Читаем без скачивания Производство пространства - Анри Лефевр

Понятие идеологии устаревает и клонится к закату, пусть даже критическая теория до сих пор допускает его необходимость. Это понятие никогда не было прояснено; им злоупотребляли: марксистская идеология, буржуазная идеология, идеология пролетарская, революционная, социалистическая и т. п.; нелепые разграничения между идеологией вообще и отдельными идеологиями, между «идеологическим аппаратом» и институтами знания и пр.

Что такое идеология без пространства, к которому она отсылает, которое описывает, чью лексику и связи она использует, чей код она содержит? Чем была бы религиозная идеология иудеохристианского образца, не будь в ее основе определенных мест и их названий: церковь, исповедальня, алтарь, святилище, кафедра, скиния и т. д.? Чем была бы Церковь без церквей? Христианская идеология, носительница узнаваемого и неузнанного иудаизма (Бог Отец и т. п.) создала пространства, обеспечивающие ее долговременность. Вообще говоря, то, что называется «идеологией», обретает плотность, лишь вторгаясь в социальное пространство, в его производство, и оформляется в нем. Быть может, сама по себе она и заключается преимущественно в дискурсе об этом пространстве?

Если познание, в соответствии со знаменитой формулой, восходящей к Марксу, непосредственно (а не опосредованно) становится производительной силой и происходит это с появлением капиталистического способа производства[37], значит, отношения между идеологией и наукой меняются. Знание берет на себя роль идеологии. Для идеологии – насколько она отличается от знания – характерна риторика, метаязык, а значит, пустословие и досужие разглагольствования (а не философско-метафизическая систематизация, «культуры» и «ценности»). Более того, идеологическое и логическое могут смешиваться в той мере, в какой упорные поиски когерентности и связности отсекают противоречия как сверху, в информации и знании, так и снизу, в пространстве повседневной жизни.

Репрезентация пространства сумела сочетать идеологию с наукой в рамках практики (социально-пространственной). Типичный пример – классическая перспектива. То же самое сегодня можно сказать о пространстве планировщиков, пространстве локализации, устанавливающем для каждой деятельности свой отдельный локус.

Идеология и знание, почти неразделимые, входят в более широкое понятие репрезентации, которое тем самым вытесняет понятие идеологии. Этот концепт может служить (рабочим) инструментом для анализа пространств, а также обществ, породивших эти пространства и сложившихся в них.

В Средние века пространственная практика включала в себя и сети дорог в окрестностях сельских общин, монастырей и замков, и пути, связующие города, и широкие дороги, по которым передвигались паломники и крестоносцы. Что касается репрезентаций пространства, то они были заимствованы у Аристотеля и Птолемея в христианской обработке: земля, подземный «мир» и светозарный Космос, небеса праведников и ангелов, где обитает Бог Отец, его Сын и Дух Святой. Неподвижная сфера в конечном пространстве, рассеченная по диаметру земной поверхностью, ниже которой расположен ад, а выше, образуя верхнюю часть сферы, находится небесный свод, купол с закрепленными на нем звездами и кружками планет; пространство, пронизанное божественными посланиями и посланниками, наполненное светозарной Славой Троицы, – таково понятие пространства у Фомы Аквинского и в «Божественной комедии». Что же до пространств репрезентации, то здесь в центре окрестностей находились сельская церковь, кладбище, ратуша и поля либо же городская площадь и колокольня. Эти пространства репрезентации служили иногда прекрасным истолкованием космологических репрезентаций; так, путь святого Иакова повторяет на земной поверхности путь, ведущий от созвездия Рака к созвездию Козерога на небесном своде, – Млечный Путь, прочерченный божественной спермой, где рождаются души, которые затем, скользя по склону, падают на землю и находят, если могут, путь к искуплению: паломничество, ведущее их в Компостелу («звездное поле»). Разумеется, тело входило в этот механизм репрезентаций, относящихся к пространству: «Телец властвует над шеей; Близнецы – над плечами; Рак – над руками; Лев – над грудной клеткой, сердцем и диафрагмой; Дева – над желудком; Весы – над нижней частью ягодиц; Скорпион владеет областями, предназначенными для похоти…» – утверждал Альберт Великий.

Можно предположить, что пространственная практика, репрезентации пространства и пространства репрезентации участвуют в производстве пространства по-разному: в зависимости от своих качеств и свойств, в зависимости от общества (способа производства), в зависимости от эпохи. Отношения между тремя этими моментами – восприятием, осмыслением, переживанием – никогда не бывают простыми и устойчивыми; тем более они не бывают «позитивными» в том смысле, в каком это слово противопоставляется «негативному», необъяснимому, несказанному, запретному, бессознательному. Являются ли три эти момента и их изменчивые сопряжения осознанными? Да, и тем не менее о них ничего не известно. Можно ли объявить их «бессознательными»? Да, потому что, как правило, о них не ведают, а анализ выводит их на свет из тьмы, рискуя ошибиться. Эти сопряжения всегда нуждались в проговаривании, хотя оно не равно знанию, даже «бессознательному».

I. 18

Четвертую импликацию можно сформулировать так: если есть производство и процесс производства пространства, есть и история. История пространства, его производства как «реальности», его форм и репрезентаций, отличается и от причинно-следственной цепочки так называемых «исторических» (датированных) фактов, и от конечной или бесконечной последовательности обычаев и законов, идей и идеологий, социально-экономических структур или институтов (надстроек). Производительные силы (природа, труд и организация труда, технические навыки и знания) и, разумеется, производственные отношения играют свою роль в производстве пространства, и эту роль необходимо определить.

Тем самым становится ясно, что переход от одного способа производства к другому представляет огромный теоретический интерес как результат противоречий в социальных производственных отношениях, которые не могут не вписываться в пространство и не вызывать в нем потрясений. Исходя из гипотезы, что каждый способ производства имеет собственное присвоенное пространство, можно предположить, что в процессе перехода производится новое пространство. Сейчас главным объектом считается способ производства, рассмотренный как законченная, замкнутая система; мысль, жаждущая прозрачности, или субстанциальности, или обеих сразу, отдает предпочтение подобному «объекту». Напротив, переходы позволяют выявить производство нового пространства, которое впоследствии будет обустроено. Таков город Возрождения – результат распада феодальных отношений и роста торгового капитализма. В этом процессе складывается код, который мы уже упоминали и анализу которого (с акцентом на парадигму) будет посвящено далее немалое число страниц. Код этот, формирующийся со времен Античности (в греческом и римском городе, но также и в трудах Витрувия и философов), даст язык писателям. Он отвечает пространственной практике и, скорее всего, репрезентации пространства – в большей мере, чем пространствам репрезентации, еще пропитанным магией и религией. Говоря, что код выработан, мы подразумеваем, что «люди» – жители, строители, политики, – разбирая (расшифровывая) реальность, город и деревню, идут уже не от городских сообщений к коду, а от кода к сообщениям, производя соответствующий дискурс и реальность. Следовательно, этот код имеет историю, которая является результатом всей истории города на Западе. Его смысл – позволить городской организации, претерпевшей не одно потрясение, стать знанием и властью, то есть институтом. Что смягчает упадок, конец автономии городов и городской системы как исторической реальности. Над историческими городами воздвигается государство; оно уничтожит их структуру и код. Надстройкой является этот код, а не сам город и пространство, отношения города и деревни в пространстве. Вместе с кодом сложился алфавит и язык города, основные знаки, их парадигма и синтагматические связи. Говоря менее абстрактным языком, сочетание фасадов определяет перспективу; входы и выходы, двери, окна подчинены фасадам и перспективам; улицы и площади образуются вокруг зданий, дворцов политических руководителей и институций (преобладают пока еще муниципальные власти). На разных уровнях – от жилого дома до памятника, от «частного» пространства до территории – элементы этого пространства располагаются и складываются одновременно и знакомым, и удивительным образом, не утратив своего очарования и в конце ХХ века. Код пространства позволял одновременно и в нем жить, и его понимать, и его производить. Он давал не просто способ чтения: в него входили вербальные знаки (слова, фразы с их смыслом, возникающим в результате процесса означивания) и знаки невербальные (музыка, звуки, призывы, архитектурные сооружения).