Читаем без скачивания Россия без Петра: 1725-1740 - Евгений Анисимов

Воспитанник Киево-Могилянской духовной академии, с 1704 года — архимандрит новгородского Хутынского монастыря, он быстро выдвинулся в число влиятельных церковных иерархов, став не только строителем и первым архимандритом Александро-Невской лавры, но и — наряду с Феофаном Прокоповичем — ревностным сторонником петровских церковных реформ. И хотя он проигрывал Феофану в интеллекте, таланте писателя и проповедника, бо́льшую часть петровского царствования Феодосий занимал первое место в негласной церковной иерархии. Он был допущен в число самых приближенных людей императора. Его можно было видеть и на торжественных церемониях, и на безобразных попойках Всепьянейшего собора. Он совершал коронацию Екатерины в 1724 году, и он же отпускал царю-грешнику все его многочисленные грехи, в том числе, вероятно, и страшный грех сыноубийства.

Смерть Петра Феодосий воспринял как освобождение от тяжкой службы. И тогда безмерное честолюбие, заносчивость, грубость, склонность к интригам всплыли на поверхность. Участились ссоры Феодосия с сенаторами, черная кошка пробежала между ним и его некогда ближайшими друзьями, высокопоставленными петровскими палачами П. А. Толстым и А, И. Ушаковым. Наконец, 19 апреля 1725 года произошел инцидент на мосту, после которого звезда Феодосия покатилась вниз.

Дело в том, что еще при Петре был издан особый приказ, запрещавший горожанам ездить по мосту возле царского дворца, когда государь почивал после обеда, дабы стуком лошадиных копыт и экипажа не тревожить монарха в его конторке. Специально поставленный часовой останавливал всех, забывших постановление. Оно не было отменено и после смерти царя. Но когда часовой потребовал от проезжавшего через мост Феодосия выйти из кареты и дальше идти пешком, тот устроил громкий скандал. Капитан Преображенского полка Бредихин, дежуривший в тот злосчастный для Феодосия полдень, докладывал во дворце, что Феодосий вышел из кареты, «махал тростью и говорил: “Я, де, сам лучше светлейшего князя“», потом прошел во дворец и кричал там: «Мне, де, бывал при Е. в. везде свободный ход, вы, де, боитеся только палки, которая вас бьет, а наши, де, палки больше тех, шелудивые, де, овцы не знают, кого не пускают». В ответ на вежливое замечание дворцового служителя, что к императрице пройти «не время», то есть нельзя, зарвавшийся иерарх, согласно протоколу следствия, «на самую Е. в. высокую особу вознегодовал и вельми досадное изблевал слово, что он в дом Е. в, никогда впредь не пойдет, разве неволею привлечен будет, что после и делом показал».

Гофмаршал Матвей Олсуфьев, приехавший вечером пригласить Феодосия на обед во дворец, вероятно, поразился немыслимой дерзости подданного, заявившего, что не может приехать во дворец, так как там он был «обесчещен», и при этом «желчно заупрямился и не пошел». Через три дня Феодосий, вероятно, одумался, но было уже поздно — ему запретили приезжать ко двору. Тогда он самовольно явился в Адмиралтейство, где в присутствии Екатерины спускали корабль «Не тронь меня». Это было уже воспринято как оскорбление чести Ея императорского величества, и еще через два дня Феодосия арестовали.

Бывшие его друзья-товарищи дружно взялись за расследование. И тут стало всплывать все, что до поры, благодаря огромному влиянию руководителя Синода, оставалось на дне. Все его сотоварищи по Синоду — иерархи русской православной церкви — Феофан, Феофилакт, Феофил, — светские чиновники, подчиненные и знакомые стали с охотой и поспешностью вспоминать все «непристойные» высказывания Феодосия как о Петре, так и о Екатерине. Если о Петре церковник выражался в том смысле, что Бог наказал грешника, губителя церкви, тирана и распутника, то о Екатерине он высказывался крайне пренебрежительно, чем и решил свою участь.

Никакие раскаяния, лепетания, что все это он говорил «от малодушия, а не от злобы», «от глупости», конечно, не помогли — суд, проведенный 28 апреля, был скор и суров. За «необычайное и безприкладное на высокую монаршую Е. в. государыни нашия императорскую честь презорство» Феодосий был приговорен к смертной казни, замененной заточением в монастырской тюрьме. Женщина, сидевшая на престоле, показала всем, что власть остается властью и пренебрегать ею не следует.

