Читаем без скачивания Большой свет - Владимир Соллогуб

- А что б вы сказали, - отвечала графиня, - если б, по завещанию матушки, Леонин, вместо того чтоб быть моим поклонником, сделался мужем моей сестры и гостиная ваша наполнилась бы всеми Леониными, Свербиными и Либариными Орловской губернии?

- Как? что это? - с удивлением воскликнул граф.

В эту минуту карета подъехала к графскому дому, и рослый лакей, бросившись поспешно к дверцам, остановил начатое объяснение.

Наденька все слышала, и сама испугалась собственных впечатлений. Всю ночь не смогла она сомкнуть глаз.

То становилось ей страшно за Щетинина, который будет драться на пистолетах; то становилось ей досадно на Щетинина, что он с ней не танцевал; то думала она с почтением и горем о матери своей и о Леонине с ней вместе. Прошел день. Савишна с беспокойством взглядывала на свою барышню, и крестила ее издали, и дивилась ее задумчивости... В этот день все было мрачно в доме графини, и Сафьев был у графа. В понедельник утром Наденька задумчиво сидела в больших креслах.

Вошла к ней Савишна.

- Что, няня?

- Да странное, матушка, дело: письмо к вам какоето принесли.

- Ко мне? быть не может.

Наденька с живостью распечатала поданный ей конверт.

Вот что она прочла:

"Завтра в шесть часов я должен стреляться. Если вы получите это письмо, меня на свете не будет.

Не знаю, право, жалеть ли мне о жизни или радоваться смерти. Только одного мне бы не хотелось, Надина: умереть, не открыв вам души моей, не простившись с вами, не попросив молитвы вашей над моею могилой.

Вы меня мало знаете. Вы слышали обо мне как о человеке модном, и, может быть, в душе своей вы пренебрегаете моим ничтожеством, вы презираете меня.

Мысль эта для меня нестерпима. Выслушайте меня, прочитайте эти строки. Смерть будет служить мне извинением и убедит вас в истине слов моих.

Я вырос в одиночестве, без родных ласок, которые так сильно привязывают нас мыслью к первым годам нашей жизни. Наемщики наперерыв старались отвращать меня от настоящего и путать в будущем. В целом детстве моем нет ни одной светлой минуты, о которой сладко было бы мне вспомнить, на которую душа моя улыбнулась бы. Я говорю это с истинным, глубоким огорчением. Все детство мне было заточением, где из решетки окна блистали передо мной экипажи, ливреи, балы, театры, брильянты и удовольствия. К ним только устремлялись все мои помышления. Но чистые наслаждения моего возраста оставались мне вечно неизвестными, и только теперь, когда уж седые волоса промелькивают у меня на голове, я понял, как много свежести душевной, не коснувшись до меня, провеяло мимо и утратилось навеки.

Когда я надел эполеты, все было уже мне известно наперед и свет был для меня разгадан. Жизнь рассеянная увлекла меня в вихрь своих удовольствий. Я старался дружиться с людьми, которых не любил; я старался влюбляться в женщин, которых не любил, - и в душе моей было пусто и мертво; мной овладело какое-то леденящее равнодушие ко всему. Так долго жил я в чаду бессмысленных наслаждений, изнывая под бременем душевной лени и скуки убийственной.

Однажды на даче я увидел вас. Вы были еще ребенок, но, не знаю по какому сверхъестественному закону, все силы души моей устремились к вам. Я полюбил вас чувством кротким и святым, в котором было что-то отцовское и неземное. Непостижимое противоречие сердца человеческого! Вы - невинная, как мысль небожителей, я - осушивший до дна сосуд страстей человеческих, и со всем тем я чувствовал, что вы проникли светлым лучом в мрак моей жизни и осмыслили мое существование.

И я ношу вас с тех пор в душе моей, и с тех пор я презираю сомнение, и с тех пор много утешительных чувств, которым я не хотел верить, осенили меня свыше.

В вас сосредоточилось мое возрождение, и вам обязан я тем, что гляжу на жизнь без презрения и на смерть без страха.

Но я любил вас безнадежно. Я знал от сестры вашей, что вы помолвлены с детства за другого. Я глубоко скрывал свое горе под личиною равнодушия, и теперь, когда все для меня кончается, мысль эта меня терзает.

Будьте счастливы, но не отдавайте свету святости вашей душевной чистоты! Поверьте замогильному голосу и, когда вам будет грустно, Надина, вспомните о человеке, который вас так долго, так искренно, так неограниченно любил".

- Няня, - закричала Наденька, кидаясь на шею испуганной Савишне, няня, поедем назад в деревню!

И слезы брызнули ручьем из глаз бедной девушки.

- Няня, увези меня отсюда, я не хочу адесь оставаться. Здесь страшно; здесь все друг против друга.

Его убили нынче... Зачем убили?.. Поедем в деревню.

