Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

Большой Лингарт, Ганс и Фриц Бютнер, вооружившийся шестом канатного плясуна, так и не смогли пробиться к монастырю. Во время стычки возле питейной они были в первом ряду, но, когда толпа повернула назад, к монастырю, оказались почти последними. Только тут Бютнер заметил кровь на куртке молодого подмастерья, выступившую на правом боку. Ганс, не чувствовавший боли, уверял, что царапина пустяковая. Но Большой Лингарт чуть ли не силком затащил его на церковный двор и осмотрел рану. Клинок прошел, по-видимому, через портупею, что, к счастью, ослабило силу удара.

Ландскнехты с алебардами и двуручными мечами. С гравюры Николаса Штера

— Цирюльник и портной заштопают тебе мигом и куртку и бок, — утешал его Большой Лингарт. Чтобы охладить разгоряченную голову, он снял свою горшкообразную шляпу, и тут обнаружилось, что одно из украшавших ее петушиных перьев сломано, а от другого осталось одно воспоминание.

— Эхма! Гляди, как они отделали мой султан! — воскликнул он, сокрушенно качая головой, а его спутники рассмеялись.

— Скажи спасибо Лаутнеру, что заодно тебе не отхватили и башку, — сказал Фриц Бютнер. — Я видел, как ловко он отразил удар Бешеного Цейзольфа.

Круглые как у совы глаза бывшего ландскнехта на секунду задержались на лице Ганса. Потом он схватил его руку своей широченной лапой и потряс се что было силы.

— Когда мы начнем выщипывать хвосты у этих надутых петухов, может, и мне доведется сослужить тебе службу, — воскликнул он. — Ну и задал же ты перцу Розенбергу, дуй его горой! Любо-дорого было смотреть.

— Ах, дали бы мне расквитаться с ним… — начал было Ганс недовольным тоном, хотя и польщенный похвалой бывалого вояки. И он прицепил к поясу отстегнутую шпагу.

Все вместе они отправились на поиски цирюльника. Шест канатного плясуна остался лежать на церковном дворе, где его и нашли на другое утро.

Глава четвертая

По нынешним понятиям было еще совсем рано. Дозорный на башне только что ударил в колокол семь раз, но все тринадцать досточтимых членов внутреннего совета в длинных черных мантиях и плоских черных беретах уже чинно восседали на массивных дубовых креслах за столом, покрытым зеленым сукном. Многие из них были бы не прочь в это утро подольше понежиться в постели, ибо накануне за обедом у первого бургомистра буйные духи искрометных вин — вюрцбургского, франконского и рейнского — сыграли злую шутку с благородными, любезными и милостивыми господами. К тому же подробное сообщение городского судьи Георга Хорнера о вчерашних беспорядках подействовало на ратсгеров далеко не успокаивающе. Правда, драки на рынках и ярмарках были явлением заурядным и не стоило придавать им большого значения, но Конрад Эбергард прервал судью, резко воскликнув:

— Вот плоды кощунственного брака клятвопреступного расстриги!

Глаза почетного бургомистра[37] Эренфрида Кумпфа вспыхнули, но Георг фон Берметер, питавший инстинктивное отвращение ко всяким ссорам и разногласиям и не упускавший случая выступить в роли миротворца, бросил на него умоляющий взгляд. Фон Берметер был единственным из членов внутреннего совета, который в глубине души склонялся на сторону Реформации.

— Но из сообщения явствует, что в затеянной драке повинны приезжие юнкеры, — заметил он.

— Что? Что? — негодующе воскликнул ратсгер фон Винтербах. — Если дворянин позволил себе подшутить над дураком, значит он затеял драку?

Эразм фон Муслор поднял свою белую пухлую руку, призывая господ ратсгеров к порядку.

— Дослушаем до конца, досточтимые господа!

Городской судья продолжал. Он сообщил, что канатный плясун и книгопродавец, у которого в свалке опрокинули лоток и потоптали товар, подняли большой шум на площади, взывая к гражданам, и требуют от магистрата возмещения убытков. Они просят разрешения войти и лично принести свои жалобы. С ними пришел и шут, который требует удовлетворения за пережитый испуг.

Досточтимые разразились хохотом: «Возмещение убытков из городской казны? Да они рехнулись! Пошлите их к юнкерам. Пусть те заплатят».

— Не подлежит никакому сомнению, что ответственность за убытки лежит на юнкерах, — заявил первый бургомистр. — Но люди поступили правильно, обратившись в магистрат. Они пришли в Ротенбург, положившись на наше обещание охранять спокойствие и порядок, и уплатили рыночный сбор за право заниматься своим ремеслом. Досточтимый совет должен согласиться, что их жалобы надлежит выслушать и поступить по справедливости. Скомороху за причиненное ему беспокойство я полагал бы выдать безотлагательно четверть гульдена из городской кассы. Поелику же установлено, что юнкеры фон Розенберг и фон Финстерлор нарушили общественный порядок, я считал бы справедливым наложить на них штраф в размере пяти гульденов с каждого и, помимо того, обязать их возместить городу ущерб и убыток, как происшедший, так и могущий в будущем произойти в результате вчерашних бесчинств.

