Читаем без скачивания Zeitgeist - Брюс Стерлинг

— Вы ее менеджер? — деловито обратился к нему Визел. — Больше некому.

— Конечно я, — ответил Озбей с радушной улыбкой.

— Давайте посовещаемся.

— Уже поздно, дружище. Вы устали после долгого перелета. Давайте лучше вместе выпьем.

— Отличная мысль! — одобрил Визел. Его физиономия успела округлиться. — Мне двойную. — Он перекинул через плечо последнюю сумку и, не оглядываясь, устремился к бару.

— Дело сделано, можно идти, — сказал Старлиц Виктору по-русски и тут же повернулся, покидая пентхаус.

— Подождите. — Виктор заторопился за ним по сияющему холлу.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет. Так, философия…

— Тогда дуй в мечеть и обратись к имаму. Виктор шагнул следом за ним в лифт. Одежда паренька смердела бренди и дешевым куревом.

— Я хочу понять, что со мной произошло. Я отдыхаю в своем номере после веселого вечера. И вдруг оказываюсь в кустах и писаю себе на кроссовки…

— Все просто, малыш. Ты так набрался, что не заметил, куда тебя понесло. Ты забыл не только о том, где находишься, но и вообще кто ты такой.

— Допустим, я пьян, но я знаю, куда направляетесь вы.

— Неужели? — удивленно бросил Старлиц.

— Да. Вы едете вниз, чтобы заняться этой гадкой желтой коробкой.

— Это занятие — всего лишь одна из моих тягостных обязанностей, дружок.

Лифт выпустил их в вестибюль.

— Вот, значит, что такое жизнь? — мудрствовал Виктор, шагая рядом со Старлицом. — Сначала у тебя раскалывается башка, потом начинается какая-то чертовщина… Странности никогда не случаются по одной. Оболочка жизни лопается, и ты предстаешь перед бездонной глубиной.

Старлиц смотрел сквозь стеклянную дверь пустого вестибюля. Перед казино по-прежнему стояло одинокое такси, перетрухнувший водитель которого никак не возвращался. Бутылку с бренди, которую Виктор поставил на крышу такси, успели стянуть.

— Ты когда-нибудь обсуждаешь это со своим дядей?

— Нет. Пулат Романович молодчина, он убил столько людей, что и не счесть. Но жизнь он не понимает. Новую, современную жизнь. Он потерянная душа.

— Где он сейчас? Он может мне понадобиться.

— Уехал днем в аэропорт, — сказал Виктор. — Сказал, что его ждет там сюрприз.

— Что за сюрприз?

— Понятия не имею.

Старлиц позвонил в колокольчик на стойке консьержа.

— Как насчет того, чтобы зашибить этой ночью неплохую деньгу?

— Обойдусь, — произнес Виктор, наваливаясь на стойку.

— Неужели?

— Да мне не нужны деньги. Я интеллигент. Меня не измерить общим аршином.

Старлиц внимательно оглядел Виктора. На парне были джинсы мешком, несвежая футболка с веселой наклейкой и спортивная куртка на молнии, сделанная из пластмассовых бутылок. Обут он был в поддельные турецкие кроссовки «Найк», на запястьях висели нитяные браслеты, уши были истыканы плохо зажившим пирсингом.

— Сигареты у тебя есть?

— Есть. — Виктор похлопал себя по карманам. — Турецкий «Кэмел».

— Тогда идем со мной. Это будет долгая ночь.

3

Старлиц забрал у зевающего консьержа желтую шляпную коробку с дурным запахом. Миновав стеклянные двери, он достал из кармана ключи от такси и положил коробку в багажник.

—Залезай! — приказал он Виктору. Тот открыл заднюю дверцу. — Не сюда, вперед.

— Лучше я буду изображать пассажира, — возразил Виктор. — Если меня увидят впереди, рядом с вами, то догадаются, что мы угнали такси.

Парень был прав. Старлиц хлопнул дверцей, с третьего раза запустил двигатель и тронулся. Проехав полуживой неоновый указатель отеля «Меридиен», он свернул на прибрежную дорогу и покатил на восток. Как в большинстве турецких такси, в этом на зеркальце заднего вида болтался на кожаном шнурке синий стеклянный талисман. Старлиц сорвал его и швырнул в окно. Немного погодя за талисманом последовал мобильный телефон таксиста.

— Сигарету? — вежливо предложил Виктор, протягивая пачку.

— То, что надо. — Прикурив от подставленной парнем зажигалки, Старлиц стал усиленно выпускать дым. Сам он сигарету не просил, значит, она была не в счет.

Найдя на связке нужный ключ, он отпер бардачок. Сначала он извлек оттуда изданную в Великобритании дорожную карту северного Кипра, потом дешевый немецкий пистолет, профсоюзный билет, жеваную колоду карт и, наконец, наполовину порожний мешочек с ливанским гашишем, который он перебросил на заднее сиденье.

