протестантскую церквушку. Ее древнее очарование было подпорчено отвратительного вида маслозаводом, выстроенным рядом. Потом снова начались поля. Буррен вырастал вокруг меня. Серые плоские дорожные камни, перемежающиеся дольменами и крепостями. Древние стены, неровные, словно края плохо связанного свитера, тянутся по холмам. Я въехала на территорию нового центра народных ремесел и принялась искать Стеклянный дом Мириам. Она переехала из небольшой мастерской в огромное помещение, выстроенное на заказ. У нее были планы расширить дело. Мы поговорили по телефону, и я была уверена, что к концу собеседования стану ее менеджером по маркетингу.

Ее пальцы были унизаны кольцами, кельтские завитки и узелки, но я не увидела обручального кольца. Даже кольцо Кладда отсутствовало. У меня на пальцах ничего подобного не было. След от обручального кольца был лишним напоминанием о том, что я планировала начать новую жизнь. Я постоянно трогала это место, как трогают языком больной зуб, и проводила по нему пальцем, словно каким-то образом могла ус корить его исчезновение.

Моя работа в отделе по связям с общественностью была загадкой для Мириам. Она прочла пресс-релиз, который я написала об увлажнителе, замедляющем старение, и спросила, как я могу писать с такой уверенностью, если понимаю, что все это пустышка. Она прикоснулась к своему лицу, на котором и уголках глаз и рта залегли небольшие морщинки.

Она была права. То, что я написала, было беспочвенно, но я работала в сфере убеждения. Я использовала слова, чтобы распалить воображение, чтобы направить его в нужном русле: заставить желать осуществления мечты о вечной молодости.

– Почему ты решила сменить род деятельности? – спросила она. – В Дублине ты держишь руку на пульсе. Зачем хоронить себя в деревне?

Молчание – золото. Я уже усвоила этот урок.

Я указала на свой безымянный палец:

– Мужчина. Мне нужно начать все сначала.

Она заметила белый след от кольца и кивнула.

Ричард был мерзавцем. Большего объяснения не потребовалось.

Я не винила Ричарда за то, что он меня ненавидел. Он не мог понять причин, по которым наша свадьба была отменена. Не считая той причины, что я ему назвала. Несовместимость. Как отговорка несовместимость была слабовата, однако это был достаточно серьезный повод, чтобы разрушить любые отношения. Ричард стал для меня разрядкой. Не слишком удачная основа для начала новых отношений, но мне нужно было успокоиться после Эдварда Картера.

Мне исполнилось двадцать восемь, когда я познакомилась с Ричардом на вечеринке. Спустя два года мы были помолвлены. Он был исключительно гибким человеком с серьезными амбициями. Карьера в финансовой области позволяла ему носить костюмы в тонкую полоску и не выглядеть при этом глупо. Что я могу сказать о наших отношениях? Они были безопасными и постоянными, Ричард был пылким любовником, который терял терпение, только если я вспоминала о детях.

– У нас будет масса времени, когда мы поженимся, – говорил он, когда я поднимала эту тему.

Но мне хотелось ребенка. Я чувствовала, как уходит время. Короткое помешательство после смерти матери, когда я с головой ушла в секс, теперь казалось чужим кошмаром, но воспоминания о том, что случилось после, невозможно было уничтожить.

Не говоря Ричарду ни слова, я перестала пить противозачаточные. Прошел год, надежда слабела с каждым месяцем. Мой гинеколог посоветовала привести его, чтобы провести несколько исследований. Меня разрывали сомнения, и когда мне все-таки удалось собрать волю в кулак и сознаться, он внезапно пришел домой с шампанским и розами. Ему предложили повышение и перевод на три года в штаб-квартиру в Нью-Йорке.

– Мы назначим дату свадьбы и проведем медовый месяц в Нью-Йорке. Никаких детей! – Он погрозил мне пальцем. – Нью-Йорк – не место для детей. Мы заведем их, когда вернемся в Дублин.

Пока мы составляли списки приглашенных на свадьбу, заказывали номер в отеле и церковную службу, я все больше падала духом. Как это описать? Внутри все сжималось, мысленно я все больше отдалялась от его любви, физически – от его прикосновений, от всего, что он планировал для нас в будущем. Потом настало время уходить, и я сделала это без колебаний и сожаления. Я съехала от него. Удивительно, как мало у меня было вещей.

Мириам предложила мне работу и, когда собеседование подошло к концу, пригласила на обед к себе домой, прежде чем я отправлюсь назад в Дублин. Я ехала за ней около мили. Она притормозила возле серого дома, где жила Филлис Лайонс с матерью, и резко свернула в узкую аллею. Она порядком заросла травой, но было видно, что машины здесь все-таки время от времени ездят. Полуразрушенный особняк был почти полностью скрыт за живой изгородью. Дорожные насыпи, поросшие травой, пылали ярко-алыми маками, наперстянками и островками гвоздик. Аллея резко шла в гору, и наконец мы доехали до кедров, обступивших особняк. Серые известняковые стены плавно переходили в каменистый пейзаж. На столбе красовалась табличка с надписью «Рокроуз».

Я влюбилась в Рокроуз, как только увидела его. А может, это все Дэвид, который заставил мое сердце биться быстрее. В любом случае на мгновение мне захотелось владеть всем, что я там увидела. На Дэвиде были шорты и майка, на ногах потрепанные кроссовки, на голове бандана. Он играл с маленьким мальчиком, гоняясь за ним по саду и явно притворяясь, что не может его догнать.