Читаем без скачивания Убийство на водах - Иван Любенко

– По поводу этих двух смертоубийств и гадать нечего – мошенники режут друг дружку! – изрек доктор и испытующе посмотрел на Клима Пантелеевича, ожидая его реакции.

– Все может быть, – пожал плечами присяжный поверенный и ко всеобщему разочарованию больше не обмолвился ни единым словом.

Покончив с завтраком, Ардашевы неторопливо прошли в вестибюль и сели на мягкий диван у окна. Следом за ними направились и все остальные, разместившись неподалеку.

Адвокат тихо сказал жене:

– Мне надобно посетить одно место. К сожалению, мы не можем отправиться вместе, но ты не беспокойся – ничего серьезного. Со мной поедет Николай Петрович. Тут совсем недалеко…

– Ну вот. Я так и знала. Ты все-таки взялся за расследование этого дела?

– Да.

– Но почему? Мы ведь договорились просто отдыхать… – она смотрела на него глазами обманутого ребенка.

– Извини, Вероника, но я не мог отказаться. Видишь ли, ко мне обратился тот самый приятель Николая Петровича, который помог нам поселиться в «Метрополе». И теперь мне необходимо опять с ним увидеться.

– А он-то здесь при чем?

– Пока я не могу посвятить тебя в детали.

– Все ясно, – горько вздохнула жена. – Значит, весь оставшийся месяц мне придется прозябать исключительно в обществе своих подруг и зануды Осипа Осиповича.

– А по-моему, с ним не соскучишься. Смотри, как он сегодня разошелся! – адвокат указал глазами на плешивый затылок титулярного советника, слегка порозовевший от возмущения.

– И все-таки, позволю заметить, милостивые государыни и государи, что восемь рубликов в сутки за номер в этой гостинице – цена очень даже завышенная. Это все равно что, – Варяжский на миг задумался, – двадцать один французский франк или почти семнадцать с половиной немецких марок! Шутка ли сказать! Ну разве в какой-нибудь Ницце или Шандау за комнату, пардон, с ватерклозетом, платят такие бешеные деньги? Конечно, нет! За границей все намного дешевле и лучше! Помните, Федор Иванович рассказывал, что в Париже по утрам мостовые мыльной водой моют, а от извозчиков перегаром не разит!

– Так они водку не пьют, потому что у них тепло. А у нас как без этого? Околеешь! – хохотнул доктор.

В этот момент Ардашев наклонился к жене и прошептал:

– Мне нужно идти, Вероника. Я покину тебя всего на пару часов.

– Только, пожалуйста, будь осторожен.

– Не беспокойся.

Клим Пантелеевич тут же обратился к Ангелине:

– Позвольте ненадолго похитить вашего супруга.

– Когда он с вами, я за него спокойна, – кокетливо проронила дама и согласно взмахнула длинными ресницами.

Выйдя из гостиницы, присяжный поверенный окликнул проезжающего извозчика, и вскоре одноконная коляска потрусила к Хлудовской улице.

Стоило свернуть с Тополевой аллеи, как привычная картина курортного благолепия сменилась серым и унылым пейзажем. Теперь Ардашеву казалось, что он очутился в Ставрополе и едет по грязным и кривым переулкам Ташлянского предместья. Крытые соломой хатки, пыльная дорога, босоногая ребятня и стадо коров, перекрывшее ненадолго путь – зрелище привычное для любого уездного города, навевало тоску и подталкивало к размышлениям о причинах русской неустроенности. Да и речка Березовка очень уж напоминала сестрицу Ташлу.

– Послушайте, Николай Петрович, а не в честь ли того самого чудаковатого купца-миллионера назван сей лазарет? Слышал я, что Михаил Хлудов был неразлучен с прирученной тигрицей, которую, словно собачку, водил на поводке, а в подарок невесте преподнес четырехметрового нильского крокодила. Кстати, свою жизнь, говорят, он закончил бесславно – в сумасшедшем доме.

– Нет. Он здесь ни при чем. Больницу выстроила дочь его брата Герасима – Клавдия Хлудова-Вострякова и назвала ее в честь своей матери – Пелагеи Давыдовны Хлудовой. Это заведение стоимостью в пятьдесят пять тысяч рублей возвели в девяносто пятом году, и оно предназначено исключительно для бесплатного врачевания местных жителей. Уже перед самой смертью, находясь во Флоренции, Клавдия Вострякова завещала своему детищу сто тысяч рублей. Этот капитал должен был оставаться неприкосновенным, и только проценты по нему направлялись бы на содержание персонала и лечение бедных пациентов.

– Ничего не скажешь – пример достойный для подражания.

Вскоре показалась больница. Она стояла на склоне холма и по периметру была обнесена высоким каменным забором. Отпустив извозчика, Ардашев вместе с доктором без особых затруднений прошли на территорию. Очевидно, внешний вид состоятельных господ вселил в привратника легкий страх, и старик так и не набрался смелости справиться у незнакомцев о цели визита.

Внутренний двор был посыпан песком. Одноэтажный корпус с мезонином делил общее пространство на две равные части. Из смирительного отделения, которое находилось по другую сторону, вышли три монахини. За ними показался худосочный служащий в круглых очках, который любезно проводил гостей до кабинета Стильванского. Попросив подождать, он исчез за дверью.

