Читаем без скачивания Сотвори себе мир - Чингиз Абдуллаев

Работать с женщинами просто невозможно. Если бы не те маленькие удовольствия, которые они нам иногда доставляют, их существование на Земле вряд ли было бы оправданно.

Нет, я не забыл про деторождение. Эта функция самая главная. Но она производная от другой. От греха. Вообще-то лучше нужно знать классику и мифологию. Ведь первой женщиной на Земле была не Ева, а Лолит. Но она не поладила с Адамом, и поэтому Господь, уничтожив ее, создал из ребра Адама Еву, которая и вкусила сразу запретного плода. Так что Адам был многоженец, и именно женщина виновата в том, что всех потомков человека выгнали из рая. Это хотя бы о чем-то говорит?

На следующее утро за завтраком появились еще два персонажа этой групповой драмы. Мойра Маршалл, сорокалетняя блондинка, старающаяся выглядеть молодой девочкой, тугими ядрами своих грудей и большим нижним этажом произвела приятное впечатление. Я люблю таких женщин в соку. Эти обычно не сопротивляются и готовы получать удовольствие с кем угодно и когда угодно. Она уверяет, что вчера спала и поэтому не вышла к ужину. Последним за завтраком появился Давид Келли, маленький, юркий толстячок из Канады. По-моему, он говорит на всех языках мира. С менеджером он говорил по-французски, с нами — по-английски, с Монбреном перешел на французский и даже сказал несколько слов по-немецки Кнебелю. Этот Келли работал в какой-то крупной издательской фирме. Неужели его издательство так богато, что оплачивает ему пребывание в нашем отеле? Но, во всяком случае, он был здесь и жил рядом с Мойрой. Может, поэтому они и опоздали вчера на ужин. Большая лысина Давида указывает на его явное неравнодушие к женскому полу.

Никогда не встречал лысых импотентов, если, конечно, не от старости или болезни. А вот лысых бабников или начинающих лысеть — сколько угодно. Видимо, для того чтобы как-то компенсировать их чрезвычайную энергию внизу, на верхнем этаже идет процесс деградации. Но это касается только внешней части головы. Бабники, как правило, люди сообразительные, умные и талантливые. Из сказанного выше вы уже догадались, что я тоже начинаю лысеть. Правда, не так сильно и не так заметно.

После того как мы все собрались на завтрак, я набросал себе в уме небольшую схему. Супруги Минальди, Гектор Монбрен, Анетонио Мелендес, журналисты Патриция Диксон и Самюэль Митчелл, Ханс Кнебель, Мойра Маршал, Давид Келли. Итого, девять человек, не считая нас. Так сказать, светское общество. И все приехали сюда дней на десять-двенадцать. После завтрака я сумел поговорить с любезным мистером Чаумером и выяснить у него, что вся наша компания будет здесь по меньшей мере неделю. И никого больше они в ближайшее время не ожидают. Значит, через три дня, когда должна произойти наша встреча с Этим Халлером, он окажется одним из девяти. Теперь уже можно не сомневаться. Но это автоматически означает, что, кроме самого мистера Халлера, сюда прилетел и его представитель. И они наверняка знают друг друга.

Самое неприятное, что среди девяти гостей может вполне оказаться и посланец из Лэнгли. А лишний специалист нам не нужен. Не говоря уже о том, что этот сотрудник ЦРУ может очень серьезно помешать нашим переговорам.

И еще об одной опасности я обязан помнить. Те, кто убирал нашего связного в Кельне, были явно не из ЦРУ. Американцы не стали бы стрелять в кого попало и как попало. Если уж они хотели нас убрать, сделали бы это аккуратно и чисто, без ненужной пальбы. И потом, зачем нас убирать? Не лучше ли постараться просто одурачить? Это ведь вполне в традициях ЦРУ. Давно прошли те времена, когда мы и американцы стреляли друг в друга. Это ничего не дает, только вредит делу. Противника нужно переиграть за счет более умелой, тонкой игры. Автомат всегда самый последний аргумент в споре. Я ведь не напрасно считаюсь одним из лучших «ликвидаторов» в нашем управлении. Думаете, я всегда убирал только американцев? Ничего подобного, я вообще не стрелялв них. В основном стрельба велась со своими, отстреливали возможных перебежчиков, нежелательных свидетелей, болтунов и просто провалившихся агентов. В этих случаях пуля — очень веский аргумент для дальнейшего молчания любого человека.

Такдействуют все. Конечно, это самый большой секрет всех разведслужб мира. Разве посмеет кто-нибудь признаться, что имеет в своем составе специальных «ликвидаторов», действующих против собственных сотрудников и агентов, граждан собственной страны? Да за такое признание закроют любую разведку мира. С огромным скандалом. Но вы мне поверьте, что в данном случае я знаю, что говорю. Мы действуем в первую очередь против своих и отстреливаем своих. И это наша самая большая тайна, которую мы стараемся скрыть ото всех.

