Читаем без скачивания Книга Евы - Мариан Фредрикссон

– Лучшим из того, что случилось, была встреча с одним человеком, – сказала она, пропустив описание места и древа познания. – Мы вели удивительный разговор, и я держу его в голове до последнего слова, ничего не забыв и ничего не прибавив. Я знала, как важно это для тебя.

Он вслушивался в ее рассказ, оживленно реагируя на каждую реплику. Ему хотелось все новых и новых подробностей.

– Ты не спрашивала его о Боге?

– Нет.

– Но почему?

– Я не решилась, мне казалось, что я не имею на это права.

Он кивнул серьезно:

– Я понимаю, ты думала, что это был сам Бог?

Она задумалась: такая мысль не приходила ей в голову. Кто он был и кем он мог быть?

– Он сказал, что его зовут Гавриил.

Теперь побледнел муж.

– Знаю, – сказал он. – Не сам Бог, а один из его архангелов.

Теперь стало так торжественно тихо, что она не решалась спрашивать. А ей так хотелось знать: разве у Бога есть помощники, ангелы?

Солнце начало заходить, последние косые лучи поблекли в реке там, внизу. Закатное золото освещало кроны далеких деревьев, едва угадывающихся на востоке.

Он приготовил место для ночлега тут же, на ложбине, рядом с запасом дров для костра. Потом вынул захваченную из дома еду: хлеб – о, как она мечтала о хлебе! – свежие бобы, рыбу. Как давно она их не ела!

Стена-кольцо из небольших камней, которую она устроила в прошлую ночевку, сохранилась; может быть, это его позабавит.

– Ты здесь давно?

– Со вчерашнего вечера. Я не мог усидеть дома.

– Прекрасно, – сказала она.

– Подумал, что мы можем остаться здесь на ночь, – пояснил он. – Посидим, как мы делали это однажды.

– Прекрасно, – согласилась она.

Потом они увидели, что наги, и застыдились. Смех, смущение – старые люди посреди бела дня…

«Как он красив, – думала она. – Намного красивее, чем те, внизу, чьим ребенком он был. Странно, я еще многого не понимаю».

– У меня есть во что переодеться, – сказал он и вытащил из котомки одежду.

Он заботлив и внимателен, сказала она ему. Он всегда был таким, где он этому научился? У людей, которые никогда не думали о себе? У шамана?

При имени шамана тень пробежала по его лицу. Она поняла, что должна быть осторожной, тщательно обдумывать каждое слово. Сейчас они были так близки друг другу, будто составляли единый организм; ему передалось ее беспокойство, и он спросил:

– Что-нибудь не так?

Нет. – Она прикрыла беспокойство смехом, оделась, разложила еду и с наслаждением стала есть. Он первый нарушил недолгое молчание:

– В этом разговоре я многого не понял. Кто был этот мертвый ребенок? Кто это – те, которые не умирают?

– Чтобы ты смог как следует разобраться, я должна рассказать все с самого начала, – сказала она. – Это займет много времени. В первый вечер я хотела только объяснить тебе, что мы сами создали мир, в котором живем, и сами должны думать, что делать с ним.

Мужчина покачал головой: он не понимал, из ее разговора с архангелом его занимало совсем другое.

– Как ты говорила, что он сказал о грехе?

Она повторила уверенно, словно читала начертанные на скале слова:

«В тот день, когда ты сможешь понять, что на мальчике нет вины, ты обретешь покой. Божьи дети безгрешны. Но, прежде чем вы научитесь понимать это, вы совершите много зла друг другу».

По траве прошелся холодный вечерний ветер, она немного замерзла. Мужчина долго смотрел на нее.

– Значит, мы дети Бога. А Бог меня не слушает. Он отвернулся от меня.

Ева попыталась добраться до него.

– Он ведь сказал: «…прежде чем вы научитесь понимать». Вы – слышишь? Это мы, ты и я.

Но она знала, что вот-вот потеряет его: мужчина не слышал этих важных слов.

– Что это за плоды ты там ела? – спросил он.

– Яблоки, – ответила она, – обычные яблоки. О, как я мечтаю о них, ты захватил их с собой?

– Конечно. – Адам достал яблоки, и они стали их грызть. «Он тоже их ест», – подумала она с удивлением и с некоторым беспокойством. Он никогда не был таким любителем яблок, как она, а сейчас взял два.

И вдруг испугалась:

– Мы что, не будем спать? Я так устала.

– Конечно, – сказал он, и в его голосе вновь зазвучала нежность.

Он развел огонь, устроил постель, она легла на его руку, и это было здорово.

«Только бы он не съел яблоки именно в этот вечер», – подумала она. Но сон уже сморил ее. Она была слишком усталой.

Она проснулась посреди ночи и увидела, что муж: сидит у огня, подкладывая новую охапку дров. Хотела ли она вновь отдаться сну? Совсем ли пробудилась? И вдруг она услышала странные звуки.

Он плакал, не было никакого сомнения в том, что он плакал. Теперь и у него наступили тяжелые минуты, начались воспоминания. «Шаман», – подумала она, поднялась, подошла к нему, обняла, хотела утешить.

Но он тихонько отстранился от нее и сказал:

– Хорошо, что ты проснулась. Хочешь рассказывать сейчас?

Это прозвучало как приказ, и она вдруг устало подумала: «Я не могу защитить его. Лучше пусть узнает».

Она рассказывала обстоятельно, следя за тем, чтобы не пропустить ни одной детали: про рану на руке, про огромного зверя на равнине, про ночь на дереве у реки, про кошку, трущуюся о ствол дерева.

Муж путался за нее, жал ей руки, восхищался:

– Здорово, какая ты умница!

Это дало передышку, они поговорили немного о диких животных, об огниве – как хорошо, что она захватила его с собой. Вспомнили Эмера. Еще передышка. Она передала привет от Эмера, рассказала, как нашла защиту от дождя у скотоводов; а он говорил о своем беспокойстве, которое испытывал при виде дождевых туч над равниной за вечер до этого, и как он испугался, что ей придется идти под проливным дождем.

Они поели хлеба, согрели немного воды; рассвет еле брезжил, и они продрогли от предутренней прохлады.

Но потом она была вынуждена говорить дальше, описать сплетенный ею небольшой плот, переправу через реку. И вот она дошла до Белого Света.

– Странно, ты ничего не выдумываешь, – сказал муж.

Она видела, что он начинает вспоминать, пытается удержать то, что пробудилось ее рассказом в глубине его подсознания.

Итак, она достигла заветных лесов. Забыв всякую осторожность, она живо и возбужденно стала рассказывать о детях стаи, о молодой матери, о том, что вспомнила свою умершую девочку, о слезах…

Муж жадно внимал каждому ее слову. Тем временем она уже говорила о послеполуденном сне стаи, об изнасилованиях, палке и фаллосе вожака, об испарениях, поднимавшихся из земли. Адам побледнел.

– О Боже! – закричал он. – О Боже, да, это было именно так. – Глаза его сверкнули. – Молчи, женщина, я больше не в силах. – И сразу же с той же дикой злобой: – Продолжай, продолжай!

И она продолжала. Сны о мертвых детях его не интересовали, но когда она поведала ему о старухе, которая была ее одногодкой и единственной, кто выжил из тех прошлых лет, он кивнул:

– Да, какое-то наказание они должны получить за свою безбожную жизнь. Они заслужили раннюю смерть.

Она не решалась протестовать.

– Продолжай.

Она рассказала о матери, он оставался спокойным, слушал внимательно. И она решилась спросить:

– Ты помнишь ее?

– Да, она была добра ко мне.

– Когда?

– Я не помню, продолжай!

Дальше уже нельзя было уклоняться, теперь ее повесть вела их прямым путем к хижине шамана, в то давно миновавшее засушливое лето. Мужчина лег, закрыл лицо руками, тело застыло в напряжении, несмотря на кажущийся покой.

Хижина, их первая встреча, разговор между шаманом и матерью, возвращение к стае – никакой реакции. Он был почти бездыханным: можно было подумать, что он спит.

Сейчас она испугалась, остаток истории был сухим и трещал как дрова: ребенок, который умер, возвращение к матери в хижину, бегство. Мальчик, стоявший там и говоривший: «Я пойду с тобой».

Весь обратный путь она несла это воспоминание, как драгоценность: этот чудный мальчик выбрал именно ее. Он отказался от всего ради их любви, так думала она тогда.

И только сейчас до нее дошел ответ на вчерашний вопрос: почему Адам не хотел помнить шамана?

Она вздрогнула, когда он вскочил на ноги быстро, как зверь, на которого напали.

– Это ты завлекла меня, – закричал он. – Все это твоя ошибка, сатанинская шлюха. Будь ты проклята, проклята!

Она тоже поднялась, открыла рот, чтобы возразить, защититься от его несправедливости. И тут он что есть силы ударил ее по лицу, она отлетела в сторону и упала плашмя, разбив о камни лицо и колени.

Потом она почувствовала, что из носа и рта течет кровь, поползла к водопаду, пытаясь отмыться.

Но кровь продолжала бежать, и она легла на землю, подумав: «Ладно, хорошо, пусть вся жизнь вытечет из меня. Сейчас все кончено. У меня нет больше сил, чтобы жить ради…»

Боль в коленях, в голове. «Все стало ошибкой, – думала она. – Сейчас я усну навсегда, тот, кто думает о смерти, получает ее».

Глава шестнадцатая