Читаем без скачивания Время барса - Петр Катериничев

От жесткого удара ногой цепочка сорвалась, дверь распахнулась настежь, гулко стукнувшись о стену… Что-то повелительное, запретное вспыхнуло в мозгу единым словом: «Нет!» Плавным движением Аля перевела ствол пистолета вниз и спустила курок. Грохнул выстрел, еще, еще… Дикий, нечеловеческий крик, полный боли, разорвал тишину: тому громиле, что выбил дверь, девушка прострелила коленную чашечку, чудом поборов искушение стрелять в голову. Вторая ее пуля вырвала кусок мяса из бедра другого противника, третья — смела несчастного долговязого портье к стене, обездвижив правую руку и окрасив форменный белый китель ярко-алым.

Девушка едва успела отпрянуть за бетонный выступ балкона: пули из скорострельного штурмового пистолета веером посыпались из проема двери, дробя мебель, круша стекло и хрусталь, посыпая осколками ковер. Выстрелов не было слышно, только невнятное пыхтение пистолета-автомата, снабженного хоботом хорошего глушителя. Вой раненых сопровождал пальбу. Аля затаилась. Ни о каком бегстве сейчас не может быть и речи: ей просто влепят вдогон очередь, и вся недолга.

Парень, что палил из скорострельной машинки, не отличался ни храбростью, ни рисковостью. Он расстрелял весь магазин, так и не отважившись показаться из-за косяка; но когда-то он должен это сделать! Аля ждала. У нее оставался лишь один патрон. Последний.

Боевик решился: снова затараторила приглушенными выбухами нескончаемая очередь, но на этот раз он стоял в проеме освещенной двери и самозабвенно палил в белый свет, коверкая оставшуюся нетронутой мебель и выбивая пух из подушек.

Дебил, насмотревшийся идиотских боевиков! Только там все виртуально: сотни пуль, выпущенных из скорострельной штуковины, крушат все, кроме Сталонне или Шварца — этих кусков качного мяса! Аля знала точно: пуля убивает! А у этого дурака в голове, помимо той самой «трахательной» извилины, пылятся кубометры неживой компьютерной «реальности», навеянные милями просмотренного голливудского целлулоида! Похоже, это его первое реальное боевое столкновение.

Парень прекратил, наконец, массированный и бесполезный огонь. Замер, затравленно озираясь, словно это не он вел охоту — охотились на него. Аля застыла за косяком балкона: отражение зашуганного боевика она видела в стекле полурастворенной балконной двери. Высовываться было рано: этот солдат неудачи был напряжен и нервен, как неповязанный кобель, и готов был шмальнуть на любое движение, на любой звук. Но и ей торчать тут бессмысленно!

Что бы бросить? Цветочный горшок? Стоит произвести хоть какой-то шорох, незадачливый воитель выпустит оставшиеся полрожка, вряд ли попадет, но скроется снова в коридоре, патронов у него немерено, и будет держать ее здесь, как в мышеловке, до первой подмоги. А в помощниках могут оказаться дяди вполне подготовленные, каковые и сделают ее молодое красивое тело хладным и малопривлекательным. Аля глянула на часы: четверть пятого, скоро начнет светать… «Дура!» — обругала она себя в сердцах, аккуратно сняла браслет с часами с запястья, приготовилась — и легким броском швырнула через дверь, в шкаф. Часики звонко клацнули о стенку двери, кретин с «узиком» дернулся, автомат заработал, выплевывая крохотные гильзочки, пули зацокали о полировку… Аля, держа смертоносного «черного карлика» обеими руками, в то же мгновение оказалась в проеме двери и вогнала вояке пулю в берцовую кость. Смотреть, как он отлетел с криком в сторону, и слушать его мамонтовый рев ей было уже некогда.

На мгновение она пожалела, что стреляла на поражение, а не на уничтожение: ей не прорваться через дверь, мимо серьезно раненных ребятишек, запросто способных выстрелить в спину. Ну и пес с ними! Засунув бесполезного теперь маломерка за пояс, Аля мигом перемахнула балконный парапет, повисла на руках, раскачалась, чтобы, отпустив руки, запрыгнуть на балкон этажом ниже. Ей было безумно страшно: только представить, как будешь падать спиной вниз, и душа уходит в пятки и щекочет жутким смертным холодом ступни ног… Она уже собралась отпустить руки, как почувствовала, что рукав свитера зацепился за какой-то недобитый гвоздь, и это может изменить траекторию полета так, что… А она не птица-птеродактиль и даже не кошка, чтобы маневрировать хвостом!