И теперь, глядя на всех приехавших сюда гостей, я пытался вычислить, кто есть кто? И сомнения, поселившиеся у меня, были сомнениями профессионала, хорошо представляющего, что любой из этой милой девятки может оказаться самим герром Халлером, и его непонятным связным, и представителем американской разведки, и даже посланцем неизвестной организации, так быстро и грубо убравшей человека в Кельне. Мне нужно было вычислить всех. И каждого из них.

И ни в коем случае не ошибиться в своем выборе. Очень может быть, что четверо из присутствующих приехали сюда как раз не под своими именами. Они такие же «де ла Мендоса», как и мы. Может, Минальди тоже не супруги. Хотя я не представляю себе, что может делать ночами Серджио в моем положении. Нина, конечно, сохранилась неплохо, но ей уже тридцать пять, и это годы, проведенные в основном в нашей стране. Хотя бы первая половина, это точно. А вот Джина Минальди, если она, конечно, не врет, выросла в огромном доме своего отца. Но если даже и врет, то все равно выросла в Италии, а это две большие разницы, как вы сами понимаете. Нужно видеть, как она двигается, как откидывает голову, чтобы понять, какой великолепный экземпляр самочки мы получили на своем острове. И чтобы Серджио ничего с ней не сделал! Даже если бы она была генералом, а я сержантом и мне за изнасилование грозило бы пожизненное наказание после возвращения, я и тогда бы не удержался. Я и так с трудом подавляю естественные порывы в отношениях с Ниной, а теперь представьте себе, если бы вместо нее была Джина Минальди. Я бы точно умер в своей постели.

Теперь этот неприятный Монбрен. Интересно узнать, чем он занимается у себя во Франции? Если он, конечно, на самом деле француз и из Франции. Про Антонио я говорил, он мне не понравился с самого начала. И продолжает откровенно ухаживать за моей «женой» у меня на глазах. По-моему, сеньора де ла Мендоса нравится и этому альфонсу Серджио Минальди. Красивый парень имеет такую жену и ухаживает за моей. Вот сукин сын. Но, может, интерес у него не чисто романтический, а практический? Может, он тоже подозревает в этой красивой сеньоре совсем не того человека, за которого она себя выдает?

Мойра и Давид все время о чем-то весело болтали, и к ним подключилась Патриция. Это еще одна проблема. Среди одинадцати человек прибывших гостей четверо женщин. Если бы со мной не было подполковника Нины Мироновой, я бы наверняка стал вычислять, кто из оставшихся мужчин прилетел сюда для встречи с Халлером и кто является на самом деле Халлером. Но присутствие Мироновой все меняет. Среди оставшихся трех женщин вполне могут быть и сотрудники ЦРУ, и посредники, и их преследователи. И даже сам загадочный мистер Халлер. Никто ведь не давал нам гарантий, что это не фрау Халлер, а герр Халлер. В такой схватке, как наша, козыри хорошо попридержать до лучших времен.

А вот Ханс Кнебель, наоборот, сидел словно на поминках. Почему он приехал на остров? Сидит, уткнувшись в свою тарелку, и делает вид, что его ничего вокруг не интересует. С мистером Монбреном они могут составить неплохую пару мертвецов. Оба мрачные и недовольные, словно их насильно послали в этот райский уголок. Или это просто видимость мрачности?

К завтраку немного опоздал Самюэль Митчелл. Он типичный англичанин, высокий, подтянутый, хладнокровный и абсолютно лишенный чувства юмора. Вообще у англичан юмор всегда какой-то особенный. Про их гостеприимство не говорю — это какая-то особая статья. Однажды в Лондоне, на Оксфорд-стрит, я спросил в одном из магазинов, как пройти к центру города. Английский продавец долго смотрел на меня и потом сказал:

— Это совсем недалеко, мистер.

Я решил, что он меня неправильно понял, и повторил свой вопрос.

— Мне нужно в центр, — нетерпеливо объяснил я этому идиоту.

Продавец улыбнулся.

— Здесь центр, — сказал он.

— Трафальгарская площадь, — сумел еще спросить я, — как туда пройти?

В ответ он смотрел на меня и улыбался.

— В центр города. Мне нужен Вестминстер. Как попасть туда? — задал я следующий вопрос.

Он опять смотрел и улыбался. Тогда я уже начал беситься.

Букингемский дворец. Может, это ты знаешь? В какую сторону мне идти?

Идиот, конечно, не знал. И когда я вышел из магазина и зашагал влево, он вышел следом и, извинившись, сказал: