Читаем без скачивания Иуда Искариот - Юрий Вахтин

 Сельское хозяйство – одно из основных направлений развития области - шло в упадок. Молодежь бежала в город на легкие «хлеба», потому что в деревнях нет дорог, нет газа, нет элементарных условий труда и отдыха. Трактористу, отпахавшему двенадцать часов, негде принять душ, и таких колхозов было три четверти. Лишь единицы хозяйств, удачно расположенных вблизи районного или областного центра, имели этот минимум бытовых удобств для своих рабочих. Село пустело, и удержать молодежь можно, только улучшив жизненный уровень. Стереть границу между городом и деревней. Всё это говорилось на очередных съездах и пленумах ЦК КПСС, но после пухлых газетных докладов наступали трудовые будни, и всё возвращалось. Медленно, непростительно, нетерпимо медленно шло строительство, направленное на улучшение жизни простого человека. Человека труда.

 Как идти, по какому пути? Этого, наверное, не знали даже отцы перестройки, тем более не знал этого загнанный и запуганный советский народ. Страну, порядку которой еще пять лет назад можно было завидовать, захлестывал криминал. Криминал срастался с властью. Обогащение любым путем, что не запрещено – то разрешено, и люди, находившиеся ближе к источникам распределения, в первую очередь не забывали себя и часто забывали, что они чиновники, а не новые хозяева.

 Иван Егорович понимал, что в стране сотни строек и множество проблем поважнее строительства пивной компании «Придонье». Порою казалось, в этой торопливости, непродуманной трате средств есть что-то неясное, и завод строится по заказу, на перспективу кому-то сверху как собственность.

 Все вопросы решались через партком, которым руководил Иван Егорович. Одного звонка на любой завод стройматериалов было достаточно, чтобы решить любую проблему. Все начальники участков, прорабы и большинство мастеров были членами КПСС. Невозможен карьерный рост, если ты не член КПСС, деловые качества человека не имели решающей роли.

 На прошлой неделе Захаров встретил на даче Зарубина Льва Борисовича – своего бывшего шефа, первого секретаря Урывского райкома КПСС. Лев Борисович, любитель и поклонник роз, не смог проехать мимо цветочной клумбы Захаровых. Сели на скамейку под кустом рябины:

 - Что нового в районе, Лев Борисович, как настрой, к уборке готовы? – поинтересовался у бывшего шефа Захаров.

 - Иван Егорович, ты на московской стройке совсем от народа отошел. Всё у вас вовремя, всё в полном объеме, а мне коров доить некому, хоть самому иди, - Зарубин достал пачку сигарет, закурил.

 - Да, проблема кадров на селе…

 - Иван Егорович, давай не будем о проблемах, - перебил Захарова Лев Борисович. – Кто за семьдесят рублей пойдет на каторжный труд с 5 утра до 10 вечера? У меня в пятнадцати колхозах нет доярок на подмену. Люди выходной взять не могут на неотложные семейные дела, а все доярки еще и хозяйки в своих домах, у них дети, мужья.

 - Да, нехватка рабочих  стала бедой для всех, - согласился Иван Егорович.

 - Мы сами эту беду и создали. Мы – такие как ты и я, - Зарубин улыбнулся, сделал глубокую затяжку. – Когда нам приказывали «надо», всегда отвечали «есть», а вставить свое замечание или внести свое предложение старшему по рангу считалось правилом дурного тона.

 - Да, помню, Лев Борисович, когда ты причитавшуюся тебе трехкомнатную квартиру многодетной семье отдал, а сам с женой остался в однокомнатной. Тебя даже мы – твои подчиненные не поняли. Думали: показать правильным себя хочешь, выделиться с лучшей стороны.

 - Меня и с обкома в ссылку к вам в район отправили. Тесно нам с Антиповым стало в одном, даже таком большом, доме как обком, - Зарубин снова улыбнулся.

 - А у нас, Лев Борисович, сплетни ходили, что у вас с Оксаной Евгеньевной роман, - Захаров почему-то перешел на Вы.

 Иван Егорович был на пятнадцать лет старше своего бывшего шефа. Где-то в глубине души у него затаилась обида, что на его «выстраданное кресло» первого секретаря райкома пришел чужой человек с обкома, молодой и инициативный. С первых дней работы в Урывском райкоме Зарубин показал себя коммунистом до мозга костей. Он не прощал подчиненным и руководителям предприятий, а они все были члены КПСС, таких вещей, которые при прежнем руководстве были нормой. Это ускорение получения жилья, дачи и т.д. Везде по первому звонку из райкома директора вытягивались в струнку. Зарубин начал по-иному, и первое – он отказался от трехкомнатной квартиры для первого секретаря райкома, отдал ее многодетной семье, а сам с женой Светланой Борисовной жил в однокомнатной. Детей у Зарубиных не было. Но система, сложившаяся годами, не жаловала людей характера Зарубина, им везде удавалось нажить больше врагов, чем друзей. Хотя было нереально ничего изменить одному.