— Спасибо, — сказал Виктор, убирая мешочек в карман.

Старлицу было неудобно вести машину по-британски, по левой стороне. Руль в кипрском такси был справа, рычаг переключения передач — слева, совершенно непривычно для левой руки.

— Куда мы едем? — спросил Виктор безмятежным голосом.

— «Ясак Бюлге Гирилмез», — прохрипел Старлиц.

— Понятно. «Запретная зона». Forbidden Zone, Zone Interdite, Verboten Zone [8].

Ярко-желтые знаки с этой турецкой надписью были знакомы на турецком Кипре любому: они встречались здесь на каждом шагу.

Они покатили мимо тонущих в ночи прибрежных деревень. На каменистых склонах Пентадактилоса громоздились большие вычурные виллы, освещенные для безопасности синими прожекторами. Оффшорные компании бросили на этой древней земле недостроенными множество современных проектов, испугавшись внезапного скачка инфляции в Турции. Пейзаж уродовали бетонные плиты, колонны, стройплощадки, как будто предназначенные для возведения руин.

Такси объезжало одну за другой большие базы турецкой армии, обнесенные острой колючей проволокой в добрые двенадцать футов высотой. Дешевые туристические забегаловки, запертые на ночь, выглядели неуютно. Не веселее их смотрелись придорожные пальмы, даже деревенские мечети с острыми минаретами. Пыльные, заморенные жаждой апельсиновые сады были безмолвны, даже поля желтых нарциссов не привлекали в темноте взгляда. Под древними корявыми оливами мог некогда коротать ночь утомленный морской качкой Одиссей.

Потом Старлиц свернул на узкий проселок и, вдоволь повиляв и напрыгавшись на ухабах, затормозил у мшистой полуразрушенной каменной стены. Он заглушил мотор и потянулся.

Виктор сначала выбросил из машины ноги в необъятных штанах, потом вылез весь и торопливо закурил.

Проселок резко обрывался, упершись в кучу гниющих картонных коробок, тряпья, битых бутылок. На верхушке ближайшего холма торчал столб, с которого в обе стороны тянулась ржавая, местами оборванная колючая проволока, густо унизанная вездесущим пластмассовым мусором. Это напоминало конвейер в адской прачечной, заброшенной чертями из-за его бесполезности.

Ничейная полоса, разделившая греческий и турецкий Кипр, существовала уже четверть века. Жизнь на ней была невозможна по определению, поэтому она быстро превратилась в главную на острове свалку. Глубокие колеи свидетельствовали о частых визитах тяжелых мусоровозов. В трех ближайших зеленеющих кочках еще можно было узнать британский холодильник, французскую плиту и «фольксваген-жук».

Старлиц открыл багажник такси, осторожно извлек желтую коробку и опустил ее на дорогу. Цветочный запах был уже на так силен, зато в нем появилась гнилостная составляющая.

— Вы хотите выбросить это на нейтральной земле? — с любопытством спросил Виктор.

— Не выбросить, а зарыть. — Старлиц показал монтировку. Виктор кивнул в темноте, о чем свидетельствовала траектория огонька на кончике его сигареты.

— Тебе никогда не приходилось преодолевать ночью пограничные проволочные заграждения? — осведомился Старлиц.

— Не приходилось. Колючая проволока на границах — это семидесятые годы. Задолго до меня.

— Ну а здешняя Зеленая линия появилась еще в шестидесятые. Здесь насчитывается шестнадцать тысяч противопехотных мин. Я расскажу тебе кое-что о минах. Они как видеокамеры, они объективны и высоко технологичны. Мину не заболтаешь. Ей наплевать, кто ты такой и откуда взялся. Она мигом оторвет тебе задницу, будь ты хоть принц Уэльский.

— Ладно, давайте сюда вашу дурацкую коробку, — сказал Виктор, зевая. — Не могу же я допустить, чтобы толстяк преклонных лет елозил по земле брюхом. Это занятие для молодежи.

— Смотри, не попади в луч прожектора, — предостерег его Старлиц, отдавая коробку и монтировку. — Греки все время перемещают свои снайперские посты, а у ооновцев есть инфракрасные камеры.

Виктор с кривой усмешкой выложил из многочисленных карманов одну за другой пять пачек контрабандных сигарет.

— И последнее: не смей открывать коробку, — напутствовал его Старлиц. — Просто зарой ее поглубже.

Виктор побрел прочь, цепляя ногам сухие ломкие колючки. Старлиц залез в темное такси и включил радио. Из динамиков полилась бойкая поп-музыка. Турки по-прежнему сходили с ума по турецкоязычному «тяжелому металлу». Тяжелый металлический рок надолго застрял на многочисленных задворках планеты. «Металл» исполнял роль эсперанто, язык надрывающихся гитар становился всемирным наречием.