Девушка осталась висеть на одной руке, с силой дернула кистью второй, нитка свитера осталась висеть на том самом безымянном гвоздике, левая рука, которой она держалась за балконную перегородку, вывернулась больно и неловко, так, что выступили слезы, Аля качнулась всем телом, отчетливо понимая, что если сейчас ошибется, то новой попытки сделать не успеет, рука вывернется совсем, и она полетит вниз, в пропасть мирно почивающего курортного городка…

На балкон она не запрыгнула — рухнула, крепко стукнувшись коленкой.

Сдерживая слезы, потерла ушибленное место, а в голове болталась глупая строчка из песенки Алисы, заблудившейся в Зазеркалье:

Догонит когда-нибудь, или — шалишь?

Летучая кошка летучую мышь, Собака летучая кошку летучую…

Ну что я себя этой глупостью мучаю!

Кое-как отдышавшись от пережитого липкого страха, Аля встала, тронула балконную дверь: та оказалось незапертой. Прислушалась: из комнаты доносилась приглушенная возня и сосредоточенное азартное сопение. Потянула носом: наружу явственно струился сладковато-терпкий запах анаши. Ну что ж… Лучше и не придумаешь. Вынула на случай «черного карлика» из-за пояса: без патронов он был совершенно бесполезен, а вот как пугач авось и сгодится. Хотя кто примет этого маленького уродца за оружие, если из него не стрелять? Впрочем, у страха глаза велики: завтра, глядишь, по всему городку разнесется весть, что минувшей ночью по этажам отеля «Престиж» скакала сумасшедшая девка и палила во что ни попадя сразу из трех маузеров, двух наганов и страшного дробовика «маверик»!

Стараясь ступать неслышно, девушка приоткрыла дверь и тенью проскользнула в комнату. На широченной кровати, на спине громоздился здоровенный лысый орангутанг; впрочем, лысым был только его череп; все тело заросло густющей черно-седой шерстью. Сын гор это или, наоборот, друг степей, было не понять. Над распростершимся громадным телом склонили юные головки две крашенные гидроперитом путанки-малолетки; они с сопением трудились язычками, пытаясь пробудить вялую плоть примата к активному времяпрепровождению, но тщетно: если что и вздымалось над постелью, так это безразмерный волосатый живот. Несостоявшийся самец время от времени что-то гортанно выкрикивал на незнакомом языке, но это вряд ли было руководящими указаниями двум пацанкам: обкуренный бегемот или плавал теперь где-то далеко, в лазурных водах Адриатики непотопляемым пароходом «Титаник», понятно белым-белым, или одиноко парил над заснеженными вершинами Эльбруса, аки орел… Бог весть.

Одна из девушек оторвалась от надоевшей работы, словно фрезеровщик от нелюбимого станка, посмотрела на Алю мутным коровьим взглядом, мучительно соображая, видит она девушку въяве или это просто очередной глюк.

Аля поднесла палец к губам:

— Тс-с-с… — Прошептала:

— Не отвлекайся. А то он и к полнолунию не кончит.

Девчушка понятливо кивнула, словно застигнутый строгим начальником за перекуром работяга, облизала губы и принялась стараться с утроенной энергией.

Аля тем временем прошла в крохотную прихожую, отомкнула дверь и оказалась в скудно освещенном коридоре. Пожалуй, выстрелы этажом выше слышали многие из постояльцев, но вряд ли кто станет распахивать суматошно двери, спрашивать, что случилось, кричать: «милиция», «насилуют» и все такое… Не во времена славного генсека Ильича живем, сейчас любопытный если что и получает, то только дурную пулю в дурную голову. Даже крутые ребятки крепко усвоили немудреный руководящий постулат времени: «Если это твоя война — воюй, если не твоя — отдыхай». Хотя…

Чужой войны не бывает.

Глава 14

Неслышно ступая. Для двигалась вдоль коридора, напряженно вслушиваясь в звуки наверху, внизу, на лестнице и готовая при малейшей опасности выстрелить…

Внезапно она застыла как вкопанная, глядя на смертоносный тупорылый шпалер, зажатый в руке. Дура! Ведь теперь он бесполезней игрушечного жестяного трамвайчика: в том весу поболее, и в случае чего можно какого гада по черепу очень даже чувствительно приласкать; этот же черный, как кошачий помет, пластиковый киллер был нестрашным и бесполезным; больше того, если Ромика Ландерса прикончили двумя пулями именно из него, то теперь в руках у девушки был не просто никчемный агрегат, но и опасный! Улика! Даже если она не попадется браткам-охоронцам Ландерса, а честно сдастся в руки родимой милиции (Господи, пронеси, от встреч с милицией еще в отрочестве у Али остались столь гнусные воспоминания, что лучше бы об этом не думать никогда вообще!), ее запросто признают той самой убивицей бизнесмена, депутата и человека.