Читаем без скачивания Горячее сердце - Юрий Корнилов

А из Центра сообщили, что Жильбер Сютель Дюлонг — полковник французской разведки.

Красный Крест — прикрытие, Дюлонг занимается сбором сведений о постановке платинового дела на Урале, интересуется всеми слабостями и затруднениями.

Особенно заинтересовала чекистов связь Дюлонга с Орестом Флером, которую Дюлонг тщательно скрывал.

Флер — видный ученый, профессор Уральского государственного университета, одновременно заведовал геологоразведкой треста Уралплатина. Но самое главное — Флер оставался швейцарским подданным. Дюпарк был его учителем.

Матсон задержался на двух письмах.

Первое — письмо Дюлонга на имя директора компании «Эндюстриель-дю-платина» господина Брэна.

Матсон перевернул листок и прочитал дословный перевод:

«Флер был мне полезен и снабдил меня массой документов. Некоторые из них весьма секретны, что могло стоить ему жизни. Он может быть нам полезен и в будущем. Надеюсь, что Париж поблагодарит меня. По мнению Флера, лучше не писать ему непосредственно. Я знаю здесь одного человека, которому можно доверять вполне. Условимся: все письма, которые Вы будете помечать четным числом — для Флера, а нечетным — для меня».

Второе — письмо самого Флера. Оно было на имя профессора Дюпарка, который представлял французскую компанию, когда докладывал правительству, пользуясь секретными данными.

Флер писал:

«Многоуважаемый и дорогой Учитель! Если тем или иным образом я могу быть Вам полезен, я с удовольствием сделаю геологические изыскания для заинтересованных групп, которые Вы представляете. Я мог бы, если обстоятельства мне не помешают, приехать в Швейцарию за их счет, чтобы их осведомить и сговориться о способе действовать».

Когда чекисты получили ордера на аресты Дюлонга и Флера, Дюлонг исчез — опытный разведчик почувствовал опасность. А Флера судили за шпионаж. В папке лежало заключение комиссии экспертов, образованной в Москве с участием Губкина и ряда других виднейших специалистов. Комиссия установила, что сведения, доставлявшиеся Флером Дюпарку через Дюлонга, были совершенно секретного характера.

Матсон прочитал выписку из постановления екатеринбургского суда:

«Гражданина Ореста Яновича Флера подвергнуть высшей мере наказания, то есть — расстрелять. Но принимая во внимание, что в настоящее время власть рабочих и крестьян настолько крепка, что враги, как Флер, не страшны и не могут поколебать социалистического строя и хозяйства, суд в порядке статьи 28 УК РСФСР постановил: заменить Флеру Оресту Яновичу расстрел десятью годами заключения под стражей со строгой изоляцией и конфискацией всего имущества в пользу государства».

Матсон откинулся на стуле, пододвинул папку Ногину:

— Неправильно указано в постановлении суда, что такие враги, как Флер, нам не опасны. Любая утечка секретной информации об экономике нашего молодого государства обнажает слабые места, незалеченные раны, и капитал сосредоточивает свои удары на них! Бьет по всему неокрепшему и незалеченному, чтобы сбить страну с ног, поставить ее на колени. Нет, такие господа, как Флер, ой как опасны. Он же вооружил знаниями одну из самых враждебных нам группу капитализма — французскую. Вспомните, она вдохновляла Антанту, она боролась против признания Советской республики, она толкала на военные авантюры пограничные с нами государства, а сейчас стремится к ростовщическому закабалению Советской России. В тех разговорах, которые ведутся о сдаче уральских приисков в концессию, тоже чувствуется работа французов… Кстати, Оскар Янович, вы проверяли, нет ли в новом деле присутствия Дюлонга?

— Для того и поднимали архивы, Герман Петрович. Из дюлонговских знакомцев в нашу орбиту расследования попали двое. Это Флер. Он досрочно освобожден. Но ведет себя образцово. Напуган прошлым. Или действительно осознал свою вину. А второй — инженер Федоров. Сейчас он работает в Союззолоте, в Москве. Там в аппарате немало уральцев, в том числе бывших владельцев и управляющих приисков. Их придется проверить всех. Федоров же частенько наезжает в Свердловск, он занимается Уралплатиной. Встречается с техническим директором — Доменовым… Есть у меня одна задумка, Герман Петрович, устроить своего человека в трест Уралплатина. Надо, чтобы он вошел в доверие к Доменову. Через него проходят многие московские распоряжения. С москвичами он дружен. Что-то он мне подозрителен: бывший крупный горный специалист и даже владелец акций золото-платиновых компаний. Да и в гражданскую — пользовался доверием колчаковцев.

