Читаем без скачивания Газета День Литературы # 92 (2004 4) - Газета День Литературы

А потом, стоит разобраться, для чего держат армию, в которой ты будешь служить? Сильная армия нынешней Системе без надобности. Страна у нас не самостоятельная, Система преследует любые интересы, кроме национальных, поэтому столкновение с Америкой или НАТО не грозит... Принципиальной внешней позиции Россия не имеет, кроме одной — обслуживать Америку... Во всей истории рабам оружия иметь не полагалось, кроме палок. Поэтому прекратилась поставка в войска новых видов техники, а что поставляется — для балета. Для локальных конфликтов советская техника и полуобученное пушечное мясо без идеологии подходит — дешево и много. Неслучайно Вооруженные Силы получают гораздо меньше, чем ВВ, — армия постепенно приобретает вид не защитника страны, а защитника Системы. Контрактная основа и служба граждан стран СНГ за российское гражданство других целей иметь не может. Будет ли узбек защищать Россию за деньги так же, как русский из патриотизма, — вопрос, а вот то, что он в случае чего будет добросовестно лупцевать восставших внутри страны, — это я тебе гарантирую. И потенциальный враг, на которого будут натаскивать армию, — это ты, уважаемый соратник, и другие недовольные, как ты. Для нынешней Системы врага снаружи нет — там хозяева, а вот внутри страны — масса недовольных, которые пока спят, но надо же готовиться к их возможному пробуждению. А ведь они боятся — иначе бы "СПАС" и Национал-Державников так по беспределу бы не резали.

Та Россия, патриотом которой ты являешься (и я тоже), ее еще необходимо завоевать и построить... Во-первых, в такой армии все порядочные и честные русские — наши потенциальные союзники (в той или иной степени), а во-вторых — в случае повторения 93 года вовсе не факт, что твой зачуханный ровесник в камуфляже и в бэтэере, которым он толком управлять не умеет, не понимающий толком за что и против кого его кинули воевать, окажется лучшим бойцом, чем ты сам.

Виталий Пуханов “ХОРОШО БЫТЬ ПОЭТОМ...”

***

Нам жизнь прожить — что поле перейти.

У леса оглянуться и споткнуться.

Сухой травы на миг щекой коснуться

И деревом безмолвно прорасти.

Поверить каждой трещиной коры:

Не век пройдет — в печи огонь раздуют,

В дом приведут хозяйку молодую,

Взойдут леса, затупят топоры...

Дверь приоткрыть, в избе приют найти,

Родиться землепашцем безлошадным

И в плуг впрягаться жадно, беспощадно.

Нам жизнь прожить — что поле перейти.

В дорогу собираться налегке,

Мечтать о счастье, о нездешней воле.

И в отраженье звезд увидеть — поле,

Себя на нем и лес невдалеке.

Что выстоит? Что даром пропадет?

Что по чужим краям растащат ветры?

На этом свете даже звезды смертны.

Взойдет ли колос? — дерево взойдет.

Так в плуг впрягаться, уставать до слез,

Почувствовать, но не поверить с болью,

Что смерть вороной побредет по полю,

Выклевывая зерна из борозд.

***

Хорошо быть поэтом

На свете золотом.

Хочешь — живи на этом.

Хочешь — на том.

Будет и бог в стакане,

И звезда на Кремле.

Хочешь — умри в камне.

Хочешь — в земле.

***

Нет сумрака под небесами,

И в слове спасения нет.

Но даже когда не спасает —

Оно называет предмет.

И в слове, от смысла далеком,

Знакомом, прозрачном на свет,

Есть тысячи странных волокон,

Которым названия нет.

Он видит травинку в бинокль,

Глядит в микроскоп полевой —

И в смысле своем одиноком

Восходит она над травой.

Тогда он снимает ботинки

И голову прячет в траву,

И рифма “травинка—кровинка”

Впервые приходит к нему.

Он благо-дарит, засыпая,

Что в слове спасения нет,

Что он никого не спасает

И лишь называет предмет.

***

Где-то есть еще русское поле.

Не удержишься, стоя на нем.

Тает белая сталь на припое

И антоновым греет огнем.

Отобьешься от вражьего стана —

Не узнаешь, каких ты кровей.

Пролетала подметная стая,

Распахала лицо до бровей.

Со своей нерадивой мечтою:

Жить трудом и погибнуть в бою,—

Я шатаюсь по русскому полю,

Как последний в разбитом строю.

Мы уйдем без земного поклона

Чужеродные звезды стеречь.

Не дари мне последнего слова —

Я забыл тебя, русская речь.

***

У Себастьяна Баха

Была одна рубаха.

Он в ней ходил на службу

И так ее носил.

Когда она протерлась

На вороте и локте,

Он новую рубаху

У Бога попросил.

Он попросил у Бога

Так мало, так немного:

Не смерти, не спасенья,

Не истины земной...

И Бог был опечален —

Ведь Бах необычаен.

Но не было у Бога

Рубахи ни одной.

***

Чем больше в полях высыхало колодцев,

Тем меньше боялся я жажды и зноя.

Тем больше любил я упрямых уродцев,

Прозвавших поэзию — влагой земною.

Чем больше страну оставляли пророки,

Тем меньше я думал о будущем света,

Тем больше я верил в прозрачные строки

Забытых, неузнанных нами поэтов.

Чем меньше я плакал, боялся, молился,

Тем больше терял дар обыденной речи.

Я видел поэтов усталые лица.

Прекрасные лица — но не человечьи.

Они открывались случайно, однажды,

Мне стало неважно, что будет со мною.

Чем больше они умирали от жажды —

Тем меньше боялся я жажды и зноя.

***

Что мне сказать народу моему?

Он много лет не верит никому

И, нас в пути встречая по одежде,

В последний провожает по уму,

Благословив наш подвиг безнадежный.

Чтоб не солгать народу моему,

Скажу, что я не верю ни ему:

Строителю, страдальцу, погорельцу,

Пожары созывающему в рельсу,—

Не канул в Лету, канул в Колыму.

Скажу, что я не верю ни ему,

Ни времени, ни месту своему

И даже смерти той, что за плечами

Уже крадется к слову одному,

Но и оно не значилось в начале.

***

Пока чернел над полем крест орлиный,

И зарастала житница бурьяном,

По слову собирая на былину,

По нищим деревенькам шли баяны.

Мать пела сыну, пела-выпевала:

“Ты утром встанешь — и взойдет Ярила”.

Обугленная Русь полудышала,

Который век дыхание копила.

Все ожидали, укрывая глиной

Отцов и братьев, данников недавних,

Когда баяны пропоют былиной

Богатыря, не знающего равных.

И тысячи за ним пойдут по зову,

И он шагнет бесстрашными полками —

На поле, избавляться от позора: