Читаем без скачивания Профиль незнакомца - Аманда Кайл Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда через час я ответила на звонок, Раузер спросил:
– Ты поговоришь со мной? Если разрешишь мне подняться, я приготовлю кофе.
Он позвонил из вестибюля и через две минуты уже был у меня – в джинсах «Ливайс» и темно-синей футболке с ярко-желтой эмблемой полиции Атланты на левом рукаве. Судя по его виду, ему не помешало бы вздремнуть и побриться. Раузер прошел прямо на кухню и насыпал в кофемолку зерна для эспрессо. Он знал, где у меня что лежит. Мы оба проводили много времени дома друг у друга.
– Кофе, – сказал он, поставил наши чашки на кофейный столик, сел, повернулся ко мне и положил свою руку на мою. – Спасибо, Стрит. Мне просто нужно обсудить это с кем-то, кто хоть что-то смыслит в этом дерьме.
Я кивнула. Что еще я могла на это сказать? Раузер закинул ногу на ногу и отхлебнул кофе со сливками и сахаром.
– Вряд ли этот тип стал бы делать предупредительный выстрел, будь у нас время найти этого Дэвида, – без предисловий сказал он. – Но мы все равно попробуем. Мне плевать, если ради этого нам придется просмотреть каждую видеозапись из каждого здания в этом городе. Мы поймаем этого ублюдка.
Мы умолкли. Я задумалась о том, сколь трудным будет этот процесс, о том, сколько времени и ресурсов он сожрет, о том, как бедолага-коп из каждой смены будет вынужден часами корпеть, просматривая записи с камер видеонаблюдения, зернистые и нечеткие. И что именно они будут искать? Как кто-то пожимает кому-то руку в лифте, ходит по коридорам и разговаривает? И что потом? Тратить часы, а может, и дни, устанавливая имена этих лиц, брать у них показания? Убийца выдал ровно столько информации, сколько ему было нужно, чтобы полиция Атланты начала гоняться за ним по пятам.
Три дня, лейтенант. Тик-так.
– Возможно, весь сценарий – чушь собачья. Он просто играет с нами. Эти парни – любители блефовать. – Раузер делал пометки на своей копии письма и задумчиво грыз ручку. – Это проблема со всеми убийцами. Все, как один, кучка гребаных лжецов. Лифт – он может быть, а может, и нет. Может, есть Дэвид, а может, и нет. Тем не менее мы должны проверить все, до малейших деталей.
Раузер уже собрал в оперативную группу больше следователей, чем то когда-либо бывало в Атланте, о чем с гордостью объявил мэр, а СМИ раскритиковали как чрезмерные расходы. Раузер также организовал круглосуточную линию для анонимных звонков. Самая дорогая оперативная группа не давала результатов – по крайней мере, так утверждалось в отчетах.
– Есть, над чем задуматься, – осторожно сказала я. – Похоже, он неплохо понимает, что это значит с точки зрения рабочей силы. – Мой пульс слегка участился. Неужели человек, убивавший и хвастающийся этим в письмах к Раузеру, знаком с работой правоохранительных органов? И если да, то насколько хорошо?
Раузер посмотрел на меня, изобразил указательным и большим пальцами пистолет, прицелился и выстрелил в меня.
– Хорошая мысль, – сказал он и позвонил одному из своих детективов. – Уильямс, вы с Бевинсом начните проверять каждый отказ в приеме в полицейскую академию за последние пятнадцать лет, – сказал он в трубку. – Разыщите их. Всех до одного. Несостоявшихся полицейских, фриков из Международной организации по борьбе с преступностью. Найдите их и проверьте их алиби. Еще я хочу, чтобы ты – лично и не афишируя своих действий – составил список всех, кто привлекался к дисциплинарной ответственности по причине применения чрезмерной силы, оскорбительных выражений или сексуальных домогательств. Всех, у кого пока не состоялось разбирательство, кто временно отстранен от работы или отправлен в оплачиваемый отпуск. Их личные дела должны быть у меня на столе к полудню.
Раузер достал из своего портфеля снимки места преступления и разложил их на моем журнальном столике.
– Этот тип явно умен, – сказал он, расположив их группами от первого до последнего убийства: Энн Чемберс, Боб Шелби, Алиша Ричардсон, Лэй Кото. – По мнению ФБР, мы имеем дело с разочарованным неудачником. Ты тоже это видишь?
– Нет, – ответил я. – Я вижу перфекциониста. Тип крайне осторожный и сосредоточенный, который хочет казаться умным и успешным, который хочет произвести впечатление на других. Два его письма говорят нам об этом. Я не вижу парня, который до сих пор живет в подвале у своей мамочки.
Раузер кивнул в знак согласия.
– Итак, у меня есть потенциальная жертва по имени Дэвид и гребаный лифт, и то, что я добыл из этого дерьма. – Он постучал по письму указательным пальцем.
– Есть еще пара вещей, которые оттуда можно извлечь, – сказала я. – Во-первых, этот тип привык всех и вся контролировать. Члены семьи, любовницы, коллеги так или иначе испытали это на себе. Кроме того, садистское поведение, вероятно, должно получать выход посредством общения с сексуальными партнерами даже в периоды охлаждения. Он или платит за это, или находит желающих в садомазохистских сообществах, где любопытство играет в игры с болью и зависимостью; но он не хотел бы, чтобы его партнеры устанавливали границы или использовали стоп-слово. Такие люди получают скверную репутацию в сообществах, где это контролируется. Я бы начала задавать вопросы там. Вероятно, он также посещает веб-сайты, которые подстегивают его фантазии о доминировании. Однако он осторожен. Эта идея внешнего социального лоска, она работает, Раузер. На первый взгляд он тот, за кого себя выдает. Он мастер по части этой игры.
– Все остальные жертвы были довольно легко доступны, но если у Дэвида есть семья и он носит дорогие костюмы, все будет по-другому. У него окажется охранная система, возможно, няня или жена-домохозяйка, собака, а то и две…
– У Алиши Ричардсон тоже была охранная система, – сказала я и взяла фото, на котором она лежала лицом вниз и раскинув ноги, вся в синяках и укусах. Потемневшие от крови дубовые полы окружали китайский ковер, на котором она валялась, словно брошенная тряпичная кукла. Плечи и внутренняя часть бедер в следах от кровожадных укусов, колото-резаные раны на бедрах и ягодицах, на боках и пояснице. Я представила себе, как он входит в ее дом. Она ждала его? Я закрыла глаза и попыталась представить себя там, увидеть живую Алишу его глазами. Я звоню в звонок и жду. Она хорошенькая. Улыбается. Она меня знает? Она хочет, чтобы я был здесь. Почему? Я вхожу в ее дом. Я нервничаю, но потом мои легкие наполняются воздухом, которым она
