Читаем без скачивания Жена скупого рыцаря - Оксана Обухова

Хоть Людоеда в постель клади! Чтобы хоть что-то живое рядом сопело…

Утром вместе со свекровью просыпается подозрительность.

— Где твои ключи, доброе утро, Серафима, — с этим текстом Муза Анатольевна вплывает в мою спальню.

— В кармане пиджака, — бормочу я и прячу лицо в подушку. — Доброе утро, мама…

Свекровь шустро бежит в прихожую и обратно. И, найдя связку — уже не Мишиных, ведь без брелока — ключей, несколько успокаивается.

— Как думаешь, Сима, может быть, стоит поменять дверные замки? — спрашивает она.

Все расходы по обустройству жилища в семье Мухиных решаются коллегиально.

— Как скажете, мама, — бормочу я и выползаю из-под одеяла.

— Надо менять, — решительно произносит свекровь и повелевает: — иди в киоск, покупай газету, будем искать дверную фирму. Или подождем до понедельника, — сама себе бормочет свекровь, — в будни расценки ниже…

Всю сонливость с меня, как ветром, сдувает.

— О чем вы, мама?! Какой понедельник?! — почти в отчаянии кричу я. Ведь в понедельник выходит Галкина газета с моим объявлением, и Муза Анатольевна вполне может от скуки проглядеть все, включая «меняю рессору от «БМВ» на фары от «Мерседеса». — Речь идет о нашей безопасности!

Но свекровь уже обуял бес скаредности.

— Нет, Серафима, дождемся понедельника. Я все равно целый день дома проведу, хоть отвлекусь немного…

— Что вы, мама! Я работать не смогу спокойно, думая о вас с Людвигом! — Четвертое «мама» за одно утро бьет все рекорды, и свекровь тает.

— Хорошо, хорошо, Симочка, хочешь сегодня, будет сегодня…

Не выпив чашки чая, я хватаю Людоеда, несусь к будке «Союзпечать» и скупаю все газеты с объявлениями. Когда-то бесплатными рекламными проспектами были завалены все почтовые ящики нашего дома. Потом собрание жильцов постановило: агентов не пущать. И теперь мы чуть что бегаем за газетами к киоскам.

Пока Людвиг гуляет под тополями, я сижу на лавочке и выбираю самую убедительную из фирм, обещающую скидки пенсионерам, ветеранам, матерям-одиночкам и просто хорошим людям.

Вообще-то дверной рекламы полным-полно. Помимо скидок все обещают гарантированное качество, гарантийное обслуживание, выезд в любое место, в любое время и за цены ниже рыночных.

С трудом оттащив Людоеда от столба с потеками собачьих объявлений, тащу недовольного пса к подъезду и натыкаюсь на Маргариту Францевну. В руках цековской вдовы — фирменный бумажный пакет с пирожными соседней кондитерской.

— Здравствуй, Симочка! — цветет фарфоровой улыбкой Францевна. — А я к вам. Музу Анатольевну проведать.

— Увы, Маргарита Францевна, — улыбаюсь в ответ и отвлекаю Людвига от новой сверхзадачи — упереть у вдовы кулек с провизией. — У Музы Анатольевны заразная болезнь. И температура 37,8…

— Ой-ей-ей, — куксится вдова. — Это уже с утра такая температура?!

— Да, — вру я и вздыхаю.

— Передай ей, пожалуйста, привет, мои соболезнования и эти суфле.

Суфле беззубой Музе пришлись донельзя кстати. Старые челюсти противно натерли ей десны, и Муза Анатольевна радуется передаче, словно ребенок.

— Надо же, — вынимая пирожные из пакета, бормочет свекровь, — какая она внимательная, Маргарита Францевна. А что ж вчера-то не звонила?

От стыда у меня пылают уши. Лицо бледно-розовое, а уши пылают. Мало того, что вчера я подло отключила Музин «Панасоник», так еще, ожидая секретного звонка Виктории, громкость звонка своей «Руси» убавила до предела. «Гадкая ты, Серафима, гадкая!» — мысленно даю себе сотню пощечин и иду к телефону вызывать мастеров.

Несмотря на обещание круглосуточного выезда, договориться удается только по третьему номеру. Первые два уверяли, что сделают все быстро и качественно, но… в понедельник.

С объявлением номер три, наученная предыдущим опытом, я повела себя жестко:

— Надо, ребята, надо. За срочность — добавлю.

Через час в нашу дверь звонил приятный молодой человек с рулеткой в кармане и калькулятором в руках.

Полюбовавшись нашей дверью, молодой человек звонит на базу, диктует серию и параметры замков, и буквально тут же на пороге возникает пара крепких небритых мужиков с электроотвертками.

Свекровь в переговорах участия не принимает. По телевизору идет утренний повтор фильма про индейцев, и воевать с окрысившимся на работяг Людвигом приходится мне одной. Наш невероятно чистоплотный крокодил не выносит запаха пота и перегара.