- Успокойся, матушка. Господь подкрепит тебя!

- Я сама не знаю, что со мною, - продолжала Наденька, - только мне хотелось бы умереть.

В эту минуту графиня отворила дверь и остановилась у порога.

В руках ее была записка.

- Не беспокойся, Наденька, - сказала она, - они драться не будут.

XIII

Еще не рассветало, а щегольская коляска уже промелькнула мимо Волкова кладбища и остановилась у запустелого места, назначенного для поединка. Из коляски вышли Щетинин в шинели с бобровым воротником и граф в бекеше с воротником, поднятым выше ушей, по случаю мороза. Они шли молча, волнуемые каждый различными чувствами. Щетинин думал о Наденьке, о письме, которое она, может быть, получит в девять часов, если он к тому времени не возвратится домой. Впрочем, он хладнокровно готовился к кровавой встрече. Граф казался очень недовольным и что-то про себя ворчал.

"Мальчики, - говорил он про себя, - мальчики! вздумали тревожить такого человека, как я. Что скажет министр, когда узнает, что я попал в такое сумасбродство?

А что делать? Щетинину отказать нельзя. Посмотрел бы я, чтоб кто другой пришел звать меня в секунданты, а к Щетинину не пойти, так он так осмеет, что после и глаз показать нигде нельзя будет. Черт бы его побрал!..

К тому же и жена моя тут замешана; я должен поддержать мою репутацию... И что было ей в этом Леонине?

Сколько раз спорил я с ней; был бы он порядочный человек, или француз, а то корнет армейский. Бррр..."

Щетинин остановился.

- Здесь, кажется, - сказал он.

Граф робко огляделся, а потом надменно сказал:

- Какова неучтивость... наших противников до сих пор здесь нет! Могли бы они, однако ж, знать, что люди, как мы, не созданы для того, чтоб дожидаться.

- Не успели, может быть, - сказал Щетинин.

- Не успели? когда они знают, что они имеют честь иметь дело с нами; когда мы им делаем честь с ними стреляться, то они могли бы явиться в настоящее время...

Щетинин сел на случившееся тут бревно и погрузился в размышления. Граф всунул обе руки в карманы своей бекеши и начал прохаживаться взад и вперед, грозно нахмурив брови. Прошло полчаса.

- Бррр... - сказал граф, - холодно! Я думаю, у меня нос побелел. Посмотрите, пожалуйста. Знаете что? поедемте домой. Человек, как я, не ездит для того, чтоб быть на таком холоде.

- Помилуйте, - отвечал Щетинин, - как можно! они сейчас будут.

- Как хотите, я один уеду.

Он опять нахмурился и опять скорее начал ходить взад и вперед. Снова прошло полчаса.

- Ну, ей-богу, уеду! - закричал он. - Просто-таки уеду, сейчас уеду... Что они вправду дурачить нас хотят?

- Ради бога, - сказал Щетинин, - подождите еще немножко!

Между тем уж совершенно рассвело; кругом был снег и белая равнина. Вдали пестрые могилы Волкова кладбища, а за ним уж гудел первый говор пробуждавшегося города.

- Нет! - закричал граф. - Это уж слишком! Прощайте... Я покажу этим молокососам, что значит манкировать такому человеку, как я. Давайте мне их только, уж я их отделаю! уж я их!

Тут граф остановился.

Вдали скакала во всю прыть коляска и быстро к ним устремлялась.

- Наконец! - сказал Щетинин.

- Я думаю, - заметил граф, - что после неучтивости, которую они нам сделали, нам бы следовало уехать и заставить их оставаться на морозе.

Щетинин улыбнулся.

Коляска быстро к ним катилась, и, наконец, покрытые пеною лошади примчали ее к месту поединка. Из нее выскочил Сафьев.

- Один! - закричал граф.

- Один! - сказал с удивлением Щетинин.

Сафьев подошел к Щетинину.

- Князь, - сказал он, - два слова наедине.

Они отошли.

- Вот что, - продолжал он, - Леонин уезжает. Не знаю, каким образом узнали о вашем поединке, только голубчика моего спровадили.

- Я за ним скачу вслед! - закричал Щетинин.

- Не нужно; Леонин драться не будет и не хочет.

Вы не знаете, что он был женихом Надины?

- Как, это он?

- То-то, что он. Он уступает ее вам, он знает, что вы ее любите.

- А кто сказал ему, что я люблю ее?

- Я...

Щетинин стоял неподвижный, устремив удивленный взор свой на Сафьева, который с своей бездушной наружностью отгадал глубокую тайну его души.

- Леонин просил у вас извинения, - продолжал Сафьев. - Жаль мне его: добрый малый, да глуп был сердцем.

- Поедемте к нему! - закричал Щетинин. - Я обниму его перед отъездом и поклянусь ему в вечной дружбе.