Шепот одобрения пробежал вокруг зеленого стола, и городскому судье было поручено потребовать от пострадавших письменное заявление о сумме причиненных убытков. О молодых патрициях, подвизавшихся вместе с юнкерами, никто не проронил ни звука. Лишь Конрад Эбергард холодно заметил:

— Мне думается, что совет, столь единодушно вынесший свое решение, не менее единодушно убежден в том, что юнкеры из Гальтенбергштеттена и Лауденбаха не заплатят штрафа и не возместят убытков. Посему полагаю, что мы поступили неправильно, дав им уехать. Застигнутые на месте преступления, они подлежали городскому суду. Город имеет право лишить неприкосновенности всякого злоумышленника, укрывающегося в священных местах, будь то в храмах, монастырях и даже у алтаря.

— Это право предоставлено Ротенбургу договором, — закивал господин Эразм. — Но, досточтимый коллега, если мы прибегнем к этому праву в данное время, не даст ли это лишний козырь в руки еретиков, причинив тем самым ущерб нашей святой матери-церкви? Это вряд ли поднимет в народе авторитет благочестивых сестер, а нам, должностным лицам, — тут он бросил взгляд на почетного бургомистра, — не пристало лить воду на чужую мельницу. Я же полагаю, что юнкеры заплатят. Не пожелают они, чтобы перед ними захлопнулись ворота города как раз накануне карнавала, что было бы весьма прискорбно и для нас. Если я не ошибаюсь, у нас еще остается право апеллировать в имперский верховный суд[38].

— Имперский верховный суд?! — Эренфрид Кумпф даже подскочил на месте, но овладев собой, внешне спокойно продолжал: — Меня радует, что совет по справедливости удовлетворил книгопродавца и скомороха. И я тем более укрепляюсь в надежде, что совет поможет наконец одному из коренных граждан нашего города восстановить свои права, признанные имперским судом.

Ратсгеры в изумлении переглянулись. Кого он имеет в виду?

— Я говорю о суконщике Килиане Эчлихе, — пояснил он.

Глухой ропот был ему ответом. Первый бургомистр надменно выпрямился и закинул голову. Это дело было хорошо известно каждому. Десять лет тому назад Георг фон Верницер, нынешний эндзейский шультгейс, за игорным столом в Дворянской питейной ударом кинжала прикончил своего кузена Иоаса Трюба. Подобно большинству представителей Золотой молодежи, Иоас Трюб растрачивал пыл своей молодости, не щадя сил и средств. Порвав со своей семьей, он погряз в долгах и брал у каждого, кто из симпатии к его веселому нраву раскрывал перед ним свой кошелек. Семейство Трюбов, как и Верницеры, принадлежало к старейшим фамилиям Ротенбурга, и Килиан Эчлих, подобно многим другим, считал, что Иоас Трюб вполне надежный должник. Утром, накануне своей смерти, Иоас пришел к Килиану рассчитаться, другими словами — округлить свой долг до ста гульденов, после чего в радужном расположении духа отправился в Дворянскую питейную… Но глава семьи отказался платить долги убитого сына. Старик Трюб был не просто скупым, он разыгрывал из себя Катона[39] и, когда суконщик подал на него в суд, стал взывать к его совести. Развращенность нынешней молодежи, ставшая притчей во языцех, находит себе благодатную почву главным образом в услужливости бюргерства, которое по непонятным причинам доверяет этим вертопрахам. Что станет с обществом, что станет с государством, если власти будут смотреть сквозь пальцы на гибель молодого поколения, которому предстоит сменить своих отцов у кормила правления? Нужно пресечь зло в корне. Нужно показать пример. Посему следует не только отвергнуть домогательства истца, но и наложить на него штраф за совращение молодежи и порчу нравов.

Магистрат согласился с этими доводами. Он стремился в первую голову к примирению влиятельнейших семейств города — Трюбов и Верницеров, чтобы предотвратить раскол среди патрициата. Со своей стороны, Верницеры рьяно добивались помилования убийцы, который бежал и был заочно приговорен к изгнанию из города… Что могли значить в таких условиях попранные права какого-то ремесленника? Правда, Килиан Эчлих после долгих мытарств добился в имперском суде решения в свою пользу, но он и по сей день ждет, чтобы ротенбургский магистрат привел его в исполнение. Между тем Георгу фон Верницеру достаточно было пожертвовать известную сумму в пользу госпиталя св. духа, и ворота родного города снова раскрылись перед ним.