Конец Феодосия, лишенного архиерейской и иерейской мантий и превратившегося в простого старца холмогорского Корельского монастыря Федоса, был ужасен. 11 сентября 1725 года капитан-лейтенант граф П. И. Мусин-Пушкин получил инструкцию: Федоса «в том монастыре посадить в тюрьму, а буде тюрьмы нет, сыскать каменную келью наподобии тюрьмы с малым окошком, а людей бы близко той кельи не было, пищу ему определить — хлеб да вода». Согласно этой инструкции, Феодосий — человек пожилой — был «запечатан» — замурован под церковью монастыря. В стене было оставлено лишь узкое окошко для подачи пищи. В холоде, грязи, собственных нечистотах прожил строптивый иерарх до конца 1725 года. Понимая, что узник не выдержит архангельской зимы и замерзнет, подведя тем самым начальство, местные власти перевели его в отапливаемую келью, которую также «запечатали». В начале февраля часовые встревожились: Федос «по многому клику для подания пищи ответу не отдает и пищи не принимает». Архангелогородский губернатор Измайлов приказал вскрыть келью — Федос был мертв…11

Ссоры и скандалы в стане победителей происходили на виду у побежденных. Никто из «бояр» не пострадал после воцарения Екатерины, не был лишен званий и должностей, за исключением А. И. Репнина, передавшего власть над Военной коллегией Меншикову. В целом можно сказать, что с конца января 1725 года существование родовитой оппозиции, группировавшейся вокруг великого князя Петра, становится важнейшим фактором внутренней политики правительства Екатерины. Меншиков, хотя и амбициозный, но трезвый политик, понимал, что с «боярами» следует жить мирно, не обостряя отношений, и даже — при необходимости — учитывать их позицию. На свадьбе Анны Петровны подарки и награды получили не только победители — князь М. М. Голицын, как уже сказано выше, стал генерал-фельдмаршалом, причем указ о присвоении нового чина объявил ему лично Меншиков. Старший брат фельдмаршала Дмитрий Михайлович, а также В. Л. Долгорукий и П. М. Апраксин были назначены действительными тайными советниками (а именно эти четверо были инициаторами плана воцарения великого князя Петра). Еще задолго до роковых событий весны 1727 года, когда светлейший ради власти и сжигавшего его честолюбия пошел на открытый союз с родовитой оппозицией, он начал с нею игры. Первый раунд таких игр состоялся в начале 1726 года, когда обсуждались идея и состав нового органа власти — Верховного тайного совета.

Но прежде чем перейти к этому важному эпизоду, необходимо несколько подробнее рассмотреть сложившуюся к тому времени систему власти.

На престоле восседала императрица Екатерина I Алексеевна, унаследовавшая от мужа не только трон, но и безграничную самодержавную власть.

Откроем некоторые страницы «личного дела» Екатерины I Алексеевны — она же Марта Скавронская, она же (возможно) Екатерина Рабе, она же Екатерина Крузе, она же Екатерина Трубачева.

В науке бесспорным считается тот факт, что Екатерина являлась подданной шведского короля. Но далее начинаются расхождения. По мнению русской исследовательницы начала XX века Н. А. Белозерской, отцом Екатерины был квартирмейстер Эльфсбергского полка шведской армии Иоганн Рабе, а матерью — дочь рижского государственного секретаря. Девочка родилась в 1682 году в Швеции и после смерти отца перебралась вместе с матерью в Ригу, где вскоре осиротела. Вот тогда она и попала в дом пастора Глюка, живившего в Мариенбурге (ныне Алуксне, Латвия). Накануне взятия русскими войсками Мариенбурга. 25 августа 1702 года, она вышла замуж за шведского драгуна Иоганна Крузе и затем попала в плен к русским12.

По мнению других историков, — а их большинство — все было гораздо проще: Екатерина — точнее Марта — принадлежала к бедной и многодетной лифляндской (латышской) семье Сковароцких (Скавронских), находившихся в крепостной зависимости у одного польского помещика. Девочка родилась в 1684 году, попала на воспитание и службу к пастору Глюку в Мариенбург, где и была взята в плен русскими солдатами.

В обеих версиях идет речь о том, что молодая девушка оказалась в плену. Это не должно нас удивлять. В русской армии до середины XVIII века был в ходу ордынский обычай: мирные жители взятых войсками городов (за исключением вышедших вместе с гарнизоном по заключенной капитуляции — договору) становились призом, военной добычей. Солдаты хватали горожан, не останавливаясь перед насилием и разлучением семей, и волокли в свой лагерь, где отдавали или продавали их своим офицерам — помещикам. И хотя закон запрещал эти действия, они были весьма распространены в армии. Исследования о населении Северо-Запада России показывают, что в первые десять лет Северной войны произошел резкий, по сути механический, прирост холопьего населения помещичьих владений, что было непосредственно связано с захватом в плен жителей Эстляндии и Лифляндии.