 - Вот видишь, Иван Егорович, надо побыть врагами, чтоб стать друзьями, - Зарубин улыбнулся, посмотрел в глаза Захарова. – Наверное, имел на меня обиду – на твое место я пришел, я знал это и ожидал от тебя первого удара в спину. К счастью, я ошибался.

 - Нет, Лев Борисович, я, наверное, больше на своем месте. Хозяйство мне ближе, чем бесконечные доклады на сессиях и конференциях. Я мужик, и с землей мне легче работать, родней мне земля, ее обрабатываешь – она тебя кормит, с человеком сложнее. Хотя, что греха таить, была какая-то обида, тем более бабником нам тебя представили. Я всегда думал Антипов - мужик неконфликтный, всегда выслушает, подскажет.

 - Если будешь играть на его стороне. Но Антипов не приемлет ни критику, ни замечания, даже справедливые. Он подбирает себе кадры и если сделает кому услугу, то будешь обязан Антипову всю оставшуюся жизнь. И не вздумай бунтовать – сотрет в порошок. Такой наш первый человек. Ты вот строишь завод. А кому строишь, не думал?

 - Государству. Кому еще? Что Вы, Лев Борисович, частной собственности нет в нашей стране. Кооператив, пожалуйста, - Захаров заволновался - Зарубин словно прочитал его мысли.

 - Иван Егорович, ты простачок или умело прикидываешься? Не надо, я не буду донос в ЦК писать. Да и кому писать? Фраза Чацкого «а судьи кто?» актуальна и в наше время.

 - Ты хочешь сказать, что уже начали страну делить? Но это невозможно, только кооперативы, - Захаров даже вспотел от волнения.

 - Брось, Егорович, один хозяин должен быть. Один. А когда их много, и все хозяева – вот к чему мы пришли. Потому что очень много было хозяев. Они говорили, что сеять и сколько. Что доить и по сколько. Но почему-то очень редко спрашивали: как вам удается сеять, доить, убирать. Сельские труженики до 70-х годов крепостными были при советской власти, им паспорт был не положен. А когда ввели паспорта, председатель колхоза распоряжался: отпустить в город или нет. Это вместо того, чтобы создавать человеческие условия труда для сельского жителя. Чтоб желание куда-то ехать отпало, он здесь родился, и будет жить, пахать и сеять, работать на своей земле, но в человеческих условиях, - Зарубин замолчал, глядя в землю под ногами.

 - Мы тебя, Лев Борисович, коммунистом до мозга костей называли, а ты такое говоришь.

 - Хочешь сказать, в 1937 году по 58-ой статье десять лет без права переписки получил бы? Нет, Иван Егорович, я был коммунистом и всегда им останусь. Но кто сказал, что забота о человеке труда не главное для коммуниста?

 - Так оно и есть. На всех съездах, во всех программах партии это говорится.

 Иван Егорович даже не ожидал такого откровенного разговора от Зарубина, который уволил из райкома инструктора только за то, что он привез леса для стройки, минуя лесничество, от своего приятеля лесника.

 - Говорилось и говорится. Но почему не делается, почему народ, о благосостоянии и правах которого так много говорится с самых высоких трибун, живет в таких условиях, когда в колхозах даже общественных бань часто нет, не говоря о душевых на фермах и в тракторных парках? Почему зарплата восемьдесят рублей для доярки норма?  Не рентабельный колхоз, а кто его таким сделал? Мы с вами или такие же, как мы, - Зарубин снова закурил.

 Иван Егорович посмотрел на своего бывшего шефа, словно увидел впервые, хотя проработал с ним пять лет. Вон он, какой коммунист до мозга костей Зарубин – неуживчивый и неустойчивый. Он так стремительно начал карьеру: в тридцать уже работал в обкоме, но сосланный за свой характер в ссылку в район. «Антипов не может терпеть критику», - слова Зарубина стояли в голове Ивана Егоровича. Вот почему он приближает к себе людей, таких как он. Захаров, наверное, никогда в своей жизни не критиковал своих начальников. Их было много, самых разных. Деловых и хватких как Абрикосов, который сейчас в правительстве РФ. Умных и не очень умных, как первый в соседнем районе, где он работал до перевода в Урыв. У него брат жены занимал высокий пост в прокуратуре России, и район, некогда один из лучших в области, опустился в средники. Но все директивы и предписания всегда выполнялись, и он продолжал руководить районом. А спросить у руководителей, что перспективней: выращивать гречиху или сахарную свеклу - никто не задумывался. Поступали директивы, а это значит приказ: гречихи сеять столько, а сахарной свеклы столько, а есть ли рабочий ресурс и почвенные преимущества? Считали, что специалистам виднее где, что, сколько и на каких землях выращивать. И своему первому за четыре года вплоть до перевода в Урыв Иван Егорович не сказал ничего против и всегда выполнял распоряжения, даже когда видел всю глупость принятого решения. Он только винтик, маленький винтик в огромной машине аппарата власти. Вверху всегда виднее, там знают, там разберутся.