— Действуйте и докладывайте почаще о ходе расследования.

Ногин поднялся, завязал тесемки папки. Матсон подал ему руку, чтобы попрощаться, но удержал его:

— Оскар Янович, я все думаю о Корсакове. Мало мы еще заботимся о здоровье чекистов, невнимательны к их быту… Я вам поручаю, как моему заместителю, проследить за строительством городка чекистов. Там надо бы оборудовать и санчасть. Да, еще… Вы заметили, что в столовой стали хуже кормить? Неужели нельзя закупить на севере оленину, лосиное мясо, грибы, ягоды? Это же все дешево. — Матсон крепко сжал руку Ногина. — Ну, за питанием я сам прослежу. Идите, Оскар Янович, идите. Имейте в виду — золото-платиновая промышленность на сегодня для вашего отдела — основное. До свиданья.

Ногин медленно шел по коридору. Словно шагами отмеривал: что сделано? Что нужно сделать?

Шаг — надо попросить московских товарищей поторопиться с проверкой личных дел уральцев, работающих в Союззолоте. Шаг — надо вызвать Добоша из Перми, командированного туда на полгода начальником экономического отдела окружного ОГПУ… Шаг — Добош там порядок навел. Надо дать ему конкретное задание по Уралплатине… С Добошем мы уже сработались… Да-да, необходимо сейчас же телеграфировать в Москву и в Пермь — Добошу…

Глава третья

Добош

Добош привык к неожиданным приказам и заданиям. Но телеграфный вызов Ногина со словами: «Срочно прибыть в Свердловск» — его растревожил. Что случилось? Какую оплошность он в своей работе допустил?

Добош перебирал в памяти детали своих последних пермских дел, но ошибок не находил. По крайней мере грубых.

Стержневое дело по строительной фирме «Форрест», которую возглавлял Распопцев, успешно подходило к концу. Были выявлены подкупленные Распопцевым советские работники, доказавшие при получении подряда, что строительство, которое проведет фирма «Форрест», обойдется дешевле, чем это могли бы сделать государственные стройорганизации.

Но уже через полгода выстроенные стены цехов лопались, грозя развалиться.

Квалифицированная комиссия установила, что сваи под фундамент вбивались вкривь и вкось, неглубоко. Налицо явное вредительство.

Добошу удалось нащупать связи Распопцева с германской и английской разведками — в лице военного атташе Германии в СССР Майера и английского торговца Джона Ливингстона.

Оставалось расставить точки — арестовать виновных.

Добош не знал, на сколько дней он уезжает в Свердловск, поэтому дал соответствующие распоряжения своим подчиненным.

Теперь он стоял в раздумье: что же взять с собой в дорогу? Через час должна подойти автомашина, чтобы увезти его на вокзал.

Добош положил в саквояж чистую нижнюю рубашку, выстиранную доброжелательной пожилой хозяйкой, у которой он снимал комнату, положил купленную еще полмесяца назад пуховую шаль — подарок для жены Анны.

Затем достал из комода именной браунинг с привинченной к рукоятке пластиной, на которой была его фамилия, проверил предохранитель и положил браунинг в карман.

Следом извлек из комода небольшой потрепанный томик в кожаном переплете — стихи Шандора Петефи на венгерском языке. Осторожно перелистал, нашел заветные строки и снова подивился, как Петефи современен, словно он был рядом на дорогах гражданской войны и позже — на чекистской работе, и стихи посвятил Добошу и его товарищам. Добош попытался перевести строки на русский язык:

Мир сегодня — океан сражений.Значит, в миреВсе сейчас солдаты.Мы цепи срываем,Короны ломаем!

«Нет, поэта из меня не получится, — улыбнулся Добош, — надо к венгерскому томику Петефи приобрести его стихи в переводах на русский».

Добош сдул пылинки с томика и бережно опустил его в саквояж. Томик Петефи был для него реликвией. Он пронес его от Будапешта до Перми.

Добош вспомнил, как его, четырнадцатилетнего подростка, призвал к себе тяжелобольной отец.

Отец дышал часто, неровно, хрипло:

— Душно, Иосиф, душно! Открой окно, сядь поближе. Поговорить хочу. В последний… раз…

— Почему в последний?

— Ухожу я от вас.