— Люда, — тихонько объясняю псу, — чего ты хочешь унюхать от работяг воскресным утром? Ты — взрослая российская собака, должен понимать…

Люда понимать отказывается, показывает мужикам арсенал вооружения крокодильей пасти, и у тех начинается тремор — из их рук падают отвертки, болты и гайки.

В наказание я привязываю Людоеда к поводку и отвожу на лоджию. За нашими спинами слышу: «Ну и урод!» — и мысленно убавляю сумму премиальных наполовину.

Новые замки не нравятся Музе категорически. И отпираются они туго, и расположены не так, и дерматин обивки в одном месте поцарапан…

— Надо было не перед телевизором сидеть, а Людвига держать! — не выдерживаю я. — Он рабочих насмерть перепугал!

Намек на грозный вид миролюбивой в принципе собаки свекрови льстит. Она сама считает Людвига невероятно дельной и обаятельной собакой и который год мечтает снять Люду в рекламе «Педи Гри». Кастинг породистых актеров Муза Анатольевна называет расизмом, апартеидом и всемирным заговором раскрученных заводчиков.

Если бы мой муж был фотографом и калымил на улицах, снимая деток с животными, никаких пони, удавов и мартышек рядом с ним бы не было. Как, собственно, и клиентов тоже. «Снимок на фоне памятника и Людвига!» — такое обещание разогнало б клиентуру вмиг, и свекровь до сих пор ходила бы в челюстях производства химкинской поликлиники.

За обедом Муза Анатольевна не столько ест, сколько капризничает. По ее словам, она провела жуткую ночь без сна — просто глаз не сомкнула, прислушиваясь, не лезут ли в дом грабители. О том, что через двадцать минут после стыковки головы свекрови с подушкой мы с Людвигом наслаждались звуками ее храпа в качестве музыкального сопровождения под водку и «рокфор», говорить бесполезно. Муза Анатольевна признавала лишь аргументацию, подтвержденную материальной доказательной базой. Диктофоном, например.

Впрочем, представь я ей аудиозапись, многого бы не достигла. «Нехорошо, девочка, старших обманывать. Диктофон лежал под носом Людвига», — моментально нашлась бы свекровь. Так что для достижения результата необходима видеозапись, сделанная при двух свидетелях: Муза Анатольевна храпит под чепчиком, Людоед мелодично и тихо сопит у мисок.

По мнению свекрови, у нее жуткая бессонница, слабое здоровье и невнимательная невестка. По моему мнению, у нее лошадиное здоровье как раз благодаря крепкому продолжительному сну. Когда мы жили в Химках, свекровь поселила нас с Мишей в маленькой угловой комнате, а сама обосновалась в большой, но проходной. Почти каждую ночь я или Миша на цыпочках пробирались в совмещенный санузел и тихо любовались сладко спящей мамулей. Утром Муза Анатольевна нам жаловалась: «Всю ночь глаз не сомкнула. Ворочалась, ворочалась, кошмар! Вам, молодым, не понять. Дрыхнете, как сурки!».

Посмеиваться над мамой или говорить ей правду Миша запрещал. «Пойми, Сима, — говорил муж, — мамочка всю жизнь прожила одна. Откуда ей знать о храпе?»

Храп Музы Анатольевны стал памятником беззаветной материнской любви. Даже в ранней молодости Муза раз в два года ездила к морю только с сыном. Они селились в убогом частном секторе за километр от пляжа и делили сначала одну койку на двоих, потом одну комнату. Только сын, его учеба, его интересы. Никаких романов. Не жизнь, а подвиг.

И первым требованием к новому жилью стала звукоизоляция комнат. Неудивительно, что Людвиг пропустил появление грабителя у двери в квартиру. Пес ночевал на коврике в спальне свекрови, чудо, что он вообще что-то уловил.

Откушав горохового супа, Муза Анатольевна отправляется на боковую. Людоед непривычно растерян — он смотрит вслед главной хозяйке и никак не может решить: то ли ему за Музой топать, то ли подождать, пока Сима вымоет посуду и поведет его гулять? Сомнения забавно искажают собачью морду, и я помогаю псу в раздумьях:

— Посиди, Людочка, со мной. Сейчас уберусь, возьму Музин «Панасоник» и поведу тебя во двор…

Пес удовлетворенно трясет розовым языком и устраивает поудобнее свою толстую попку посреди кухни.

Оглушительная жара, свалившаяся на город, разогнала стайку престарелых возлеподъездных невест по домам на дневную сиесту. Во дворе пусто, расплавленный солнцем асфальт рождает миражи — сухие курящиеся лужицы. Листья деревьев припорошены пылью, как пеплом. Зной, тоска и мысли тягучие, словно сахарный сироп.