Читаем без скачивания Путь диких гусей - Вячеслав Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Кучум, не принимавший участия в схватке после того как длинная сибирская стрела пробила ему щит, впившись в левую руку, услышал, что стихли крики у лесного завала, не звенят сабли. Он пошел к тропе, ведя Тая на поводу. Навстречу к нему спешил юзбаша.
— Мой хан, они бежали… Преследовать ли их в лесу?
— Разобрать завал и быстрее к реке. Пожар совсем рядом. Торопитесь.
ХОЛОД ГЛУБОКОЙ ВОДЫ
Старый рыбак Назис терпеливо сидел в долбленке над осетровой ямой. Он приплыл сюда ранним утром, но бог реки не хотел сегодня дать ему рыбу. А ведь Назис обещал поделиться с ним печенью осетра, на которого забросил свою снасть. Речной бог в это лето стал совсем скупым и угнал далеко всю рыбу. Или он обижен на старого Назиса?
А разве не Назис притащил по весне тушу павшей от бескормицы клячи и сбросил ее под лед, в угощение речному богу. Что от того, что от дохлой кобылы сильно воняло? Под водой запах не слышен. О том все знают. И речной бог принял угощение, довольно урча утащил кобылу вниз, в самую осетровую яму. Если бы подарок ему не понравился, то выбросил бы его на берег. А то ведь принял…
— Раз взял мою кобылу, то и мне подари хоть одного осетра, — сердился старый Назис, — зачем ты такой жадный? Так нельзя жить. Тебя никто любить не будет. Люди уйдут с реки, найдут другого бога, а ты совсем один останешься. А знаешь, как худо одному? Тебе не то что кобылы, а и голой кости никто не бросит, отощаешь совсем. Вот я собаку кормлю — она мне зверя гонит. А тебя корми, не корми, не даешь рыбы. Чем я внучат кормить буду? А? Молчишь?! Не ты ли у меня две весны назад последнего младшенького сына забрал?!
При воспоминании об утонувшем во время ледохода сыне у старика задрожал голос и крупные слезы выкатились из мутных, плохо видящих глаз. Дома, в землянке, он не позволял себе такой слабости. Тут же, оставшись один, вволю отводил душу, ругая речного бога, отнявшего у него последнего сына, Двое других много лет назад ушли в набег с ханом и не вернулись. А младший, самый любимый и расторопный, взял в свою землянку их детей. Теперь, уже второй год, они живут с Назисом.
Старик подергал за бечевку, к концу которой был привязан острый стальной крючок с наживкой. Но бечевка подалась легко. Клева не было.
Тяжело вздохнув, старик представил, как ему придется по темноте возвращаться в свою землянку, минуя насмешливые взгляды соседей. Зато никуда не спрячешься, от своей ворчливой старухи, которая станет попрекать за напрасно проведенный день. Утром она отправляла его на озеро ставить сети, но он заупрямился и пошел на реку.
Старик был упрям от природы, и это часто оборачивалось против него. И сейчас можно было давно возвращаться в селение, но он менял наживку и упорно ждал клева.
— Вот скажи, — продолжал он, — почему на озере хозяин воды совсем другой? Не такой скупердяй, как ты? Он людям всегда рыбы дает, не жалеет, как ты, А воды у него меньше, чем у тебя. И рыба зимой вся мрет, когда лед толстый, воздуха мало. Надо было ему кобылу ту снести, сейчас горя бы не знал… А тебя кормлю, кормлю, а ты…
Назис опять подергал за бечевку, но результат тот же.
— Тьфу! — Плюнул он в сердцах в воду. — Чем я тебе не угодил?! Лошади мало показалось? Может, тебе собаку или козу нашу притащить? Ты скажи, мне не жалко.
Только шкуру я себе оставлю, на шапку. Моя совсем износилась. Молока коза почти не дает, у собаки зубы выпали, забирай обоих. Но сперва осетра мне пошли. Много не надо — одного…
Старый рыбак пытался по-хорошему договориться с речным богом, но тот или спал или не хотел помочь старику. Ругая его последними словами, Назис принялся вытягивать бечевку и укладывать в долбленку.
Его лодка, сделанная много лет назад, еще вместе со старшим сыном, была привязана к тяжелому донному грузу у края осетровой ямы. Рядом кружила речная вода, затягивая в омут кору и щепки. Яма была глубокой, и выпади Назис из лодки, навряд ли выбрался бы он на берег. Речной бог суров к людям, нарушающим его покой. Даже сохатыми не брезговал, коль они попадали в омут-ловушку, С ним нельзя ссориться.
Но Назис, огорченный впустую проведенным днем, припомнил хозяину реки все обиды.