Тут же на пороге возник главный врач-психиатр.

– Входите, входите, господа. Как говорится, милости прошу. Позвольте, я распоряжусь насчет чаю.

– Не беспокойтесь, Куприян Савельевич. Мы только что из-за стола, – любезно отказался адвокат. – Нам бы для начала ознакомиться с материалами наблюдения за этим душевнобольным… Фартушиным.

– А вот они, – доктор указал на кипы бумаг в углу комнаты. – Так что прошу, садитесь, изучайте… А чайку я все-таки прикажу принести. – Он скрылся за дверью.

– Ну что, Клим Пантелеевич, приступим? – изрек Нижегородцев. Он поднял с пола несколько папок и развязал их. Внутри лежали толстые тетради в серой картонной обложке.

– Иного пути я пока не вижу, – задумчиво вымолвил присяжный поверенный. – А позвольте-ка мне журнал наблюдений за последний месяц…

– А вот он, – Нижегородцев передал увесистую тетрадь с надписью «Фартушин Афанасий Милентьевич. Июнь, 1911 г.».

Усевшись в продавленное матерчатое кресло, адвокат достал коробочку монпансье, положил в рот красную конфетку и принялся внимательно читать:

«Диагноз: мания. Больной роста среднего, страдает ожирением. На коже спины много царапин и ссадин. Костяной скелет развит правильно. Лоб довольно низкий. Со стороны внутренних органов отмечаются глухие тоны сердца. Касательно нервной системы ничего особенного (как в отношении рефлексов, так и чувствительности, движений, реакции зрачков) отметить не удалось. Психика: на вопросы не отвечает, пугливо озирается по сторонам, твердит только одно: «Боже мой! Боже мой!» На свое имя не откликается и вообще производит впечатление человека, сосредоточенного на собственных мыслях и мало реагирующего на внешние впечатления. Все время в движении, куда-то стремится, рвется. Выражение лица тоскливое.

Июня 1. – Утром был очень возбужден. Весь день кричал и рвал на себе белье. Ночью почти не спал. За обедом пришлось кормить с рук. От ужина категорически отказался и ничего не ел. Все ходил по коридору, повторяя: «Боже мой! Боже мой!»

Июня 2. – Мечется, беспокоен. Кричал жалобно: «Спасите ее!» Выражение лица весь день тоскливое; озирался по сторонам, как будто чего-то боялся. Будучи помещен в отдельную комнату, при открытых дверях, стал сравнительно спокойнее. Начал отвечать на вопросы и правильно назвал свое имя и фамилию. Сказал, что приехал в Кисловодск с Волги, где служит нотариусом. Но вскоре опять принялся за свои причитания и на вопросы отвечать перестал. Ночью не спал. Моча кислой реакции. Белка, сахара нет. T°N. Лечение: ванны в 29°С, впрыскивание диопина по 0,015 – 2 раза (утро/вечер).

Июня 3. – Спал плохо. Ничего не ел, от чая отказался и умолял не уговаривать его. Днем во время обхода было отмечено резкое падение сердечной деятельности, но после впрыскивания эфира сгладилось. Как во время приступа, так и после того пульс в art. radialis dextra совершенно не прощупывался; в левой же руке слышался хорошо. Стул задержан; действие кишечника было только после повторной клизмы с глицерином. За обедом ел молочную кашу и суп. Вечером t° поднялась до 37,4.

Июня 4. – С 4 часов утра стал кричать и биться в кровати. Больной крепко держал правую руку в левой ладони, как бы испытывая сильную боль. Иногда пытался ломать пальцы. Стонал, лицо выражало мучения. В левой руке пульс нормальный. Ест сравнительно сносно. Темпер. утр. – 36,9, веч. 37,6. Лечение: назначен йод.

Июня 5. – На вопросы не отвечает, но, как и раньше, все причитает. Только теперь вместо прежнего «Боже мой!» стал повторять: «Я этого не хотел!» и «Ах, Господи милостивый, что же это такое!». Аппетит недурной. Правая конечность стала значительно теплее на ощупь и немногим разнится от левой. Движения в норме.

Июня 6. – С утра начал плакать и просить есть. Ходил на прогулку. Весь день был возбужден. Больной, видимо, испытывает чувство голода, ест с жадностью – глотает, не делая ни одного жевательного движения. Тарелку бульона с хлебом он моментально съедает, и на лице выражается страх, что служитель не принесет второе блюдо с кашей. С 1-го по 6-е июня прибавил 4 фунта. Отмечается какое-то болезненное, ненасытное чувство голода. После полной тарелки бульона со скобленым мясом и хлебом, а также порции молочной рисовой каши через несколько минут начал кричать, что его вовсе не кормили, а дали только воду в железной кружке и два куска черствого хлеба. Всем стал показывать свой рисунок – цифра 10 и сердце, пронзенное стрелой. На вопрос, что это такое, он только рассмеялся и вполне здраво ответил, что скоро все об этом узнают, а потом разрыдался и стал причитать: «Да кабы я знал, что так случится, кабы я знал!..» Уснул после приема веронала.