Читаем без скачивания Остров Безымянный - Юрий Александрович Корытин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самой высокой точке гребня был установлен флаг – металлический лист, приваренный к штоку. Лист был выкрашен в красный цвет, а в углу были изображены жёлтые серп и молот. Под порывами ветра флаг вращался в опорах. Мы поднялись к нему. Выше идти было некуда.
– Вы решили оставить советский флаг?
– В начале девяностых ни у кого рука не поднялась. А теперь все уверены, что этот флаг защищает нас, и мы бережём его.
Она помолчала и добавила:
– Весь посёлок поднимается сюда в День Победы, обязательно с детьми.
Мы замолчали. Не то, чтобы не хотелось говорить, – не ощущалось потребности в этом. Наверное, по этой причине горцы такие немногословные.
Я посмотрел в ту сторону, откуда мы пришли, и меня охватило странное чувство – смесь потрясения и восторга. С вершины вулкана мир выглядел совершенно по-другому. Обыденность с её мелкими проблемами осталась где-то далеко внизу. Взобравшись на гору, мы стали ближе к Солнцу. Теперь оно било своими лучами не сверху, а вроде как сбоку. Под ослепительными лучами, пронзающими пространство, даже воздух светился, поэтому он был виден, как на картинах импрессионистов. Мне казалось, что я стоял на макушке Земли, весь остальной мир лежал внизу, под ногами, а вокруг были только воздух и свет.
Редкие взлохмаченные облака спешили к горизонту, который слегка изгибался дугой, подтверждая шарообразность нашей планеты. Если в посёлке море представало серым, грозным и холодным, то с высоты оно выглядело более умиротворённым, почти ласковым и даже сменило цвет – из свинцового он стал более тёплым, в нём появились классические синие и бирюзовые тона. Лишь космические звуки порывов ветра и «шёпота» фумарол нарушали тишину.
Остров лежал внизу зелёным пятном посреди бескрайнего моря. Дальние его очертания смазывались лёгкой дымкой. Он плыл в пространстве, скользя по границе воды и неба, разделяя эти стихии. Меня переполняло захватывающее ощущение простора и… одиночества, изолированности от цивилизации, от людей.
Я вдруг остро осознал, что чувствовал каждый островитянин, глядя с вершины вулкана на свой Безымянный. Клочок суши, оторвавшийся от материка и заброшенный далеко в мировой Океан, Остров нёс свою миссию – принимать на себя первые удары бурь и штормов, стоять форпостом, первой заставой на пути любой опасности, угрожающей Державе. Как непотопляемый линкор, он рассекал бесконечный простор, разбивая ветра и волны о свои борта. На его командном мостике развевался флаг, далеко внизу трудились члены команды корабля.
Когда стоишь на самом краешке Евразии, становится понятнее психология небольшой группы людей, соединённых с остальной страной лишь тонкими ниточками редких пароходных и вертолётных рейсов. Островитяне многими морскими милями отделены от большой Родины, но, несмотря на это, они ощущают неразрывную духовную связь с нею. Они острее нас, живущих посреди необъятной территории, чувствуют личную ответственность за свою малую родину, за своё звено островной цепочки, прикрывающей далёкий берег Державы. На их месте я испытывал бы те же чувства.
Было видно, что Полина рядом со мной переживает то же самое. Ветер играл хвостиком её волос на затылке, постоянно норовил завернуть полы плаща местного покроя, перехваченного на талии пояском, и надуть капюшончик. Она смотрелась очень эффектно, как маленькая добрая фея из сказки, однако вряд ли эта мысль приходила ей в голову – по моим наблюдениям, ей не особенно было присуще сугубо женское стремление выглядеть.
Мы начали спускаться с вершины другим путём, прямиком к посёлку. Долго хранили молчание, переполненные полученными впечатлениями. То «кино», которое мы увидели при подъёме, стало прокручиваться в обратном порядке: фумаролы, стланик, хвойный лес, лиственные рощи…
Я попросил Полину рассказать о себе. Она в нескольких предложениях изложила свою немудрёную биографию. Отец её погиб в море, мать умерла около десяти лет назад. Её воспитывала бабушка, преподававшая литературу и заодно прививавшая любовь к чтению нескольким поколениям островитян. Теперь у бабушки отказали ноги, и Полина ухаживала за ней. После школы она окончила педагогический колледж, вернулась на Остров и работала учительницей в младших классах.
– А почему не учителем литературы, как бабушка? – Задал я закономерный вопрос.
– Я очень люблю детей, мне интересны малолетки. В этом возрасте формируется личность ребёнка, по мере сил я стараюсь влиять на этот процесс. Ответственность, конечно, колоссальная, случается разное, но общение с детьми окупает всё. А кроме того, меня попросил заняться младшими классами наш директор школы Илья Сергеевич. – Тут моя спутница резко преобразилась, речь её стала очень эмоциональной. Она шла впереди, но постоянно оборачивалась, чтобы заглянуть мне в глаза. – Вы обязательно должны с ним познакомиться! Он удивительный человек. Его познания безграничны, у нас убеждены, что он знает всё. С любой оказией Илье Сергеевичу привозят с материка книги. Не понимаю, когда он их успевает читать.
Полина рассказывала про директора школы с таким жаром, так пыталась передать мне своё восхищение этим человеком, что я невольно поддался её напору. Надо с ним, в самом деле, познакомиться. Делать всё равно нечего, а люди на Острове далеко не такие простые и незамысловатые, какими кажутся на первый взгляд – это я уже начал понимать.
– В трудных жизненных ситуациях все идут советоваться к Илье Сергеевичу. Для всех островитян он безусловный авторитет. Не только по причине энциклопедических знаний, но и в моральном плане. Его принципиальность и честность не подвергаются сомнению. Он настоящий русский интеллигент!
– Как профессор Преображенский в «Собачьем сердце»?
Девушка посмотрела на меня с изумлением. В её глазах я прочитал немой вопрос: «Сударь, а Вы, случаем, не идиот?». Но, подумав несколько секунд, она, видимо, решила повременить с окончательным диагнозом и принялась объяснять мне, как самому тупому своему ученику:
– Почему Вы считаете профессора Преображенского интеллигентом? Булгаков довольно едко высмеивает профессора с его барскими замашками, а вместе с ним и всю старую буржуазную интеллигенцию. Обратите внимание, он описывает профессора с явной иронией, в окружении сыра со слезой, хрустальных графинчиков с разноцветными водками и икры в серебряной кадушке.
– Ну и что? Профессор всё это заработал своим трудом. – Я решился на возражение, так как молчать было ещё хуже.
– Так принято считать в подобных случаях, но эта точка зрения ошибочна. На самом