— Всем расскажу, какой ты жадный. Слышишь?! — Но из омута неслись слабые побулькивания да вода ласкала близкий берег, оглаживая его, как молодая жена любимого мужа. — Нечем мне сегодня тебя угостить, морда твоя поганая. Что ты хуже меня голодный? На вот, жри. — И Назис в сердцах кинул в воду собственную овчинную шапку. Та, быстро намокая, отплыла от лодки, но старик тут же спохватился, что старуха припомнит ему и эту потерю, и притянул ее веслом к себе.
— Ладно, добром тебя прошу, не дашь осетра — не получишь больше угощений от меня. И другим рыбакам накажу, пусть на озеро идут, а ты голодный сиди. Дашь осетра? — Назис в очередной раз сменил наживку и закинул снасть в воду.
В это время с противоположного берега послышались громкие голоса, и кто-то тяжело плюхнулся в воду. Назис вздрогнул и поднес ладонь к морщинистому лбу, пытаясь разглядеть, что происходит на той стороне. И хоть его глаза уже плохо служили ему, но различили густые клубы дыма, поднимающегося над лесом. Даже запах гари донесло ветром до старого рыбака.
— Чего ж это такое творится?! — С беспокойством закрутил он тощей жилистой шеей. — Неужто охотники лес запалили? Не должно быть. С ними наш хан, он баловаться не позволит. А для костра дыму много…
Тут он увидел стаи лесных дроздов, громко свистящих и пересекающих реку невдалеке от его долбленки. За ними пронеслись недружным строем насмерть перепуганные чирки, а следом и тяжелые селезни, натужно хлопая крыльями, перевалили через реку.
— Однако, большая беда пришла, — запричитал Назис. Старческие руки, обтянутые дряблой желтой кожей, затряслись, задрожали, не слушаясь хозяина. Зазвенело тонким комариным звоном в голове, сильнее замигали глаза, проник в грудь леденящий холод. — Беда, большая беда, — повторял он одно и то же и начал выбирать бечевку, чтоб скорее плыть в селение, известить о лесном пожаре всех соплеменников.
Бечевка сперва легко пошла вверх, но вдруг словно зацепилась за что и резко потянула обратно, сорвала кожу с рук.
— Что за напасть? — удивился Назис. — Коряг здесь не должно быть или принесло откуда? — Но тут лодку так тряхнуло, что старик чуть не вывалился за борт, а бечевка, разматываясь и струясь через борт, резко натянулась и пошла в сторону от берега.
— Осетр! — заорал старик. — Услышал меня речной бог, послал осетра моим внучатам на ужин! Сжалился над старым Назисом! Какой гость, какой гость пожаловал, — ласково зашептал он, закрепляя бечевку на носу лодки. Потом отцепил долбленку от груза, удерживающего ее, и начал остроконечным изогнутым посредине веслом выгребать в сторону от омута, направляясь к берегу.
Но омут и осетр на конце бечевы тянули его с удвоенной силой к себе, словно хотели поиграть со стариком, померяться силами, посмеяться над слабым человеком. У старика напряглась спина и замелькало весло в руках, выталкивая лодку с опасного места.
— Шалишь, меня так не возьмешь. Рано мне к тебе в гости, речной хозяин, рано. Я не дохлая кобыла, не дамся… — И он с удвоенной силой заработал веслом. Безветрие было на руку старику, и он постепенно выгребал со стремнины, приближая лодку к берегу.
Осетр же изо всех сил рвался на глубину, не давая рыбаку ни малейшей передышки. На морщинистом старческом лбу вздулись синеватые вены, обильно высыпали капли-бисеринки соленого пота, вереницей побежали к переносью и сквозь редкие волоски седых бровей проникали в слезящиеся глаза.
Назис тряс головой, сердито сбрасывая со лба соленую влагу, не рискуя выпустить весло из рук, и лишь иногда локтем утирал взмокшее лицо.
Берег медленно приближался к лодке…
Казалось, что именно берег, а не лодка, прикованная к воде, к ощерившейся пасти омута, постепенно надвигается на рыбака. Единоборство рыбака и хозяина реки, давнего должника старого Назиса, постепенно выигрывал человек. Наконец, старческие глаза начали явственно различать береговую отмель, лужицы воды на ней и бесстрашных куличков, снующих по мелководью. Назис глубоко вздохнул и едва не пропустил очередной рывок осетра, который также почувствовал приближение берега и рванулся из последних сил, едва не перевернув долбленку. Старик зло выругался, выровнял лодку и, вскинув голову, различил невдалеке от омута несколько людских голов, невесть как оказавшихся в реке.
Их появление Назис воспринял как угрозу лично себе и пойманному осетру, которого пришельцы непременно отберут у него. У бедного рыбака врагов всегда больше, нежели друзей…
"Сколько их, чьи это люди?" — пронеслось в голове у старика, но не было времени на предположения, ослабевший осетр уже покорно тянулся за лодкой, не противясь своей участи; устал и бог реки, отпустивший рыбацкую лодку, и берег… долгожданный берег был совсем рядом, рукой подать.