Читаем без скачивания Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ни в коем случае не хочу сказать, что проблемы не существовало совсем. Была, и ещё какая! Появившись в начале семидесятых, когда в армию стали призывать кого попало, в том числе судимых, дедовщина пышно расцвела с началом перестройки. Уголовные понятия, которым при офицерах-фронтовиках не было места в казармах и матросских кубриках, постепенно проникли и сюда. Сложилась неформальная иерархия, согласно которой матрос, отслуживший меньше года, именуемый «карась», обязан был выполнять все распоряжения старослужащих независимо от их званий и должностей. Годки и дембеля, отслужившие, соответственно, больше двух и двух с половиной лет, уже не драили гальюны, не занимались приборками и другими грязными работами, предоставляя это почётное право карасям.
Хочу сказать, что, являясь ярым противником дедовщины, я, однако, усматриваю здесь некоторый элемент справедливости, потому как считаю, что глупо отвлекать на уборку гальюна классного специалиста, имеющего богатый опыт и обширные знания, в то время как есть масса молодых, неподготовленных матросов, которым кроме гальюна пока и доверить-то нечего. Но одно дело, когда грамотный и требовательный старшина даст оплеуху сачкующему лентяю, и другое, когда какое-то закомплексованное чмо, униженное и обиженное в прошлом и потому затаившее злобу на весь белый свет, начинает тиранить безответных карасей, уверившись, что имеет на это полное право. Отсюда становится ясно, кто же, собственно, издевался над молодыми матросами и солдатами.
Кто они — эти абстрактные «деды» и «годки»? Может быть, это какие-то кровожадные монстры из голливудских кинокошмаров? Нет, это те же самые «духи» и «караси», отслужившие год-полтора и дождавшиеся наконец-то своего звёздного часа. Это те же самые сыновья заплаканных мамочек, в первый год распускающие сопли, жалующиеся, что их обижают, на второй год сами становящиеся садистами. Кто виноват в том, что в звериной натуре человека сидит потребность гнобить слабого, унижать безответного?
Подавляющее большинство молодых матросов безропотно принимало такое положение вещей. Они работали, терпели, переносили все унижения и побои, ожидая своего звёздного часа, а через полтора-два года сами становились притеснителями, а порой и жестокими истязателями молодого пополнения. Офицеры с разной степени успешностью боролись с этой ущербной системой, но гидра дедовщины оказалась весьма живучей. Зло процветало и крепло, а с началом перестройки приняло совсем уж угрожающие формы.
Я, конечно, рад, что сегодня эта проблема не столь актуальна. С сокращением срока службы до одного года она практически сошла на нет. Но такой радикальный метод лечения болезни сродни не менее радикальному методу лечения головной боли с помощью топора. Я не знаю, чему можно научить матроса за один год, возможно, знают те, кто принимал это популистское решение. Хотя вряд ли они что-то знают, потому как в армии, скорее всего, не служили. Я же уверен, что с дедовщиной можно было покончить, не ставя под удар обороноспособность страны. Как? Очень просто — либо профессиональная армия, либо, извините, террор. Не пугайтесь, я никого не призываю ставить к стенке (хотя в некоторых случаях не помешало бы). Игры в демократию принесли армии немало бед. В итоге что получалось? Офицеров постепенно лишили всех прав, отобрав у них почти все меры принуждения. По этим причинам очень скоро у командиров низового звена не стало реальной возможности для наведения уставного порядка ни методом принуждения, ни методом поощрения. А именно на этом — на «кнуте и прянике» — во все времена строилось руководство любым воинским коллективом. Изобрести велосипед тут вряд ли получится. Лишив офицеров реальных рычагов воздействия на подчинённых, высокое начальство не удосужилось объяснить, как в таких условиях наказать зарвавшегося «деда» или «годка», не нарушая при этом закона. И как скоро знаменитые своей категоричностью строки Устава «приказ начальника — закон для подчинённого» будут адекватно восприниматься без оговорки «если подчинённый — сам начальник»?
Последним успешным шагом в борьбе чиновников с порядком в вооружённых силах стало упразднение гауптвахты. Потом, правда, опомнились, дойдя до предела и развалив дисциплину окончательно. Гауптвахту вроде восстановили, но процедура оформления туда стала настолько сложной (чтобы не дай бог не нарушились права сажаемого), что командиры часто предпочитали разбираться собственноручно. В описываемые времена поздней горбачёвщины сугубо уставные методы уже плохо действовали. Оборзевшие годки понимали только язык грубой силы и признавали лишь право сильного. Законы практически не работали. Нет, их никто не отменял, но были созданы такие условия, при которых привлечь к ответственности провинившегося матроса законными методами было крайне сложно.
Конечно, командир, старпом или старые заслуженные офицеры, имеющие непререкаемый, заработанный потом и кровью авторитет, без труда могли держать в узде стадо самых отмороженных головорезов. Кому-то из годков, может, было и плевать на их профессионализм, на прошлые заслуги, на многочисленные автономки и боевые службы, но было не плевать на решимость и крутость нрава, которая подразумевала исполнение приказаний с первого раза и бегом. В противном случае любой матрос, будь он хоть трижды годком, рисковал нарваться на самое жесткое рукоприкладство или на процедуру, которой я не могу подобрать название в обычном русском языке, но каковое имеется в нецензурном его сегменте. Самым приличным аналогом можно считать глагол «драть». Хоть эта процедура и не предполагала прямого физического контакта, но была крайне болезненна для самоуважения и авторитета провинившегося. После пятиминутной беседы на ковре у командира или старпома любому отморозку хотелось, чтобы его просто отпи@дили. Молодым же офицерам подчас приходилось нелегко, ну и, конечно, случалось всякое.
На заре перестройки на одном из кораблей Тихоокеанского флота произошёл такой случай. Молодой офицер запер проштрафившегося матроса в цепной ящик, где тот — назло ему — взял и помер. Был поднят большой шум (гласность как-никак), офицера заклеймили позором, судили,
